Я быстрым шагом проследовала к автобусной остановке. Дважды оглянулась, но мужчину больше не видела. Доехала до рынка, сделала пересадку и через сорок минут выходила возле кладбища.
У центрального входа старушки торговали цветами, составляя конкуренцию магазинчику с чудным названием «сопутствующие товары», в витрине которого тоже были выставлены цветы. Я купила красные гвоздики – в детстве, когда мы с братом приезжали на кладбище, он отдавал предпочтение этим цветам. Петляя по дорожкам, вышла к могиле родителей. Обе содержались в образцовом порядке. Оставив цветы на мраморной плите, я немного постояла, глядя себе под ноги, и побрела по той же тропинке к аллее.
Вдоль всего кладбища шла асфальтовая дорога, на которой вполне могли разъехаться две легковушки. И шесть лет назад кладбище казалось огромным, а теперь и вовсе бесконечным, навевая мысли о тщете всего сущего. Я шла уже минут двадцать, высматривая въезд с цифрой «4». Наконец он появился: два столба с перекладиной выглядели архитектурным излишеством, потому что никакого забора здесь не было. Слева часовня, от нее начиналась еще одна аллея с молодыми березками. Ветви только‑только подернулись зеленой дымкой и оттого выглядели по‑особенному трогательно. Я подумала, что погода не по‑апрельски теплая для этих широт. Не худо бы спросить, где недавние захоронения, но спросить было не у кого, и я продолжила путь наудачу. Вот тогда и заметила женщину. Она стояла метрах в двадцати от аллеи, положив руку на ангела из белого мрамора и низко опустив голову. Ангел был грустен и тих, а лицо женщины страдальчески кривилось. Во всей ее позе, поникшей голове, в подрагивающих губах было столько горя, что я не рискнула обратиться к ней. Потопталась немного, надеясь привлечь ее внимание, да так и побрела дальше.
Вскоре мне повезло, я встретила довольно большую компанию, состоящую в основном из женщин, и от них узнала, что направление выбрала верное. Аллея закончилась, теперь передо мной было поле с холмиками могил. Нужную я нашла без труда. Деревянный крест с табличкой, венки стояли вокруг нее, словно выставленные на продажу. У основания креста букеты роз, их было так много, что они достигали верхней перекладины. Обилие цветов, будто сваленных в кучу за ненадобностью, вызвало острую жалость. Никаких чувств, кроме этой самой жалости к цветам, а вовсе не к брату, я не испытывала. Витька был сам по себе, и этот крест с табличкой, на котором значилось его имя, отношения к нему не имел. И в моем восприятии соединяться в некое целое они не желали. А потом пришла нелепая мысль, что приди мне охота разбросать венки, ничегошеньки под ними не окажется. Нет никакой могилы, и Витьки там тоже нет.
– Эй, – позвала я в большом сомнении в собственном разуме, подождала немного и даже огляделась в поисках тайных знаков. К ним я охотно причислила бы что угодно: ворону (как без нее?), внезапный порыв ветра или тихий шепот вроде бы ниоткуда. Кончилось тем, что я глупо хихикнула и посоветовала себе поскорее убираться отсюда. Сделала шаг в направлении тропинки и, точно против воли, обернулась. По спине прошел холодок, и я замерла, вот так, вполоборота, не в силах сдвинуться с места.
– Ну, и что ты от меня хочешь? – спросила я, от души надеясь, что по соседству нет живых существ и за чокнутую меня не примут. А потом припустилась со всех ног к аллее. Женщины возле ангела уже не было, зато впереди мелькнул силуэт в темной ветровке, но тут же скрылся за стеной часовни.
– Топай, топай, – проворчала я. – Тебе хоть хорошо платят за это?
Топтун был осторожен, ни на кладбище, ни на автобусной остановке я его больше не видела, но с облегчением вздохнула, только вновь оказавшись в квартире.
В понедельник, как и обещал, позвонил адвокат и через час прислал за мной машину, разумеется, с шофером, хмурым дядькой лет шестидесяти. С Артемом мы встретились в его конторе, находилась она в центре города.
В понедельник, как и обещал, позвонил адвокат и через час прислал за мной машину, разумеется, с шофером, хмурым дядькой лет шестидесяти. С Артемом мы встретились в его конторе, находилась она в центре города. Просторный кабинет, с отделкой в стиле «хай‑тек», все здесь говорило о хорошем вкусе владельца и немалых доходах. Ноговицын держался подчеркнуто официально, хотя обращение на «ты» сохранил, и часа два растолковывал, как обстоят дела с наследством, козырял юридическими терминами, которые были мне малопонятны. Я слушала и в нужных местах с готовностью кивала.
– Ты хоть поняла, сколько он тебе оставил? – с некоторой обидой спросил адвокат, исчерпав запас красноречия.
– Ага. Кучу проблем, без которых я прекрасно жила.
Потом я подписывала бумаги, а он, стоя рядом, тыкал пальцем в нужные места, смирившись с тем, что восторга на моей физиономии вызвать так и не сумел.
После этого мы отправились к Вальке. Он ждал нас с некоторой нервозностью, вновь пошли разговоры и объяснения, я стойко пропускала их мимо ушей, опять бумаги, требующие моей подписи. Когда все это закончилось, мозги у меня слегка опухли.
– Что ж, вроде бы все, – произнес Валька и вздохнул с заметным облегчением. – Давайте выпьем, Виктора помянем.
Секретарша принесла на подносе кое‑какую закуску, а Валентин Сергеевич достал из шкафа бутылку коньяка. Когда мы сидели, расслабленно и почти без разговоров, выпив по второй рюмке, в дверь постучали, и в кабинет заглянула женщина.
– Валентин Сергеевич, – начала она, но, уловив признаки импровизированной пьянки, собралась ретироваться.
– Заходите, заходите, – махнул Валька рукой с видом барина.
Женщина вошла, мазнув взглядом по лицу Артема, на меня посмотрела внимательно, а я подумала: как тесен мир. Я узнала ее сразу, хотя, сейчас деловитая, с аккуратной прической, она очень отличалась от женщины с поникшими от горя плечами, что стояла на кладбище возле могилы с белым ангелом.
– Вот, знакомьтесь. Это сестра Виктора, Кристина. А это Софья Ильинична.
Выходит, это она обнаружила труп в квартире брата. Женщина, слегка замешкавшись, протянула мне руку.
– Я зайду попозже, – сказала она и, не дождавшись ответа Легостаева, скрылась за дверью.
– Переживает, – вздохнул Валька. – Мы, конечно, тоже переживаем, но Софья до сих пор в себя никак не придет. Я, честно, ее недолюбливал, страшная зануда, но работник хороший, и Виктору была предана, как собака.
– Если вы не против, я, пожалуй, пойду, – сказала я, поднимаясь.
– Я отвезу тебя, – встрепенулся Артем, его готовность Вальке не особенно понравилась, вызвав настороженный взгляд. Артем на него тоже обратил внимание и широко улыбнулся, словно говорил без слов: вот так‑то, нравится тебе это или нет. Я подумала, что жизнь богатой наследницы усыпана терниями, но согласно кивнула.
Сюда мы приехали на «Мерседесе» Артема, но за рулем был он сам, как видно, дядечка предполагался для особых случаев.
– Ты машину водишь? – спросил адвокат, когда по бесконечно длинному коридору мы двигали к выходу из офиса.
– Ездила на «Газели», – ответила я.
– Серьезно?
– Ага. За продуктами в город. Зимой на базе народу не густо, вот и приходилось.
– Значит, водительское удостоверение у тебя есть? У Виктора две машины, одна, правда, оформлена на фирму...
– А самолета у него не было?
– Когда возникала необходимость, он его арендовал, – серьезно заявил Артем.
– Нелегкая жизнь была у брата.
Мы покинули здание, сделали несколько шагов в направлении «Мерседеса», и тут я услышала за своей спиной:
– Крис.