– Ну не я же!
– Не звонил врачам.
– А они приехали!
– Да ну?
– Правда, уже идут сюда!
– Ах вот оно что, – сказал Дегтярев, – сегодня я беседовал с Ваней, он меня замещает на время болезни, я сообщил ему про грипп, вот он и забеспокоился, прислал в Ложкино бригаду.
– Больной здесь? – послышалось из коридора.
– Иди, иди, – нервно сказал Дегтярев, – еще заразишься.
– Нет уж, постою тут, – уперлась я.
– Добрый вечер, – сказал врач в голубом халате, входя в спальню, – где Дегтярев Александр Михайлович?
Хороший вопрос, если учесть, что в комнате, кроме доктора, находятся мужчина и женщина.
– Это я, – ответил полковник.
Врач сел на стул, раскрыл чемодан, вытащил из него какие‑то листы и приступил к процедуре изучения больного.
– Дегтярев Александр Михайлович?
– Да, – кивнул толстяк.
– Ваша фамилия?
– Простите? – растерялся полковник.
– Фамилию назвать можете?
– Чью? – изумился приятель.
– Вашу!
– Дегтярев, – растерянно заявил толстяк.
– Имя!
– Александр Михайлович.
– Отчество?
– Но я же ответил, – начал беспокоиться приятель, – Александр Михайлович!
– Я отлично слышал и записал имя, но теперь надо отчество, – слишком ласково заулыбался врач, – не волнуйтесь, если забыли, сейчас вспомните. Ну…
– Александр Михайлович, – тупо повторил Дегтярев.
– Ай‑яй‑яй, – покачал головой врач, – еще разок! Нуте‑с, как именовали вашего папеньку? Ну? Ну? Ну?
– Михаил Петрович, – после небольшого колебания заявил полковник.
– Значит, его отчество?
– Петрович!
– Вот видите, – удовлетворенно закивал эскулап, – вот и славно! Так и запишем в анкете! Никогда не стоит пугаться потери памяти. В конце концов, если забудете все, даже интересно потом заново вспоминать!
– Погодите, – влезла я в дивную беседу. – Человека на кровати звать Дегтярев Александр Михайлович. Вы сейчас неправильно указали данные.
Доктор глянул на листок.
– Не путайте меня. Дегтярев Александр Михайлович осуществил вызов психиатра, а болен Дегтярев Михаил Петрович!
– Он давно умер! – подпрыгнул полковник.
– Кто? – вытаращил глаза врач.
– Михаил Петрович!
– Что вы говорите! – затряс головой эскулап. – Ну надо же! Во всем пробки виноваты! Водители теперь пошли хамы, машину со спецсигналом не пропускают! Примите мои глубочайшие соболезнования, я мчался сюда, движимый искренним желанием помочь страдающему человеку, но опоздал! Смерть до прибытия для многих врачей рутина, но для меня трагедия!
– Михаил Петрович скончался давно, – попыталась я внести ясность.
– Когда? – повернул голову врач.
– Не знаю, – пожала я плечами, – мы не встречались.
– Но он утверждает обратное, – ткнул в полковника психиатр.
– Вас как зовут? – решила я ближе познакомиться с полоумным доктором.
– Э… э… как Моцарта, – неожиданно ответил врач.
– Вольфганг Амадей? – вытаращила я глаза.
– Вольфганг Амадей? – вытаращила я глаза.
– Петр Ильич, – внезапно заявила молчавшая до сих пор медсестра.
– Но это Чайковский, – растерялась я.
– Верно, верно, – замахал руками врач, – я путаю композиторов. Ха‑ха‑ха! Бывает. Не обо мне речь. Начнем сначала. Кто болен? Как его фамилия?
– Дегтярев, – бормотнул полковник.
– Имя?
– Александр, – живо ответила я.
– Отчество?
– Михайлович, – простонал толстяк.
– Ой, как интересно, – обрадовался Петр Ильич, – и вызывал нас тоже Дегтярев Александр Михайлович! А кто умер? И куда подевался Михаил Петрович?
Полковник начал багроветь, а я быстро сообщила:
– Он внизу кофе пьет!
– С ума сошла! – подскочил Дегтярев. – Отец давно на кладбище лежит!
– Значит, Михаилом Петровичем займемся позже, – склонил голову набок доктор.
– Да, да, – закивала я.
– Сначала разберемся с тем, кто лежит на диване? – уточнил врач.
– Верно, – восхитилась я.
– Отлично, фамилия?
Я икнула.
– Дегтярев.
– Имя?
– Александр.
– Отчество?
– Петрович, – вырвалось у меня.
– О! У нас уже третий Дегтярев! – обрадовался Петр Ильич. – Александр Михайлович, Александр Петрович и Михаил Петрович. Семья! Я давно заметил, что психические сбои заложены генетикой.
Я вспотела, полковник затравленно смотрел на эскулапа, медсестра открыла чемоданчик, вытащила из него пузырек, накапала из него в стеклянный стаканчик, лихо выпила микстуру и сказала:
– Петр Ильич, не заморачивайтесь! Это у нас последний вызов! Оформляйте их группой.
– Молодец, Мариночка, – похвалил врач, – верно. Едем дальше по анкете. Ваш пол!
– Чей? – проблеял полковник.
– А кто у нас заболел? – засюсюкал Петр Ильич. – Мальчик? Девочка?
– Дедушка, – хихикнула я.
– Мужчина, – буркнул Дегтярев, – неужели не видно?
– Первичные признаки, позволяющие сделать вывод о вашей половой принадлежности, скрыты одеялом, – высказался врач.
– Ну ваще! – только и сумел ответить Дегтярев.
– Раса? – вдруг спросил доктор.
– Чего? – насторожился толстяк.
Я откашлялась.
– Насколько понимаю, надо сообщить о цвете кожи! Странный, неполиткорректный вопрос!
– Это для диссертации, – бесхитростно пояснил Петр Ильич, – я собираю материал для докторской, скоро защита, тема «Влияние постсиндромного сдавливания субъекта в момент особой психической напряженности и когнитивной раздражительности объекта изучаемой ситуации». [6]
Я затрясла головой.
– Меня никто не сдавливал, – испугался полковник.
– Так еще все впереди, – сказал Петр Ильич, – еще попадетесь! Ну да что мы все впустую болтаем. На что жалуетесь?
– Пусть она выйдет! – жалобно попросил толстяк.
– Посторонние, покиньте помещение, – велел Петр Ильич.
Я дернула плечами.
– Пожалуйста!
– И плотно закрой дверь, – крикнул Дегтярев, – а то встану и проверю, как захлопнула!
– Конечно, – совершенно спокойно ответила я и громко стукнула створкой о косяк.