Если Греггори Мокси в действительности является Греггори Лортоном, вашим первым мужем, а он в настоящий момент жив и здоров, то ваш брак с Карлом Монтейном не может считаться законным.
У нее на глазах появились слезы, губы задрожали и скривились в гримасе.
— Я его так люблю… — выдавила она.
— Расскажите мне о вашем новом муже, — попросил Мейсон, успокаивающе похлопав ее по плечу.
— Вам этого не понять, — сказала Рода Монтейн. — Ни один мужчина не в состоянии этого понять. Я и сама бы не поняла, если бы такое случилось с другой женщиной. Я ухаживала за Карлом во время болезни. Он пристрастился к наркотикам, а его родные умерли бы от стыда, если бы узнали об этом. Я работаю медицинской сестрой. Точнее, работала… Я не хочу вам рассказывать о своем браке с Греггори… Это был сплошной кошмар. Когда я выскочила за него замуж, я была глупой, наивной девчонкой, легко поддающейся чужому влиянию. Он был очень привлекательным, умел ухаживать, на девять лет меня старше. Меня предупреждали, уговаривали не делать глупости, но я воображала, что все эти слова продиктованы завистью и ревностью. В нем была этакая самоуверенность и высокомерное пренебрежение к окружающим, которые так импонируют молодым дурочкам…
— Ясно, — сказал Мейсон и подбодрил: — Продолжайте.
— Все кончилось очень прозаически, — сказала она. — У меня были кое‑какие сбережения, он исчез вместе с ними.
— Вы ему сами отдали деньги, — прищурившись, спросил Мейсон, — или он их у вас украл?
— Украл. Точнее, выманил. Я передала их ему для приобретения каких‑то акций. Он мне наговорил с три короба о друге, попавшем в тяжелое финансовое положение и якобы желающим расстаться с какими‑то необыкновенно выгодными ценными бумагами. Наобещал мне золотые горы… Я отдала все, что у меня было. Он отправился за акциями и больше не вернулся. Я никогда не забуду его прощальный поцелуй.
— В полицию сообщали? — поинтересовался Мейсон.
— О деньгах я ничего не говорила, — призналась она. — Я решила, что с ним что‑то случилось. Я обратилась в полицию с просьбой разузнать о всех несчастных случаях, обзвонила все больницы и даже морги. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что он меня просто‑напросто надул. Вполне возможно, что я была не первая, обманутая им.
— Что мешает вам сейчас заявить в полицию о его обмане? — спросил адвокат.
— Я не смею.
— Почему нет?
— Я… я не могу вам сказать.
— Почему нет? — снова спросил Мейсон.
— Никогда и никому я об этом не расскажу, — всхлипнула Рода Монтейн. — Из‑за этого я когда‑то чуть не наложила на себя руки.
— Пистолет в вашей сумочке предназначался для этой цели?
— Нет.
— Вы хотели убить Греггори?
Она отвела глаза в сторону.
— Именно поэтому вас интересовал Corpus delicti? — настаивал Мейсон.
Она всхлипнула.
— Послушайте, — сказал Мейсон, положив ей на плечо руку, — у вас неприятности, вы слишком расстроены. Вам необходимо иметь человека, которому вы могли бы во всем довериться. Я сумею вам помочь, уверяю вас. У меня были гораздо более сложные дела. Расскажите мне всю правду, и я сумею решить ваши проблемы.
— Я не могу… — снова сказала она. — Я не смею… Это слишком… Нет, не могу.
— Ваш новый муж об этом знает?
— Господи! Нет, конечно! Если бы вы разбирались в ситуации, то не спрашивали бы о таких вещах! У Карла своеобразная семья…
— В каком смысле?
— Вы никогда не слышали о мистере Филиппе Монтейне из Чикаго?
— Нет.
И чем он знаменит?
— Это очень богатый человек и своенравный человек, из тех, что возводят свое происхождение до первых переселенцев и тому подобное… Карл — его сын. Я не нравлюсь Монтейну‑старшему. Вообще‑то, он меня даже не видел, но одна мысль о том, что его сын женился на какой‑то медсестре, просто выводит его из себя.
— Муж не знакомил вас со своим отцом? — уточнил Мейсон.
— Нет, — ответила она.
— Тогда почему вы решили, что…
— Я читала его письма к Карлу.
— Знал ли Филипп Монтейн о намерении Карла жениться на вас?
— Мы обвенчались тайно.
— Карл во всем слушается отца?
— Да, — кивнула она. — Если бы вы были знакомы с Карлом, то сразу бы это поняли. Он все еще слаб. Слаб и физическом, и душевно — из‑за пристрастия к наркотикам. У него совершенно отсутствует сила воли. Со временем это, конечно, пройдет… Вы ведь знаете, что наркотики делают с людьми… Пока он все еще нервный, неуравновешенный, почти безвольный…
— Вы знаете все его недостатки и все же любите его? — удивился Мейсон.
— Я люблю его больше жизни! — воскликнула молодая женщина. — Я дала себе слово сделать из него человека. Для этого необходимы лишь время и кто‑то сильный, чтобы поддержать его. Если бы вы знали, через что я прошла!.. Вы бы, возможно, поняли, как я его люблю и за что. После первого замужества я жила словно в аду. Часто мне хотелось покончить с собой, но в последний момент не хватало характера… Первый брак что‑то убил во мне… Мне уже не полюбить так, как я любила Греггори. В моем нынешнем чувстве есть много от материнского. Первая моя любовь была попросту иллюзорной. Я мечтала о человеке, которого могла бы боготворить, на которого могла бы молиться… Вы понимаете, о чем я говорю, мистер Мейсон?
— А ваш новый муж ценит ваше чувство?
— Я надеюсь на это. Он привык во всем подчиняться отцу. Ему с самого детства внушили, что основное в жизни — фамилия и положение в обществе. Он стремится пройти жизнь, подпираемый плечами давно умерших предков. Он считает, что семья — это все. У него это стало своего рода манией.
— Наконец‑то вы стали говорить серьезно, — усмехнулся Мейсон. — Расскажите обо всем, что у вас на душе, и вам станет значительно легче.
— Нет, — покачала она головой. — Я не могу рассказать
— Что вы скрываете? — спросил Мейсон.
— Нечто такое… Не мучайте меня, мистер Мейсон.