Что слышно о пересмотре приговора Филиппа Андерссона?
– Это займет несколько месяцев, – ответила Берит. – Надо будет утрясти кучу формальностей. В обвинительном заключении около тысячи страниц. В нем множество неясностей и небрежностей. Некоторые критики утверждают, что юстиция умирает уже в суде первой инстанции.
– Ты знаешь, что у Филиппа Андерссона есть сестра, которая служит в полиции? – спросила Анника. – Нина Хофман, лучшая подруга Юлии Линдхольм…
– Она сестра Филиппа Андерссона? Я этого не знала.
– Разве это не странно, что у двух таких криминальных типов, как Филипп Андерссон и Ивонна Нордин, сестра – полицейская?
Похоже, Берит стала перелистывать дневной выпуск.
– Нет, для меня это просто две стороны одной и той же медали. Это разные реакции на одни и те же условия воспитания. Я бы так сказала.
– Значит, Нина в этом семействе – белая ворона?
– Странные вещи вообще-то случаются. У предыдущего президента США сводный брат – преступник; мой двоюродный брат Клас-Ёран тоже побывал за решеткой.
– У Билла Клинтона был брат, сидевший в тюрьме?
– Клинтон помиловал его в последний день своего президентства, 20 января 2001 года. Его и еще сто тридцать девять преступников. Это обычай; так делают все американские президенты. Кстати, что поделывает сейчас твоя сестра?
Анника едва не задохнулась от возмущения.
– Биргитта? Не имею ни малейшего понятия. Я даже не знаю, где она живет.
Наступившее молчание исключало даьнейшую дискуссию.
– Так ты думаешь, мне надо установить контакт с подругами Сюзетты? – спросила Берит.
– Лучше постарайся найти шведских родственников Себастиана Сёдерстрёма, – сказала Анника и вздохнула. – Может быть, они догадываются, где находится девочка.
– Мы уже попытались это сделать, но никто не хочет ничего говорить.
– Ну, тогда остается Астрид Паульсон? По всей видимости, она была единственным человеком, у которого были хорошие отношения с Сюзеттой. Может быть, у нее есть родственники, которые что-то знают?
– Это я проверю, – согласилась Берит.
– Ты успела что-нибудь сделать с той серией, о которой говорил Патрик?
– О кокаине? Я давно не видела даже свернутой купюры евро, а уж тем более наркомана…
Она намекала на то, что им надо встретиться в понедельник и обсудить эту тему.
Анника дошла до конца набережной. Здесь находился магазинчик, где самые простенькие матерчатые сумки продавались по пятьсот евро за штуку.
Анника повернулась спиной к витрине и набрала номер Нины Хофман. Нажав кнопку «Вызов», она услышала в трубке щелчки и гудки, потом наступила тишина и раздался механический голос, сказавший по-испански: «Телефонная служба информирует, что в настоящее время соединение с вызываемым номером невозможно. Телефонная служба информирует…»
Анника отключилась.
Почему испанская телефонная служба отвечает по шведскому телефону Нины? Значит, либо Нина Хофман находится в Испании, либо что-то случилось с собственным телефоном Анники.
Она попробовала еще раз.
«Телефонная служба.»
Связь прервалась. Анника посмотрела на часы. Двадцать минут третьего.
Пора отправляться на встречу с Рикардом Марменом.
Маклерское бюро пряталось на задворках британского магазина. Собственно, вся контора состояла из стен и потолка. К витрине была приклеена дюжина объявлений о купле-продаже домов.
Рикард Мармен сидел за столом и работал на компьютере, когда вошла Анника.
– Не верю своим глазам, голубка, – сказал он, встал, подошел к Аннике и расцеловал ее в щеки.
– Никак «Квель-спрессен» решила прикупить недвижимость в Пуэрто-Банусе?
– Ну, не прямо, а через посредников, – отшутилась Анника. – Как идут дела?
– Чертовски неважно, – ответил он. – Рынок стоит мертво. Идет операция «Малайя».
Он посмотрел на недоуменное лицо Анники и сел на стул.
– Сто два человека впутались в этот клубок недвижимости, включая бывших руководителей муниципалитета Марбельи. Взятки за искусственное замораживание рынка недвижимости достигли астрономических сумм. Деньги текут рекой. Шеф отдела дорожного и жилищного строительства, как оказалось, владеет тремя участками, один из которых больше стокгольмской ратуши. Мало того, у него сто одна скаковая лошадь и бассейн с жемчужной водой.
Анника расхохоталась.
– А мы-то думали, что будет скандал, когда выяснилось, что у бывшего премьер-министра есть незаконно оформленный загородный дом с садовым участком.
Рикард Мармен откинулся на спинку стула.
– Мэра города, милейшую даму, взяли в ее спальне, где она отдыхала и приходила в себя после очередной липосакции. В это время десять муниципальных рабочих за государственный счет ремонтировали ее кухню. Теперь будут досконально проверять все разрешения на строительство за последние двадцать лет. До этой проверки будет запрещено брать кредиты в банке. Поговаривают, что радости от покупок жилья поубавится. Так что год от года становится веселее. Стакан вина?
Анника покачала головой и улыбнулась.
– Расскажи о реакции шведской колонии на убийство семьи Сёдерстрём, – попросила она. – Не приведет ли это к бегству шведов с Солнечного Берега?
– Они уже напуганы – если, конечно, не считать преступников и воротил рынка недвижимости. Рост цен остановился из-за операции «Малайя», но ты до сих пор не купишь в Марбелье квартиру дешевле чем за три миллиона, а таун-хаус – дешевле чем за четыре. Самый маленький дом стоит не меньше шести миллионов, а обычный семейный дом – тринадцати миллионов. В Аликанте то же самое можно купить вдвое дешевле.
– Почему недвижимость такая дорогая именно здесь? – спросила Анника.
Рикард Мармен хлопнул в ладоши.
– Потому что Марбелья – это эксклюзив, а Аликанте – это для народа. Платят за адрес. Вообще все это становится невероятно смешным. Смотри сюда!
Он нашел какую-то страницу в Интернете и повернул к Аннике экран:
– Это пустырь за таунхаусами Каритас. Этот земельный участок продается собственником за пять миллионов шестьсот тысяч евро.
Анника посмотрела на фотографию. Посреди улицы торчал заржавленный фонарный столб. Асфальтированная дорога заросла чертополохом и зияла выбоинами. Дальше виднелись густые заросли какого-то кустарника.
– И за это требуют пятьдесят миллионов крон? – скептически произнесла Анника. – Должно быть, это неудачная шутка.
– Вовсе это не шутка, – возразил Рикард Мармен и снова развернул к себе экран. – Поговаривают, что собственник не остановится и на этом.
– Значит, люди здесь не боятся преступности?
Рикард Мармен перестал улыбаться и заговорил серьезно.
– Даже притом, что газовые атаки стали здесь обычным явлением, в первый раз такая атака окончилась смертельным исходом, – сказал он. – Мой опыт доказывает, что люди продолжают жить в своих домах и после газовых атак. Некоторые испытывают неприятное чувство, большее, чем после обычных газовых преступлений, но все равно остаются. Более того, я уверен, что здесь уличных грабежей и убийств куда меньше, чем у вас в Стокгольме. У меня нет цифр, но я знаю, что здесь такое практически никогда не происходит.