– Вот молодец, – сказала она.
Она закурила, положила пачку и зажигалку на кофейный столик и, установив у себя на коленях стеклянную пепельницу и выпуская дым в потолок, сказала:
– Никак не могу отделаться от этой проклятой привычки. Бросала невесть сколько раз. Мать меня ругает. Муж ругает. Дети, так те просто замучили совсем. Я не курила целых три недели. А потом получила известие о смерти брата.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Она стряхнула пепел, как бы стряхивая вместе с пеплом и эти его слова.
– Так кто же вы, мистер Слоун?
– Пожалуйста, зовите меня Дэвид. – И, вытащив из нагрудного кармана, он вручил ей визитку.
Секунду она с рассеянной улыбкой смотрела на визитку.
– Юрист.
– Но я здесь не по делам, миссис Блер. – Он вспомнил, что газеты писали о том, что Эйлин Блер – адвокат и работает в Бостоне. Он надеялся, что это обстоятельство вызовет у нее доверие к нему и они легче найдут с ней общий язык.
– Надеюсь. Приехать за три тысячи миль по делам – значило бы, что дела ваши обстоят неважно. – Она положила визитку на столик. – Так вы говорите, что вам известно что‑то касательно обстоятельств гибели брата?
– Думаю, что да.
Она закинула ногу на ногу и разгладила свои хлопковые брюки‑стретч. Лицом она сильно походила на брата, особенно когда стягивала волосы в конский хвост: выступающая вперед челюсть, по‑ирландски светлая кожа, синие глаза.
– Хорошо. Для начала скажу, что хочу быть с вами откровенной. Я даже не знаю, почему я позволила вам сюда приехать. Я все время спрашиваю себя, почему, когда вы позвонили, я сразу же сказала вам «да». И сама не заметила, как стала объяснять вам, как проехать. Звонков было много, и всем я отказывала во встрече. Но когда я услышала вас по телефону, мне понравился ваш голос, в нем была искренность, которой я не уловила у других просителей. Мне хочется верить, что интуиция меня не обманывает. – Она раздавила окурок в пепельнице и, продолжая говорить, пальцем выбила из пачки другую сигарету. – Но прежде чем вы начнете свой рассказ и станете тратить свое и мое время, разрешите мне сказать вам, что я вот уже три дня слушаю всякую чепуху, а ответов на вопросы что‑то не видно. Мои отец и мать слишком дряхлы для этого, братья заняты бизнесом, что же касается жены Джо... она... как бы еще эмоционально не готова воспринять все это. Мы отправили ее с детьми домой в Бостон – заниматься приготовлениями. Я самая младшая, но я ломовая лошадь этой семьи. Не могу этого отрицать. Стало быть, ответственность лежит на мне. Я сначала была ошеломлена, потом пыталась спорить. Если верить моему доктору, сейчас я должна быть в стадии невольного, через силу приятия, но для этого я слишком взбешена, черт возьми.
Он улыбнулся этим ее словам.
– Имеете право.
Она кивнула.
– Так откуда вы знаете брата?
– Я его не знаю.
Она подняла бровь.
– По телефону вы сказали мне, что Джо позвонил вам.
– Позвонил. Ваш брат позвонил в мой офис в Сан‑Франциско и оставил мне сообщение в четверг вечером, в шесть тридцать по сан‑францисскому времени. – Слоун протянул ей розовый листок с сообщением. – Судя по тому, что утверждают газеты, это уже после того, как его в последний раз видели живым.
– Здесь его служебный телефон, – сказала она, разглядывая сообщение.
– И из того, что он оставил этот номер и просил меня ему перезвонить, можно сделать вывод, что ваш брат намеревался на службу вернуться. – Скрытый смысл этих слов повис в воздухе, как облачко сигаретного дыма. – Говоря проще, ваш брат рассчитывал жить. Непохоже на человека, собирающегося кончать самоубийством.
Блер разглядывала его лицо.
– Но вы ни разу не говорили с ним?
– Нет.
– И утверждаете, что не были с ним знакомы?
– По‑моему, это так, Эйлин. После его телефонного звонка все как‑то усложнилось.
Она кивнула.
– Уж наверное. Вряд ли вы проделали бы три тысячи миль ради того, чтобы передать мне это устное сообщение. Думаю, вам стоит начать все с самого начала, Дэвид.
Прикинув, он решил начать со своего дома.
– В тот вечер, когда ваш брат оставил мне сообщение, кто‑то вскрыл мой почтовый ящик и проник в квартиру. Самое странное, что ничего не было украдено. Они лишь переворошили там все. Я посчитал это простым хулиганством.
– Но теперь так не считаете?
– Тот, кто влез ко мне, что‑то искал, искал определенную вещь. Присланную мне по почте – и прислал ее мне ваш брат.
Потянувшись за портфелем, он вынул из него конверт и вручил его ей.
Она поглядела на конверт.
– Это почерк Джо, – подтвердила она. Вскрыв конверт, она вытащила бумаги и несколько минут изучала их. Когда она подняла глаза на Слоуна, брови ее были нахмурены.
– Документы об усыновлении?
– Документы на право считать себя свободным. Ваш брат нашел их. Не я. До получения этого конверта я понятия не имел, что усыновлен. Я считал, что мои родители погибли в автокатастрофе в моем раннем детстве.
– Не имели понятия?
Это было потрясающим открытием, а кроме того, анализируя чувства, которые он никогда не смел анализировать из страха найти ответ, Слоун понял, что, прочитав бумаги, он ощутил не боль и не гнев. Он ощутил облегчение. Он не помнил, чтобы когда‑нибудь плакал о погибших родителях, мечтал о ласковом касании их рук, скучал без их указки или утешения, и это рождало в нем чувство вины. Почему он ничего не испытывал к людям, которых должен был бы инстинктивно любить? Принесенное конвертом открытие снимало с его плеч груз вины, наваливая, правда, на него груз еще больший. Он с новой силой чувствовал себя теперь кораблем, оставшимся без руля в бушующем море.
Он указал на бумаги в руке Эйлин.
– Эдит и Эрнест Слоун, которых я считал своими родителями, погибли в автокатастрофе, когда мне было шесть лет.
Эйлин Блер листала подшивку.
– Но ведь это бумаги об усыновлении?
– Я так и подумал.
Она перестала листать странички и подняла на него глаза.
– Джо ошибся?
– Здесь вложены бумаги из больницы Святого Андрея в Глендейле, Калифорния. Я попросил филиал моей фирмы в Лос‑Анджелесе добыть для меня эти бумаги. Указанную здесь женщину, ту, что, по всем документам, отдала меня на усыновление, звали Дайана О' Лири. Восемнадцать лет. Не замужем. Проживала с очень религиозными теткой и дядей.
– Господи! – воскликнула Блер.
Она дошла до документов из архивов «Лос‑Анджелес таймс». Дайана О'Лири не выписывалась из больницы с младенцем и не отдавала его на усыновление.
– Она задушила собственного сына! – ахнула потрясенная Блер.
– Районный прокурор ей не сочувствовал, и она получила пятнадцать лет за убийство второй степени. А выйдя на свободу, она умерла, превысив дозу выписанного ей болеутоляющего.
Блер вопросительно взглянула на него.
– Но если эта женщина не отдавала ребенка на усыновление, значит, бумаги не имеют никакого смысла.
– Нет, имеют.
Лицо ее выразило недоумение.
– Кто‑то подделал бумаги с тем, чтобы казалось, будто Эдит и Эрнест Слоуны усыновили ребенка и назвали его Дэвидом.
– Кто это сделал?
– Единственное логичное предположение, что это был ваш брат.
Ее рука с бумагами опустилась.
– Джо? Зачем бы понадобилось ему подделывать бумаги?
– Опять же, в точности сказать не могу, но единственное логичное объяснение, которое приходит мне в голову, Эйлин, это чтобы спрятать меня, скрыть, кто я на самом деле.