– Значит, он идиот!
– Ты дал какие‑нибудь бумаги Медведеву?
– Нет, естественно. Я ушел в лабораторию, вернулся, спел песню про «ТТ» и велел ему прийти через три месяца. Да что случилось? – забеспокоился Федор. – Он может что угодно в голову себе вбить, официального заключения у него нет! Анализ не проводился!
– Даша, – закричала Таня, – открой дверь, я в ванной!
Сунув трубку в карман, я ринулась в прихожую, распахнула дверь и увидела улыбающихся Настю и Мишу.
– Вы на вертолете летели? – вырвалось у меня. – Только что из лаборатории звонили.
– А вот и нет, – засмеялся Медведев.
– Мы из супермаркета, – перебила его Настя.
– Танька! – заорал муж. – Картошку сварила?
– Сейчас, – глухо ответила из ванной жена.
– Шампанское на стол! – заорал Медведев, я попыталась слегка охладить Мишин пыл:
– Рано закатывать праздник! Анализ еще не готов!
– Молибог заверил, что мы родные, он почти стопроцентно уверен.
– Ты его правильно понял?
– Да! – сияя улыбкой, ответил Миша. – Он еще рассказал про какую‑то «ТТ», она у нас с Настеной общая. Велел на диете посидеть и еще раз приехать! Но я больше не пойду! И «ТТ» одна, и диета нам нужна! Вот они, доказательства! Порулили, дочка, отмечать! Танька, немедленно вылезай!
Дверь ванной приоткрылась, в коридор бочком вышла Татьяна. Чтобы скрыть следы рыданий, она слишком густо наложила тональный крем и покрыла ресницы толстым слоем туши.
– Звал? – еле слышно осведомилась она.
– Та‑та‑тата, тата‑тарарам! – запел муж. – Настя, начинай!
– Дорогая Танечка, – нежным голоском завела девушка, – мы раньше недопонимали друг друга, часто ссорились, и я тебя оскорбляла!
– Ерунда, – сквозь зубы процедила Медведева, – дети часто совершают глупости.
– Я полностью расплатилась за свою ошибку, – не обращая внимания на Татьяну, вещала Настя, – теперь я вернулась, и, надеюсь, наша жизнь потечет иначе. Ведь так, папочка?
Миша обнял дочь.
– Да, мое солнышко!
– В знак дружбы, – сказала Настя, – я хочу сделать тебе, мама, подарок.
Девушка наклонилась, взяла один из принесенных пакетов, вытащила оттуда нечто плоское, прямоугольное и протянула Татьяне. Та машинально взяла сверток и спросила:
– Что это?
– Разворачивай, – захлопала в ладоши Настя, – аккуратней, она окантована.
Я с интересом наблюдала, как Таня осторожно снимает темно‑коричневую бумагу. Наконец взору предстало полотно с леденящим душу сюжетом: зимний лес с деревьями, покрытыми инеем. У одной из елей сидит привязанная веревкой к стволу девочка в лохмотьях. С правой стороны композиции из чащи выглядывает Дед Мороз, с левой изображена красивая молодая черноволосая женщина, очень смахивающая на цыганку, она явно убегает с места преступления – привязала ребенка к стволу и уносит ноги.
– Вот, Танечка, – сказала Настя, когда Медведева замерла с «шедевром» неизвестного примитивиста в руках, – я случайно увидела это полотно в магазине и поняла: оно должно висеть у тебя в спальне.
– В спальне? – с неприкрытым ужасом повторила Татьяна.
– Да, да, – закивала девица, – как напоминание о том, какая ты хорошая!
– Не понимаю, почему эта… э… жуткая сцена должна восприниматься Татьяной в мажорном ключе? – не утерпела я.
– На мой взгляд, это мрачноватое произведение.
– Это сюжет из моей любимой сказки «Морозко», – пояснила Настя. – Злая мачеха решила избавиться от падчерицы и бросила девочку в лесу. Но под Новый год случаются чудеса. Сиротку спас Дед Мороз, полюбил ее за трудолюбие и ласковый нрав, вознаградил ее. Ой, я так плакала в детстве, когда читала эту сказку, пусть картина висит у Танечки перед глазами, как мое извинение. Засыпая и просыпаясь, она будет видеть ее и понимать: она не злая мачеха! Папочка, ты повесишь мой подарок? Прямо сейчас!
– Непременно, – кивнул отец, и тут в дверь позвонили.
Таня стояла с картиной в руках, она даже не пошевелилась при звуке звонка. Настя подлетела к двери и распахнула ее.
– Внученька! – загундосила Елена Сергеевна, протягивая ей помятую коробочку с дешевым вафельным тортом. – Бабуля тебе вкусненького принесла!
Настя взвизгнула и повисла у старухи на шее. Миша потер руки.
– Кончайте обниматься, идите в столовую, я открою шампанское.
Настя потащила старуху по коридору, Миша поспешил за ними, я обернулась: Тани не было, картина валялась на полу, дверь на лестницу была полуоткрыта.
Сначала я заглянула в ванную – там никого – и вышла на площадку перед лифтом. Было тихо, подъезд Медведевых запирается на кодовый замок, квартир тут мало, люди живут обеспеченные, обстановка в парадном чинно‑благородная. Куда же подевалась Таня?
Внезапно откуда‑то сверху раздался голос:
– Прекратите звонить!
Я поднялась по лестнице чуть выше и увидела сквозь решетчатое основание перил ноги Тани. Она, не замечая меня, нервно продолжала:
– Да, тот самый, второй мобильный. Вы видите, я вам подчиняюсь, купила аппарат, симку и никому, кроме вас, не сказала! Торговый центр «Крон»? Через два часа, кафе «Бут‑фут». Да, да, хорошо, да.
Потом раздалось всхлипывание и послышались осторожные шаги.
Быстрее испуганной мыши я юркнула назад в квартиру и вошла в гостиную.
– Где Танька? – спросил Миша. – Ну сколько можно ждать?
– Я здесь, – ответила жена, входя в комнату.
– Ларисочка так счастлива, – вдруг зарыдала Елена Сергеевна.
– Думаю, сегодня слезы неуместны! – перебил экс‑тещу Миша. – Ну, за радость!
Все схватили бокалы, я, помедлив, присоединилась к Медведевым, но пить не стала.
– Давай, давай! – велел Миша. – До дна.
– Извини, – я изобразила радостную улыбку, – я за рулем, никак не могу пить.
– Счастье вернулось в дом! – патетически воскликнула старуха.
Татьяна закашлялась.
– Поперек горла встало? – заботливо спросила Елена Сергеевна. – Сейчас воды принесу.
Не дожидаясь ответа Тани, старуха ринулась на кухню, я поспешила за ней и сказала:
– По‑моему, самое время рассказать им правду!
Старуха округлила глаза.
– Какую?
– Про отца Насти!
– Не понимаю.
– Прекратите притворяться, – топнула я.
Елена Сергеевна поправила круто завитую челку.
– Дашенька, хлебните валерьяночки. Сейчас накапаю. Где ее Таня держит? Ну очень безалаберная хозяйка! Ларисочка плачет, глядя на этот бардак!
– Немедленно перестаньте идиотничать! – вышла я из себя.
Елена Сергеевна схватила маленький пузырек и начала громко считать.
– Раз, два, три…
По кухне поплыл резкий запах.
– Понимаю, дорогая, двенадцать, тринадцать, все взволнованы, девятнадцать, двадцать, поэтому я и не замечаю вашего хамства.