Кирюшка у репетитора, продирается сквозь колючие дебри математики, Лиза постигает у другого преподавателя английский, Катя и Сережа с Юлечкой небось торчат на работе.
Погладив прыгающих от радости собак, я втащила в ванную комнату пакет с гнильем и развязала его. Муля, Ада, Рейчел и Рамик задергали носами, потом, расчихавшись, убежали. Я осторожно, двумя пальцами, вытащила скользкий, отвратительный кусок и на секунду призадумалась: мыть его или сунуть крокодилам так? Навряд ли они чистят мясо перед едой.
– Ася, Вася, кис‑кис‑кис, – запела я и швырнула кусман в ванну.
Крокодилы ожили и подобрались к добыче, но есть не спешили. Я вновь заглянула в пакет, сверху лежал довольно большой шмат печени. Может, им по вкусу субпродукты?
Но ни почки, ни печенка, ни рубец не произвели на Асю с Васей желаемого впечатления. Я вывернула в воду весь пакет. Чем же их кормить? Ведь с голоду подохнут! Может, им мешает яркий свет и мое присутствие? Сейчас умоюсь и пойду отдохну. Сами понимаете, что принять душ было невозможно. Поэтому я, скинув джинсы и пуловер, изогнувшись буквой S, влезла под кран в раковине и кое‑как, облив весь пол, вымылась. Вода попала на тапочки, поэтому в спальню я потопала босиком.
Внезапно на меня навалилась усталость. Я плюхнулась на кровать. Половина девятого, никто из домашних не придет раньше девяти. Полежу полчасика, а потом сделаю ужин. Уже залезая под одеяло, я вспомнила, что в ванной на полу осталась моя одежда, но сил встать и убрать ее просто не было. «Ничего, – промелькнуло в голове, – вот только покемарю пару минуточек, и порядок».
Из коридора донесся тоненький, заунывный вой. Наши мопсихи обожают залезать в кровать к тому, кто решил вздремнуть. Но я хитрая, поэтому сейчас не впустила Аду с Мулей в комнату. Стоит им ворваться в спальню, как можно проститься с покоем. Сначала собачки, сопя, затеют дележку территории, норовя сесть мне на макушку, затем, прижавшись к хозяйке, утихомирятся и заснут, придавив собой мое одеяло. Ни пошевелиться, ни сменить позу в этой ситуации мне не удастся. Поэтому пусть сидят где угодно, но не здесь.
Без мопсих вся койка только в моем единоличном распоряжении. Одна беда: поняв, что ее лишили сладкого сна рядом с хозяйкой, гадкая Мульена начинает выть. Адюша ведет себя тише, просто ложится, прижимает нос к щели между полом и дверью и начинает шумно вздыхать.
– У‑у‑у, – стонала Мульена, – у‑у‑у.
Я уже решила было встать и впустить мопсих, и тут Морфей одолел меня.
– О‑о‑о, – услышала я.
Рывком вскочила и обнаружила, что в комнате совершенно темно.
– О‑о‑о, – стонала Муля, – о‑о‑о!
Господи, который час? Пальцы нашарили будильник. Одиннадцать! Ничего себе, прилегла на пять минут и продрыхла столько времени. Но почему так плачет Мульена? Неужели никого еще нет дома?
– Так и знала, – завопила Муля.
И в ту же секунду я поняла, что это не мопсиха, а Юля.
– Так и знала! – кричала Сережина жена. – Ужас!
– Мамочка, – заголосила Лиза, – сколько крови! Ой! Это она? Юль, скажи, она?
– Она, – вплелся в хор голосов Сережкин бас, – она, на одежду гляньте!
– Господи! – запричитала Юля. – Господи!
Послышался грохот, потом Сережка завизжал:
– Чего стоите? Тащите ее отсюда! Ну Лампа! Ну Лампа! Немедленно звоните Кате!
Я затаилась в комнате, боясь выйти. Если сейчас высунусь наружу, они меня убьют. Очень не вовремя свалил меня, несчастную, сон. Я плюхнулась под одеяло с твердым намерением встать через полчаса, поэтому не стала убирать в ванной. На стиральной машине остался пакет из‑под тухлятины, в воде плавают недоеденные крокодилами ошметки, и запах в санузле стоит еще тот.
Прикиньте, как обозлились домочадцы, обнаружив сей натюрморт! Да еще в кухне вместо вкусного ужина лежали на столе сырая курица и нечищеная картошка.
Нет, из комнаты нельзя даже высовываться. Нужно забиться под одеяло и лежать тихо‑тихо, не чихая и не кашляя. Даже очень обозлившись на меня, домашние не станут будить крепко спящего человека. Главное, продержаться до утра, а там они слегка успокоятся.
Приняв решение, я натянула на голову плед и стала мирно погружаться в дремоту. В квартире тем временем разворачивались масштабные действия.
Кто‑то с топотом носился по коридорам, Муля выла, Рейчел гавкала, Ада и Рамик нервно повизгивали. Слышались всхлипы и возгласы Сережки. Он безостановочно твердил:
– Ну Лампа! Ну Лампа!..
Под его выкрики я вновь заснула. Разбудил меня резкий грохот и незнакомые, грубые мужские голоса.
– Куда?
– Здесь!
– Да уж, картинка!
– Пусть вылавливают.
– Не могу этого видеть, – раздался баритон Володи Костина, – как же так? А? Как?
– Ну Лампа! Ну Лампа!.. – словно заезженная пластинка, твердил Сережа.
– Вызвали «Скорую»? – вплелся в хор совершенно убитый голос Кати.
Я обозлилась. Ай да Юля! Целое представление устроила! Всех позвала: Володю, Катю! А все для того, чтобы продемонстрировать разгром в ванной.
Залязгало железо.
– Это все, что осталось? – спросил кто‑то незнакомый.
Внезапно раздался плач.
– Да! Да! Ужасно.
– Помогите, ей плохо!
– Врача!
– Нашатырь!
– Вова, неси ее в спальню.
– Да не вылавливай сейчас, видишь, люди в шоке!
Я натянула халат и вышла в коридор. Пусть убивают, все равно спать в таком шуме невозможно. Первой меня увидела Юля, стоявшая с заплаканным лицом в коридоре между ванной и туалетом.
– Лампа! – взвизгнула она.
– Добрый вечер, – пролепетала я, ожидая услышать гневную отповедь типа: «Как ты могла…»
Но Юлечка неожиданно всхлипнула, закатила глаза и съехала по стене на пол. Я кинулась к ней.
– Тебе плохо?
Из Лизиной комнаты вынырнула Катерина, в руке она держала использованный шприц.
– Юле дурно, – крикнула я, – помоги!
Но Катюша, всегда моментально бросающаяся всем на помощь, попятилась и прошептала:
– Ты…
– Я? А что?
– Ты…
– Я!!!
Да что с ней!
– Это я! А кого ты думала увидеть?!
– Мама, – внезапно заорала Катя, – Лампа!
Из ванной высыпала толпа мужиков во главе с Вовкой, из гостиной вылетели Сережа и Кирюшка.
– Лампа! – завопили они. – Ты?!
Не понимая, отчего все взвизгивают при виде меня, я довольно сердито ответила:
– Что страшного вы тут увидели, а? Можно подумать, будто мы десять лет не встречались.
Внезапно наступила тишина. Юлечка, открыв глаза, уставилась на меня в упор, Кирюшка и Сережа, разинув рты, молчали, а Катерина отчего‑то быстро крестилась. Я ощутила некоторый дискомфорт. Может, пока я спала, в доме что‑то случилось?
Неожиданно Костин, шагнув вперед, упер в меня указательный палец и заорал:
– Она жива!
От негодования у меня потемнело в глазах. Что он имеет в виду, делая подобное заявление?
В ту же секунду Вовка вопросил:
– А теперь быстро признавайтесь, кому из вас первому взбрело в голову, что Лампудель сожрали крокодилы?
Я на секунду потеряла дар речи, но потом обрела его.
– Меня? Аллигаторы? Что за бред!
Юлечка кое‑как встала и еле слышно пробормотала:
– Я пришла домой, вижу, никого нет.