Одной чашкой не ограничились, увлеклись беседой и вскоре перешли на «ты». Марья еще до этого перешла, а мы просто последовали ее примеру. Олег оказался довольно милым парнем и, когда не строил из себя умника, выглядел даже симпатичным. Я решила, что свой адвокат – это совсем неплохо, и приободрилась.
– Жаль, что у нас нет милицейских протоколов по поводу вторжений в квартиру, – сетовал он. – Это очень бы на суде пригодилось. Как правило, суд призывает супругов одуматься, сохранить семью. Возможность показать истинное лицо твоего мужа была бы нам на руку, но на нет и суда нет.
– Менты попались совершенные олухи, – горевала Марья. – Слушай, а какое истинное лицо в суде нужно, раз он изменщик коварный? Что ни день, то новая баба.
– Он же будет все отрицать.
– Так у нас альбом. О, черт, зачем ты его Сереге отдала?
– На память, – буркнула я.
– Постойте, – нахмурился Олег. – Какой альбом?
Марья охотно рассказала об альбоме, а я подтвердила сказанное кивком головы.
– Фотографии были в единственном экземпляре? А пленки сохранились?
– Не уверена.
– Так посмотри, – вскочила Марья, готовясь бежать сломя голову хоть на край света.
– Они остались в квартире Сергея.
– Так ты и пленки ему отдала? Что за помутнение на тебя нашло?
– Никакое не помутнение, – обиделась я, тоже очень расстроившись, потому что ясно стало: фотографии действительно на суде пригодились бы, раз там супруг в обнимку с десятком девиц и на каждой дата и время, так что не соврешь, что было сие до свадьбы. – Пленки я ему не отдавала, просто оформляла альбом, когда еще мы жили вместе. А забрать их с собой забыла, – слегка исказила я истину. На самом деле я думала, прижатый к стене вещественными доказательствами, Сергей тут же даст мне развод, и вдруг оказывается…
– И сейчас лежат? – спросила Марья.
– Не знаю. Возможно, он заглянул в секретер и нашел их. Но у меня есть свидетель. Таксист. Николай Васильевич иногда тоже фотографировал, когда мне это надоедало.
– Отлично, – кивнул Олег. – Его адрес у тебя есть?
– Номер машины.
– Сгодится. Об этом Николае Васильевиче помалкивай, он важный свидетель. Пусть это будет сюрпризом для твоего мужа.
– Ясно, – кивнула я. – Наш ответ Чемберлену…
– Супостат запросто может его того… – Тут Марья выразительно провела ребром ладони по горлу.
Я затосковала, но Олег предложил особо не фантазировать.
– Думаю, это слишком…
– Плохо ты знаешь нашего Иуду, – горестно заметила Марья. – Да ему человека убить…
– Надо о свидетеле помалкивать, и тогда о нем никто не узнает, – посоветовала я. Марья всесторонне обдумала совет и малость успокоилась.
Олег простился и покинул нас, а мы продолжили уборку. Марья пребывала в задумчивости, в другое время это бы порадовало меня: неплохо побыть в тишине, – но сейчас почему‑то насторожило, так что когда она наконец высказалась, я даже с облегчением вздохнула.
– Сима, – позвала она, наплевав на тот факт, что я совершенно не желала, чтобы меня так называли, – я думаю, нам следует проверить: целы пленки или супостат прикарманил их.
– И как мы это проделаем?
– Очень просто. Дождемся, когда он уйдет на работу, и посмотрим.
– Не посмотрим. У меня нет ключей, я их оставила ему, когда уходила. Так что в квартиру мы не попадем без того, чтобы замки не взломать, а ни ты, ни я этого не умеем.
– Прости ты меня, ради Христа! – вдруг заголосила Марья, бухнувшись на колени, а я перепугалась – не ее вопля, к этому я успела привыкнуть, а некоего предчувствия, со страхом ожидая, что последует за этим.
– Бог простит, – пробормотала я скороговоркой и зачем‑то перекрестила ее. Марья поднялась с колен и деловито сообщила:
– У меня ключи есть. Я их у Сереги сперла и на всякий случай сделала копии. Как в воду смотрела, пригодились.
Я вздохнула с облегчением, потому что боялась, что Марья умеет взламывать замки и ненароком ограбила чью‑то квартиру.
– Батюшка мне грех отпустил, – порадовала она.
– Отлично. Греши по новой.
– Мы могли бы пойти за пленками прямо сейчас, – поразмышляв, изрекла Марья.
– К чему такая спешка? Завтра, когда он будет на работе…
– В таком деле каждая минута дорога. Позвони ему, назначь свидание, а мы тем временем…
– Завтра, – сурово возразила я, и Марье пришлось заткнуться.
Утром она едва дождалась девяти часов. В это время Сергей обычно отправляется на работу.
– Идем.
На улице шел дождь, настроения это мне не прибавило, да и спешить я повода не видела.
– Подожди, выпью кофе.
Должно быть, что‑то вроде предчувствия посетило меня в то утро, потому что из дома выходить не хотелось, но Марья, встав у двери, ныла не переставая, и мы наконец вышли из подъезда. После того, как кто‑то проткнул на моей машине все четыре колеса, бросать ее во дворе я поостереглась и ставила на платной стоянке в трех кварталах от дома. Отправляться туда под проливным дождем казалось мне делом довольно глупым, оттого я и вызвала такси.
Мы выехали на проспект, Марья все это время пялилась в заднее стекло, слегка нервируя водителя.
– «Хвоста» вроде нет, – сказала она. – Сегодня под окнами опять какой‑то хмырь вертелся.
– Мы репетируем, – улыбнулась я водителю, заметив, что его беспокойство начало возрастать. – Остановите вот здесь, – в отместку попросила я, хотя до моего бывшего дома было еще далековато. Водитель с облегчением простился с нами. Марья недовольно спросила:
– Чего ты?
– Конспирацию надо соблюдать, – буркнула я, с опозданием сообразив, что, наказывая Марью, я автоматически доставляю неудобства себе. – Потопали.
Марья раскрыла зонт, и мы, поплотнее прижавшись друг к другу, зашагали по тротуару.
Мое бывшее жилище показалось из‑за пелены дождя, когда мы переходили на противоположную сторону, игнорируя пешеходый переход метрах в шестидесяти дальше по улице. Впрочем, переход этот я и раньше неоднократно игнорировала, и вышло все как в известной присказке «как веревочка ни вейся…». Мы вступили на проезжую часть, я выглянула из‑под зонта. Могу поклясться, что проклятущих «Жигулей» поблизости не было. До ближайшей машины сотня метров, так что подвоха от судьбы я совсем не ждала, а надо бы.
Словом, не успели мы достигнуть разделительной полосы, как откуда ни возьмись вылетели «Жигули» с явным намерением раздавить нас. Иначе совершенно непонятно, чего б водителю вести себя подобным образом. Заметив машину слишком поздно, мы замерли, а я так еще и зажмурилась, Марья заорала, меня качнуло в сторону, и машина промчалась мимо, чудом не задев нас. Заскрипели тормоза, а я еще не успела прийти в себя, как начался форменный кошмар: метрах в пятидесяти от нас «Жигули» вдруг резко развернулись и вновь начали набирать скорость.
– Бежим! – рявкнула я, хватая Марью за руку.
Мы достигли тротуара в два прыжка и влетели в подъезд, который, по счастью, был открыт. Я нервно вздохнула, еще не веря, что избавилась от опасности.
– Он что, сумасшедший? – пролепетала Марья белыми губами. – Глаза зальют…
– Он хотел нас убить, – с трудом сформулировала я мысль, которая уже некоторое время настойчиво требовала выхода.