– Простите, но это вы решили. Пауза.
– Я продаю картины. Различным фирмам и компаниям.
– Как интересно!
– Вовсе нет, – резко парировал он. Он откинулся на спинку кресла. – Не хотите начать разговор заново?
Слова эти ошарашили ее.
– Не знаю... А с какого места заново? Он пожал плечами.
– Ну, мы делали заказ. Это повторять, во всяком случае, мы не будем, так как первая трещина, как мне кажется, наметилась здесь? Я прав? Вы рассердились. Я не ошибся?
Она издала сердитый смешок.
– Вернее будет сказать, что здесь я заскучала после многообещающего знакомства.
– Знаю. – Он вздохнул. – Еда – мой грех. Должен признаться, что еду я люблю не меньше секса.
– И едите регулярно, не правда ли? – сухо осведомилась она.
– Верно. И всегда готов съесть еще немножко, – сказал он, улыбнувшись на этот раз широко, отчего морщины на его лице обозначились четче. Держу пари, что после такой улыбки каждая из них готова есть у тебя с руки, подумала она. И не только есть. Хотя и она с ним не скучает, не очень понимая, правда, интересует он ее чисто профессионально или как‑нибудь иначе.
– Ну а с вами как обстоят дела, Сэмюел? Женаты?
– Да, женат.
– Дети?
– Нет, детей нет.
– И давно вы женаты?
– Восемь лет.
– Это долгий срок. И ваш брак удачен?
– Более или менее.
– Сейчас, по‑видимому, вы в фазе менее удачной.
– Не совсем так. – Он сдвинул брови. – Послушайте, в вашем сообщении вы ясно дали понять, что ищете не мужа.
– Верно.
– Вот и хорошо. Она рассмеялась.
– Ну а чего ищете вы?
– Да, думаю, того же, что и вы, – негромко сказал он и замолчал, наполняя ее бокал, потом свой. – Расскажу вам, как обстоит дело. Живу я за границей – во Франции, но каждый месяц на пару‑другую дней приезжаю в Лондон по делам, и в это время я чувствую себя... ну, вдали от дома, что ли. Так, будто я – не я, а кто‑то другой. Мне нравится это ощущение. Оно возвращает мне... как бы это сказать? Своего рода цельность. – Он сделал паузу на случай, если она хочет что‑то сказать, но она молчала. – В прошлом году у меня был роман с женщиной, с которой я познакомился в самолете. Роман этот длился два месяца. Мне с ней было очень хорошо, и я сожалел, когда все кончилось. Наверное, я надеялся на повторение такой истории.
– И подумали, что объявления о знакомствах – подходящий способ отыскать кого‑то в этом роде?
– Не хуже прочих способов.
Она слегка передернула плечами.
– Что ж, по крайней мере, честно.
– Я таков и есть, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Честный. Честное слово! Есть люди, которые скрывают за этим недостаток морали. Но не у всех это так. – Перчатка брошена. Он усмехнулся. – Послушайте, что касается меня, то соблюдения приличий тут не требуется, хорошо? Если вы почувствуете, что это не то, что вам надо – меньше или больше того, что требуется, – вы можете прервать все это в любую секунду, как только пожелаете.
Она задержала на нем взгляд. Хотя слова его и были циничны, в его устах циничными они не казались. Наоборот, в голосе его слышалась даже какая‑то теплота. В противовес этому, в цинизме можно было обвинить ее, во время их разговора делавшую мысленные заметки для будущего очерка.
– Спасибо, я это учту. А кто в таком случае заплатит по счету? Я хочу сказать, если я предпочту уйти?
Он осклабился.
– Поскольку я, так или иначе, отведаю что‑нибудь с вашей тарелки, думаю, будет справедливо, если по счету заплачу я.
Она кивнула.
– Ну а если произойдет так, что уйти захотите вы?
– Нет, сначала я уж поем, – Он поднял на нее глаза. – Я не захочу... Я имею в виду, не захочу уйти. И пусть не покажется вам это чересчур самонадеянным, но мне кажется, что и вы также не захотите уйти. По крайней мере, пока.
Она глядела на него, чувствуя, как начинает шевелиться в ней желание – легкое покалывание где‑то в районе диафрагмы. Это все биология, подумала она, остаточные проявления поля – не более. Этим можно и пренебречь.
Она глубоко вздохнула и, сама того не желая, вдруг выпалила:
– Я люблю дочь.
Мне понятны ваши чувства. Я люблю жену.
Вовсе не рассердившись, она тихонько цокнула языком:
– Но, однако, с нею я не сплю. Замешкавшись лишь на секунду, он сказал:
– И я с женой не сплю. – И с легкой улыбкой добавил: – Почти. А почти – не считается.
Она не ответила ему улыбкой.
– Но должен признаться вам, Анна, что очень хотел бы спать с вами.
Будучи достаточно умен, чтобы уже в самом начале не опростоволоситься столь примитивным образом, он, видимо, знал, что ей такое сказать можно. Что он не смутит ее подобным признанием. Вот сейчас легко все и прекратить, подумала она. Хороший очерк у тебя уже в кармане, а больше тебе ничего и не надо. Если только и вправду тебе больше ничего не надо – разве нет у тебя иных желаний?
– Вам не кажется, что ваши действия чисто рефлекторны – как, проголодавшись, приняться за еду?
Он засмеялся.
– Допускаю, что это может выглядеть патологией, однако уверяю вас, что это не так. Неудача меня не обескуражит. Мне случалось проделывать это и в одиночестве. В прошлом такое бывало. – Он помолчал. – Я предупредил вас, что честен и откровенен с вами.
– Бывало? И за этим же столиком? – воскликнула она, изобразив негодование.
Он пожал плечами, словно извиняясь:
– Нет, в последний раз это было за столиком номер сто десять.
Она бросила взгляд в направлении 110‑го столика. Парочка там ела, о чем‑то деловито беседуя – судя по всему, разговор был не столько оживленным, сколько по‑домашнему уютным. Парочка, в полном смысле слова.
– А что, если не получится? – спросила она, опять возвращаясь к нему.
– Вы имеете в виду секс? Что ж, тогда мы вкусно поедим и полюбуемся видом. Но не получиться не может. С хорошей партнершей я в этом дока даже больший, чем в еде. Доверьтесь мне. И себе доверьтесь.
Она откинулась в кресле, вытянув под столом ноги. Ступня ее коснулась его ступни. Секунду он оставался неподвижен, потом рука его скользнула вниз и обхватила ее голую щиколотку; указательным пальцем он скинул с нее туфлю и медленно гладил теперь подошву ее ноги. Палец его был гладким. Плоть терлась о плоть. Он знал, что делал, Трудно было бы отрицать, что прикосновение это ей приятно. Хоть и несколько грубо.
– У меня есть идея получше, – сказала она. – Почему бы нам вообще не пожертвовать едой?
Он вытаращил на нее глаза, и впервые она увидела на лице его замешательство. В нем происходила борьба, он соизмерял альтернативы, и даже прикосновения его стали рассеянными. Когда‑то она хорошо умела объединять страсть с озорством, и это делало ее неуязвимой для обид и разочарований. Вот сейчас бы вернуть мне это умение, думала она. Я созрела для него. Она засмеялась так громко, что за соседним столиком прекратили есть и обернулись к ним.
Пока она говорила, решение, так или иначе, формулировалось.
– Что ж, по крайней мере, тут вы не солгали, – сказала она, тихонько отодвигая ногу, и, сразу же почувствовав к нему жалость, добавила: – Но, по‑моему, неразумно было бы нам достигать пика уже здесь и на этом этапе.