На Ленинградском проспекте есть одно очень неудобное место – мне нужно развернуться, но сделать это непросто, надо занять крайний левый ряд, а потом, мгновенно перестроившись, уйти в правый, потому что буквально через сто метров от разворота я должна повернуть вправо. Самое обидное, что перед неудобным разворотом имеется простой поворот, если поехать там, я сразу попаду на нужную улицу, но отчего‑то ГИБДД поставила в этом месте знак: перечеркнутую стрелку. Как‑то раз я от полного отчаяния нарушила правила и была немедленно остановлена суровым инспектором. Правда, получив пятьдесят рублей, он мигом растерял всю серьезность, а у меня сложилось впечатление, что знак висит тут специально для того, чтобы улучшить материальное положение сотрудников дорожно‑постовой службы. С тех пор я иногда еду «под стрелку», если вижу, что инспектора нет.
Вот и сегодня, внимательно изучив обстановку, я решила не мучиться. К тому же две машины, бодро катившие перед «Пежо», ничтоже сумняшеся проигнорировали знак. Увидев, что никто не бежит к нарушителям, размахивая жезлом, я последовала их примеру. Тут же раздался резкий свист, и перед капотом возник огромный, толстый, похожий на пончик постовой. Суровым голосом он произнес:
– Знак не видите?
– Так вон те повернули!
– И чего?
– Я думала, можно.
– Знак не видим?
Поняв, что разговор пошел по кругу, я полезла за документами. Среди моих предков не было людей иудейского происхождения, но еврейское счастье – мое в полной мере. Вот наглядный пример! Два нарушителя преспокойно уехали, а меня остановили. Шумно дыша, дядька в форме стал рассматривать мои права и техпаспорт.
– Так почему нарушаем? – завел он.
От усталости я решила сказать правду.
– Тут повернуть легко, раз – и сразу на нужную магистраль попадаю, а если по правилам разворачиваться, страшно неудобно, иногда по пять‑шесть попыток предпринимаю и никак в правый ряд не впишусь.
Мент хмыкнул:
– Если ощущаете себя неуверенно в движущемся потоке, не следует направлять управляемый вами автомобиль в зону повышенной интенсивности движения. Потренируйтесь поздно вечером на дорогах с малым автомобиледвижением.
Я молча ждала, пока он перестанет трепаться. Долгие годы общения с Дегтяревым приучили меня к тому, что с представителем племени людей в погонах лучше не спорить, все равно останешься в проигрыше. К тому же они разговаривают нечеловеческим языком.
«Пончик» закрыл права, демонстративно постучал ими по ладони и поинтересовался:
– Как вопрос решать будем?
Я пожала плечами и протянула ему пятьдесят рублей.
– Маловато будет, – крякнул «пончик».
Я возмутилась:
– Почему? Всегда столько берете. «Платный» поворот стоит полсотни.
Дядька задумчиво протянул:
– То‑то ваше лицо мне знакомо, ловил уже тут, да?
– Ага, причем не один раз, – призналась я, – вы обычно вон там, за будкой, прячетесь, но если внимательно посмотреть, то вас видно. Сегодня вот только не заметила. А с часу до трех вас не бывает.
– Так человек ведь, – возмутился постовой, – и потом, обед у меня вовсе не два часа, всего десять минут! Напутала ты что‑то! Вот про будку правда, только с сегодняшнего дня я в другом месте стою, а то водители уже привыкли.
Неожиданно лицо «пончика» потеряло суровое выражение, и он засмеялся. Мне вдруг стало ясно, что он вовсе не злой и не противный, просто мы с ним играем в интересную игру «Водитель и постовой». Я нарушаю правила, а он меня ловит.
– Ладно, – продолжал улыбаться милиционер, – как постоянному клиенту тебе скидка, давай полтинник.
– Может, вы дадите мне пропуск на десять поворотов? – осмелела я. – Чтобы каждый раз не тормозить? Оплачу вперед.
«Пончик» заржал:
– А дисконтную карту не желаешь? Поезжай себе, шутница, а за будку более не зыркай, нет меня тама, ищи в другом месте.
Потом он взмахнул жезлом, остановил поток, несущийся с правой стороны, и велел:
– Ну, чапай! Эх, бабы, вовек бы вам за руль не лезть, мартышки! Кого ни тормознешь, поют: «Направо повернуть не могу!» Чего стоишь, поезжай живей!
Не слушая паренька, я, перепрыгивая через две ступеньки, понеслась к Ольге. Виновница неприятностей преспокойно лежала на кровати, щелкая пультом. Увидев меня, она воскликнула:
– Ты только глянь на эту дуру! Нацепила фиолетовое, губы намазала красным, глаза зеленым, щеки оранжевым. А уж волосы! Что у них за гример.
Но я не стала смотреть на экран. Во‑первых, Ольге никогда не нравятся коллеги с конкурирующих каналов, а во‑вторых, мне совершенно наплевать, как выглядит ведущая очередного дурацкого шоу, есть проблемы поважней.
– Зая, у нас ремонт?
– Да, – кивнула Ольга, – ты имеешь что‑нибудь против?
Я растерялась, потом собрала остатки храбрости и заявила:
– Конечно! Очень много чего!
Зайка изогнула красивую бровь, потом села и ледяным тоном поинтересовалась:
– Интересно, что именно.
– Сейчас сюда привезут краску, штукатурку, будет невыносимо пахнуть!
– Подумаешь, окна откроем! И потом, ни у кого нет аллергии, мы же молчим, когда ты куришь!
Я подскочила от злости. Ничего себе! Да стоит только мне вытащить пачку «Голуаз», как раздается хор недовольных голосов: «Ступай в сад». При этом гостям и Дегтяреву разрешается наслаждаться куревом в доме. И разве дым от одной сигареты можно сравнивать с ароматами ремонта?
– А близнецы? – кинулась я в атаку. – Если не начнут кашлять от запахов, то простудятся на сквозняке!
– Анька, Ванька и няня уехали, – спокойно отбила мяч Зайка, – в санаторий матери и ребенка, будут жить там, пока ремонт не закончится.