Если уж вы идете туда, не сочтите за труд попросить Тамаё прийти сюда?
– Будет сделано.
Фурудатэ удалился, но Макака и не думал уходить, стоял на середине пролета лестницы, обводя глазами наблюдательную площадку.
– Макака, вам еще что‑нибудь нужно?
– Ага, ну… случилось кое‑что… этакое.
– Этакое? – переспросил инспектор Татибана.
– Ага, одна лодка пропала.
– Лодка?
– Ага. Каждое утро осматриваю сад, ну, вроде как проверяю, все ли в порядке. Но нынче, как только встал, пришел сюда, а ворота канала открыты. Точно помню, ворота я вчера закрывал, еще засветло, вот и подумал, что‑то тут не так. Заглянул в лодочный сарай, и точно, одна из трех лодок исчезла.
Инспектор Татибана и Киндаити удивленно переглянулись.
– Значит, ты хочешь сказать, что кто‑то ночью выехал на этой лодке?
– Чего не знаю, того не знаю. Знаю только, что одна из лодок пропала.
– И ворота канала были открыты?
Макака мрачно кивнул.
Киндаити инстинктивно оглянулся на озеро, однако на воде, исполосованной дождем, не было ничего похожего на лодку.
– Ваши лодки как‑нибудь помечены?
– Ага, у них у всех на борту черной краской написано «Инугами».
Инспектор взмахнул рукой, и три детектива бросились вниз по лестнице – несомненно, отправились искать исчезнувшую лодку.
– Очень вам благодарен, Макака. Если заметите еще что‑нибудь, пожалуйста, дайте мне знать.
Макака неловко поклонился и затопал вниз.
Инспектор Татибана повернулся к Киндаити.
– Господин Киндаити, что вы об этом думаете? Может быть, убийца погрузил тело Такэ в лодку и куда‑то отвез его?
– Не уверен, – сказал Киндаити, вглядываясь в туманную дымку над озером. – Но если это так, значит, убийца – человек посторонний, потому что он уплыл в лодке и не вернулся.
– Не обязательно. Он мог привязать к телу груз и бросить его в озеро, потом догрести до берега, высадиться и вернуться сюда через холмы.
– Но это слишком рискованно. Если преступник заранее решил выставить отрезанную голову вот так, напоказ, как он это сделал, ему незачем было рисковать, скрывая тело.
– Хм. Похоже на то.
Татибана бессмысленно уставился на отвратительную лужу крови и вдруг неистово замотал головой.
– Господин Киндаити, не нравится мне это. Зачем было отрезать голову? Зачем насаживать голову на куклу? Мне это совсем не нравится. Меня от этого дрожь пробирает.
В этот момент по лестнице поднялась Тамаё. Взгляд ее больших глаз затуманился, она, однако, от этого не стала менее привлекательной. Напротив, испуг и некоторая беспомощность только усилили ее красоту, нежную и печальную – подобную хрупкому цветку, истомившемуся под дождем.
Татибана кашлянул и сказал:
– Благодарю вас, что пришли. Прошу вас, садитесь.
Тамаё глянула на жуткую лужу крови, глаза ее на мгновение расширились от страха, она поспешно отвернулась и неловко присела на плетеный стул.
– Я попросил вас прийти, чтобы выяснить, узнаете ли вы эту вещь.
Увидев брошку на ладони Татибана, Тамаё на мгновение окаменела.
– Да, узнаю. Это… это моя.
– Понятно. А не можете ли сказать, когда вы ее потеряли?
– Могу. Очевидно, вчера вечером.
– Где?
– Скорее всего, здесь.
Татибана и Киндаити быстро обменялись взглядами.
– Значит, вы были здесь вчера вечером?
– Да.
– В какое примерно время?
– Думаю, около одиннадцати.
– Что заставило вас прийти в такое место в столь поздний час?
Тамаё вертела в руках носовой платок, вертела и теребила так долго, что казалось, сейчас он разорвется пополам.
– Послушайте, если сказали одно, почему бы не сказать остальное? Расскажите нам все. Зачем вы пришли сюда?
Словно приняв решение, Тамаё резко подняла голову.
– Говоря по правде, вчера вечером я встретилась здесь с Такэ. Хотела обсудить с ним кое‑что наедине.
Кровь совершенно схлынула с ее лица.
Татибана бросил на Киндаити еще один взгляд.
– Вы встретились здесь с Такэ вчера вечером?
В глазах инспектора Татибана мелькнуло подозрение. Киндаити смутился и тоже нахмурился, уставившись на бледную, без кровинки в лице, Тамаё, в профиль похожую на загадочного сфинкса.
– Какое у вас было к нему дело? Ах да, я так полагаю, это Такэ попросил вас прийти.
– Нет, вовсе нет, – живо заявила Тамаё. – Это я попросила его прийти, обещала быть здесь часов в одиннадцать. – Сказав это, она отвела глаза и принялась разглядывать озеро. Дождь, очевидно, усилился, капли били по воде все сильнее и беспорядочней, это предвещало бурю.
Татибана и Киндаити снова переглянулись.
– Так, понятно. – Татибана закашлялся. – И что? Какое у вас было к нему дело? Вы сказали, что хотели что‑то обсудить с ним наедине.
– Да, это так. Хотела кое‑что сообщить Такэ по секрету, чтобы никто больше этого не знал.
– И что это было?
Тамаё вдруг оторвала взгляд от озера и посмотрела прямо в лицо инспектору.
– Что ж, теперь, после того, что произошло, могу сказать вам все честно и откровенно, – проговорила она твердо, словно приняв решение, и рассказала любопытную историю. – Господин Инугами был очень добр ко мне. Еще когда я была ребенком, он всегда обращался со мной с любовью и нежностью, словно я была его внучкой. Уверена, что вы оба уже знаете об этом.
Действительно, Киндаити и Татибана очень хорошо это знали. Привязанность старика к Тамаё была очевидна из содержания его завещания.
Оба молча кивнули, и Тамаё продолжила, глядя куда‑то, то ли в даль, то ли в себя.
– Однажды господин Инугами подарил мне часы. Не теперь, а давно, когда я еще носила косички. Карманные часы «Таванна», карманные часы с крышкой, те, что были у господина Инугами. Это не дамские часы, но я была ребенком и почему‑то полюбила их, и всякий раз, оказавшись рядом с господином Инугами, просила его достать их из кармана и позволить мне потрогать их. Потом, как‑то раз, он рассмеялся и сказал: «Если они тебе так нравятся, Тамаё, я их тебе подарю. Это мужские часы, так что ты не сможешь носить их, когда вырастешь, но… Но вот что: думаю, ты сможешь подарить их тому, за кого выйдешь замуж. До той же поры береги их хорошенько, ладно?» Он, конечно, шутил, но с этими словами отдал мне свои часы.
Инспектор Татибана и Киндаити с недоумением взирали на прекрасный профиль Тамаё. Какая связь между этими часами и событиями прошлой ночи? Однако мужчины не решились прервать ее. Они молча ждали, заметив, что, несмотря на всю мерзость нынешней ситуации, как только Тамаё заговорила о покойном Сахэе, ее брови, глаза и губы засвидетельствовали ее глубочайшую любовь к нему.
Все еще с мечтательным выражением на лице Тамаё продолжала свой странный рассказ.
– Я была в восторге. Всегда носила часы при себе, даже клала рядом с подушкой, когда ложилась спать. Тик‑так, тик‑так – слышать этот четкий, острый звук – это был такой восторг. Я берегла их. Но все‑таки я была ребенком, и как‑то умудрялась ломать их – то слишком сильно заведу пружину, то случайно намочу. И вот, когда такое случалось, чинил их Киё.
При упоминании этого имени волшебная сказка Тамаё из далеких времен начала приобретать реальные очертания. Слушатели удвоили внимание.
– Между Киё и мной всего три года разницы, но у него всегда были умелые руки, даже в детстве, и он любил возиться со всякими механизмами.