Как тебе это?
Его могут убить даже за то, что он слушает такое, – вот о чем думал Фрэнк. Если Момо заподозрит, что я знаю, он все сделает, чтобы я не смог никому об этом рассказать. Но Момо не надо беспокоиться, потому что я даже себе самому ничего не скажу. Впрочем, это не важно. Если Момо узнает, что я знаю о том, как обстоят у него дела с женой, он убьет меня, потому что не сможет посмотреть мне в глаза.
– У женщин тоже есть запросы, – говорит Мари. – Фрэнки, ты ведь понимаешь, о чем я?
– Вроде того.
У Пэтти как будто запросов не было.
– Вроде того? – пришла в ярость Мари.
Однако Фрэнк не очень поверил в ее ярость, потому что она начала спускать платье с левого плеча.
– Миссис А…
– Миссис А., – передразнила она Фрэнка. – Знаю я, что ты весь вечер глаз не сводил с моих грудей. Неплохие грудки, правда? Ну же, прикоснись.
– Миссис А., я ухожу.
– Момо велел тебе ждать.
– Все равно я ухожу, миссис А.
Теперь он видел ее черный бюстгальтер. Груди были круглые, белые, красивые, однако Фрэнк потянулся к дверной ручке, думая: «Если соблазнишь чужую жену, они отрежут тебе яйца и заставят съесть их. А потом убьют».
Таков закон.
– В чем дело, Фрэнки? – спросила она. – Уж не гомик ли ты?
– Нет.
– Наверняка да, – сказала миссис А. – Думаю, ты гомик.
– Нет.
– Значит, ты боишься, Фрэнки, ведь боишься? Его не будет еще несколько часов. Ты и сам знаешь. Наверное, он сейчас с какой‑нибудь шлюшкой.
– Я не боюсь.
Она смягчилась.
– Уж не девственник ли ты, Фрэнки? Я угадала? Ах, малыш, тебе нечего бояться, все будет хорошо. Я все тебе покажу. Покажу, как доставить мне удовольствие, не тревожься.
– Не в этом дело. Я…
– Разве я некрасивая? – нетерпеливо спросила миссис А. – Думаешь, я старая?
– Вы очень красивая, миссис А. Но я лучше пойду.
Он повернул ручку двери, когда она сказала:
– Если ты уйдешь, я пожалуюсь Момо, что ты это сделал. Мне все равно достанется, так что я скажу ему, что ты трахал меня, пока я не закричала. Я скажу ему, что ты затрахал меня до потери сознания.
Фрэнк вспоминает, как сорок лет назад стоял, опустив голову, возле двери и думал: «Что это говорит пьяная дура? Я ведь к ней даже не прикоснулся, а она собирается сказать мужу, что я ее трахнул?»
А если в самом деле?..
Все равно тебе смерть, думал он тогда.
Фрэнк в ужасе смотрел на крошечную фигурку Мари Аеппо, почти освободившуюся от черного платья. Она подносила испачканный губной помадой бокал с «манхэттеном» к пухлым губам, и ее духи витали в воздухе, кружа Фрэнку голову.
Спасло его то, что дверь неожиданно распахнулась.
Мари отвернулась от Фрэнка и быстро поправила платье, когда Момо появился в дверях.
Выглядел он неважно.
Его крепко избили.
Ники Лочичеро втолкнул его в комнату и приказал сесть на кушетку. Момо повиновался, потому что тот держал в руке пистолет тридцать восьмого калибра. Взглянув на Фрэнка, Лочичеро сказал:
– Принеси боссу лед.
Фрэнк пошел к бару.
– Кубики, – сказал Лочичеро. – Из морозилки, черт бы тебя побрал. Иди в кухню.
Фрэнк бросился в кухню, достал форму со льдом из морозилки и выбил из нее пару кубиков. Потом нашел полотенце в ящике и завернул в него лед. Когда он вернулся в гостиную, там уже был ДеСанто. На его лице блуждала бессмысленная ухмылка.
Мари не улыбалась. Она была словно замороженная.
На его лице блуждала бессмысленная ухмылка.
Мари не улыбалась. Она была словно замороженная. Замороженная, окаменевшая и совершенно трезвая.
Фрэнк сел рядом с Момо на кушетку и приложил лед к его опухшему глазу.
– Он сам может это сделать, – сказал Лочичеро.
Фрэнк слушал его и не слышал. Он прижимал лед к глазу Момо. Капелька крови побежала по полотенцу, и Фрэнк свернул его, чтобы она не попала на кушетку.
– Мы кое‑чего не закончили, – сказал ДеСанто, обращаясь к Мари.
– Закончили, – отозвалась Мари.
– Не согласен, – возразил ДеСанто. – Нельзя поиграть с мужчиной, а потом оставить его ни с чем. Это нехорошо.
Он схватил Мари за запястье.
– Где спальня?
Она не ответила. Тогда он ударил ее по лицу. Момо сделал движение, будто хотел встать, но Лочичеро направил ему в лицо пистолет, и Момо опустился на кушетку.
– Я задал тебе вопрос, – сказал ДеСанто и поднял руку.
Мари показала на дверь.
– Вот так‑то лучше, – проговорил ДеСанто и повернулся к Момо. – Я собираюсь пойти и дать твоей жене то, что ей надо, приятель. Ты ведь не возражаешь?
Лочичеро со злостью ткнул пистолетом в висок Момо.
Тот покачал головой.
Фрэнк видел, что Момо дрожит.
– Идем, красотка, – сказал ДеСанто.
Он потащил Мари к двери и втолкнул в спальню. Потом вошел сам и хотел было закрыть за собой дверь, но раздумал и оставил ее распахнутой.
Фрэнк видел, как он бросил Мари лицом вниз на кровать. Видел, как одной рукой он схватил ее за шею, а другой сорвал с нее платье. Видел, как она стояла на коленях в своем черном белье, и ДеСанто стягивал с нее трусики, после чего он расстегнул молнию на брюках. Ему не надо было распалять себя, и он, не медля, вошел в нее.
Фрэнк услышал, как она что‑то пробормотала, и ее тело дрогнуло под тяжестью ДеСанто.
– Это должно было случиться, Момо, – сказал Лочичеро. – Не надо было болтать.
Момо ничего не ответил, лишь обхватил голову руками. Из носа у него текли сопли и кровь. Лочичеро сунул пистолет ему под подбородок и поднял его голову, чтобы он смотрел на происходившее в другой комнате.
ДеСанто оставил дверь открытой, и Момо видел, как он за волосы тянет голову Мари назад, всаживая в нее свой член. И Фрэнк тоже видел. Он видел лицо Мари, размазанную помаду и рот, искривленный так, как он никогда еще не кривился при Фрэнке. Одной рукой ДеСанто тянул ее за волосы, а другой мял ей груди. Он крякал при каждом толчке, и очки косо сидели у него на мокром от пота носу.
– Ты этого хотела, сука? – спросил ДеСанто. – Говори.
Он дернул ее за волосы.
– Да, – прошептала Мари.
– Что?
– Да!
– Скажи: «Трахни меня, Аль».
– Трахни меня, Аль! – крикнула Мари.
– Скажи: пожалуйста. «Пожалуйста, трахни меня, Аль».
– Пожалуйста, трахни меня, Аль.
– Вот так‑то лучше.
Фрэнк видел, как он низко нагнул ей голову и поднял зад, чтобы поглубже войти в нее. Он словно вколачивал сваю, и Фрэнк услышал, как Мари закричала. Тогда Фрэнк не знал, кричала она от наслаждения, или от боли, или от того и другого вместе, и вдруг Мари застонала, завопила еще громче и стала царапать ногтями матрас.
– Эй, Момо, – сказал Лочичеро, – а жена‑то у тебя еще та штучка.
В конце концов ДеСанто отпустил Мари. Он вытерся о ее платье, застегнул молнию и встал с кровати. Потом посмотрел на Мари, которая все еще лежала лицом вниз и тяжело дышала.
– Когда захочешь еще, малышка, – сказал он, – позвони.