Кстати, только в России они платные, даже в супербедном Тунисе ими можно пользоваться просто так.
Оксаны дома не было. Но ключ, как обычно, лежал под ковриком. Я открыла дверь. Рейчал, стаффордширская терьерица, бросилась ко мне с визгом, из кухни выскочили два скотчтерьера: Бетти и Пеша. Они принялись крутиться около ног, а я гладила их нежные, шелковые шкурки. От собак пахло чем-то вкусным, удивительно домашним, каким-то шампунем и печеньем.
В квартире царил ужасный беспорядок. На диване и кресле в большой комнате грудились вещи, у Дениски в комнате все было разбросано. Я удивилась: Оксанка патологически аккуратна, и такое на нее совершенно не похоже. Делать нечего, придется ждать хозяйку. Та вернулась около девяти вечера. Вялая, бледная, ненакрашенная, она опустилась на табуретку у входа и заплакала, увидев меня. Я потрясла ее за плечи:
- Хватит рыдать. Выкладывай, что произошло.
Оксанка еще раз всхлипнула и стала рассказывать:
- Дней десять тому назад я пришла с работы и обалдела. Все вещи из шкафов вытряхнуты, книги валяются на полу, даже розетки отвернули и плафоны сняли. Развинтили, разобрали все, но ничего не украли. Я вызвала милицию, а там сказали, что если ничего не пропало, то дело заводить не будут. Кое-как мы с Денькой все прибрали.
- А где же были собаки?
- Не поверишь, в них выстрелили шприцем со снотворным, и они спали потом почти двое суток. Убивать почему-то не захотели. А на следующий день раздался звонок, и тихий, вежливый женский голос велел отдать "то, что у вас есть, а то хуже будет. Я спросила, что у меня есть, но они ничего не ответили и швырнули трубку. Потом позвонили опять, я взмолились: "Ну скажите, ради бога, что у меня есть?" Женщина в трубке помолчала, потом сказала:
"Вы сделали свой выбор", - и отключилась.
Всхлипывая, Оксана заварила кофе, рассказ ее поразил меня своей безысходностью.
Неделю все было тихо, и вдруг в 7 утра врывается милиция. Три толстых, как кабаны, милиционера ловко справились с миниатюрной женщиной и мальчишкой. Дениске предъявили обвинение в "изнасиловании несовершеннолетней Елены Козловой, 16 лет". Ничего не понимающего мальчика оттащили в сизо №2, или в следственный изолятор, который в народе именуют "Бутырка". Дело ведет следователь Иса Даудович.
Гадко ухмыляясь, он показал Оксанке акт медицинской экспертизы. Несовершеннолетняя Козлова была совершенно зверским образом избита. Целую страницу занимало описание кровоподтеков, синяков и шишек.
- Ну не мог Дениска такого совершить, - повторяла подруга.
Действительно, не мог. Просматривая акт об изнасиловании, Оксанка запомнила адрес потерпевшей и отправилась к ней домой.
Та жила на Красной Пресне в коммунальной квартире. Дверь открыл пьяноватый парень лет тридцати. У Оксанки хватило ума не объяснять, зачем пришла. Мигом сориентировавшись, она представилась учительницей из техникума, "где учится Лена Козлова".
Парень показал комнату. Оксанка толкнула дверь и обнаружила несовершеннолетнюю потерпевшую в совершенно пьяном виде на кровати, на которой белье, очевидно, меняли раз в год. На полу стояла куча пустых бутылок, на столе валялись остатки прокисшей еды. В спертом затхлом воздухе, казалось, не было ни глотка кислорода, на тумбочке красовалось грязное полотенце со следами крови.
Несовершеннолетняя Козлова храпела, как пьяная корова, и не реагировала на внешние раздражители. Оксана вышла из комнаты, и "веселый" сосед сказал, что, если она ищет девочку, он приведет через двадцать минут. Из всего увиденного и услышанного Оксюта сделала вывод, что Елена Козлова - проститутка и ее насилуют давно и долго. С этими сведениями она рванулась назад в милицию к следователю.
С этими сведениями она рванулась назад в милицию к следователю. Тот, продолжая гадко улыбаться, сообщил, что надо было хорошо воспитывать сына, что проститутка - тоже человек и что медицинская экспертиза подтвердила факт изнасилования. Сверкая золотым перстнем, он подмигнул Оксане и начал в подробностях рассказывать, что сделают с Денькой сокамерники.
- Ох, не любят в тюрьме эту статью, ох, не любят, - качал он черноволосой головой.
После всех этих событий, абсолютно больная, подруга ввалилась домой, где и нашла меня, сидящей на груде разбросанных вещей.
В этот момент зазвонил телефон. Я схватила трубку.
- Оксана Степановна? - осведомилась мембрана.
- Да.
- Что же вы не хотите отдать чужое добро? И не бегайте больше к Козловой на дом, можете сломать красивую шею, дети сиротами останутся, собаки передохнут, - издевался мужской хрипловатый голос.
- Что нужно отдать?
- Ну, милая, ты даешь. Верни слезы, а то хуже будет. - И трубка противно запищала.
Мы с Оксанкой уставились друг на друга. Какие такие слезы?
Ночь была бессонной, мы обсуждали разнообразные варианты и поняли, что Денька - фишка в какой-то непонятной игре. Ясно и то, что следователь Иса Даудович нечист на руку. Ну кто сообщил неизвестным бандитам о визите на Красную Пресню?
Рано утром, в 5 часов, я тихонько выбралась из квартиры и поехала в гостиницу. Мы придумали план, гениальный, как все простое, поэтому мой визит в Москву следовало держать втайне.
Выйдя на улицу, я огляделась: никого. Значит, за квартирой не следят. Получив номер в отеле, я отправилась на разведку в Бутырскую тюрьму.
Новослободская улица, д.45, навряд ли забуду когда-нибудь этот адрес. В тихий утренний час у тюрьмы, скрытой во дворе большого кирпичного дома, толпился народ. Почти все с гигантскими сумками в руках.
За двадцать минут я обросла сведениями. Все продукты надо развернуть и разложить по пакетам, сигареты тоже без пачек, яблоки можно, а апельсины нельзя. Сахар только в виде песка, кусок не берут. Мыло, пожалуйста, но шампунь ни за что. А если хотите, передавайте ведро и таз, но только с разрешения начальника тюрьмы, а к нему на прием многокилометровая очередь. На лекарства отдельная передача, записываться за неделю. Причем можно только отечественные препараты, витамины, аспирин - ничего импортного. Это ли не пример патриотизма! На робкие вопросы, начинавшиеся словами "почему?", спрошенные в ответ либо дико хохотали, либо сочувственно говорили: "Вы в первый раз, да?"
В восемь утра узкая дверка приоткрыласъ, и толпа ломанулась внутрь. Людским потоком меня внесло в длинное помещение с окошком. Случайно я оказалась первой. Окошко распахнулось и явило взору девицу лет 30 в гимнастерке. Ни крутая завивка, ни яркая косметика не могли сделать ее хоть сколько-нибудь привлекательной. Маленькие глазки буравчиками воткнулись в мое лицо:
- Имя?
- Дарья.
- Женщины в другом изоляторе. Следующий.
- Простите, я не поняла. Денис.
- Отчество?
- Иванович.
- Фамилия?
С перепугу я чуть было опять не назвала свою.
- Год рождения?
- 1982-й, нет, 1984-й.
Порывшись в картотеке, женщина-робот выкинула бумажку. Отойдя в сторону, я изучила ее - бланк на передачу вещей и продуктов. Сверху красной ручкой проставлена цифра 100. Словоохотливые товарищи по несчастью сообщили, что это номер камеры. Тут же обнаружились родители сокамерников. Я смотрела на них с изумлением. Еще один удар по самомнению - всегда считала, что в тюрьме одни бандиты и родственники у них соответственные.