Не желаете?
– Золотой ты мужик, – обрадовалась я.
– От души и с удовольствием. Один‑то жил, точно собака бродячая, чего подцепил, то и стрескал. А с хорошими‑то людьми любое дело в радость. Живите хоть до самой зимы и клад ищите, мне одно удовольствие. – В этом месте он немного передохнул и сказал слегка заискивающе:
– К щам‑то бы надо… Елизавета.
– Так оставалось… – начала я. Евгений заметно застыдился, а яркий румянец на его лице и блеск глаз подтвердили, что вчерашний запас иссяк. Я выдала деньги, и он радостно потрусил вдоль по улице, по‑прежнему босиком.
– Зимой он ходит в валенках на босу ногу, – вздохнула Мышь. – Что, опять водку пить в рабочий полдень?
– Не хочешь, не пей, – пожала я плечами, – а человека поддержать надо.
– Кстати, сегодня понедельник. Интересно, хозяин наш где трудится или у него отпуск? До пенсионного возраста ему жить да жить, а из подросткового он уже вышел.
– Придет – спросим.
Пройдя в дом, я сняла спортивный костюм, облачилась в шорты и майку. Мышильда сделала то же самое, после чего мы с наслаждением умылись в огороде холодной водой.
Притрусил Евгений, и мы сели обедать. От водки отказались, решив сподобиться на сон грядущий, хотя заведомо знали, что к вечеру эта емкость будет пуста. Щи удались на славу, мы похваливали хозяина, а он расцветал на наших глазах. Радость его немного поубавила Мышильда своим вопросом:
– А скажи, Борисыч, ты в отпуске, что ли?
– Нет, – повертел он головой. – Не трудящийся я. С детства хворый и второй год как на инвалидности.
– А что за хвороба? – удивилась я, вглядываясь в пышущую здоровьем личность хозяина. Название болезни было замысловатым, труднопроизносимым и ничего нашему разуму не говорившим.
– Это что ж такое? – нахмурилась сестрица, любительница докапываться до истины.
– Ноги, – грустно сказал Евгений и в доказательство продемонстрировал голые стопы, выдернув их из‑под стола. Я с любопытством уставилась на них, но обнаружить принципиальное отличие от любых других не смогла. Однако обижать хозяина не хотелось, я сочувственно вздохнула и нейтрально заметила:
– Да‑а…
Хозяин обрадовался, убрал ноги и приналег на водку.
После обеда мы немного повалялись в саду, в некошеной травке под сенью развесистой яблони. Где‑то через час перед глазами возник Евгений, отправленный нами на боевое задание. В руке он держал лист бумаги и радостно сообщил:
– Вот, Елизавета, как велела. Паспортные данные. Хозяйка, Анна то исть, по моей просьбе все как есть зафиксировала.
Я взяла листок из его рук и прочитала:
– «Солодкин Эдуард Митрофанович, тридцать два года, местный».
Номер квартиры предполагал проживание в многоэтажке, где‑то в районе новостроек. Евгений подтвердил, что улица Бердяева находится в юго‑западном районе, или попросту в Марьине. Новое название микрорайона в народе не прижилось, а старое шло от большого села Марьино, что в начале века располагалось километрах в двадцати от губернского центра, а теперь оказалось в черте города.
– Ну и что это нам дает? – лениво спросила Мышильда.
– Еще не знаю, но что‑то, безусловно, даст.
Я выразила хозяину благодарность, и он нас покинул, а я направилась к забору. Забор отделял сад, в котором мы находились, от заветного пустыря. Выдернув пару гнилых досок, я пролезла в образовавшуюся дыру и пристроилась в кустах смородины. Правда, сначала пришлось вернуться в дом и снова облачиться в спортивный костюм – крапива доставала мне до груди. Мышильда, не выдержав, вскоре присоединилась ко мне, мы истомились минут пятнадцать в смородине и наконец увидели соседского жильца Эдика.
Мышильда, не выдержав, вскоре присоединилась ко мне, мы истомились минут пятнадцать в смородине и наконец увидели соседского жильца Эдика. Озираясь по сторонам, он ходко пробирался по тропинке к нашему дому, то есть к нашей крапиве. В руках у него были карта, компас, общая тетрадь и авторучка.
– Вот гад, – разозлилась Мышильда. – Экипировался.
Эдик подошел к родной крапиве, выложил вещи на тропинку и при помощи компаса стал определять стороны света, потом отсчитывать шаги в разные стороны, громко сопя, то и дело кидаясь к тетради и что‑то там торопливо записывая. Дураку ясно – подлец ищет наш клад.
Я не выдержала и шагнула из кустов смородины навстречу нахалу. Сейчас я была обута в кроссовки, но они у меня на платформе, и в росте я потеряла мало. Завидев меня, Эдик скис и сделал слабую попытку кинуться к своей дыре в заборе. Я пресекла побег в зародыше, легонько пихнув самозванца локтем в грудь, и он устроился на тропинке.
– Вы не имеете права, – визгливо заметил он, как только у него закончились проблемы с дыханием. Я наклонилась и задела его коленом, чтобы немного отвлечь Эдика от глупых мыслей, и стала рассматривать тетрадь и карту. Мышильда, сурово взглянув на конкурента, прошипела:
– Старые вещи покупаем, новые крадем?
– На законном основании, – попробовал вскочить он, я осуждающе взглянула, и Эдик немедленно затих.
– Что там? – спросила Мышь, заглядывая в тетрадь.
– Ерунда. А вот карта… – Я протянула ее сестрице. Карта была чудовищно похожа на нашу, стало ясно – изготовил ее человек, очень хорошо знакомый с нашим родовым гнездом. – Откуда карта? – спросила я, поворачиваясь к Эдику. Тот закрыл лицо локтем и взвыл:
– Наследство.
– Врешь, подлец, – ахнула Мышь, – не может быть у нас таких родственников. – И с возмущением обратилась ко мне:
– Отродясь у нас в роду мелкие мужики не водились.
Мне хотелось сказать, что и женщин наших Господь не обидел, если не считать сестрицы, в семье, как говорится, не без урода и так далее, но перед лицом внешней опасности раздоры в семье неуместны, ряды должны сомкнуться и стоять насмерть на манер Китайской стены. В свете этих мыслей я охотно поддержала Мышильду:
– Да уж, этот субъект на нашу родню не тянет. – Переведя взгляд на субъекта, я сказала с леденящей душу угрозой:
– А ну, гусь, выкладывай все как на духу.
Гусь поднялся, закинув голову в заоблачные дали, надеясь заглянуть в мои глаза, и устало опустился на тропинку, правда на этот раз придав хилому организму более удобную позу.
– И не хитри, – добавила Мышь, – не то худо будет.
– Я начну кричать, – огрызнулся он.
– Не успеешь, – заверила я. Эдик вздохнул и сказал с отчаянием:
– Карта мне в наследство досталась. От деда. Лежала на чердаке. Дом продали, стали уборку делать и нашли.
– Ты чего вкручиваешь? – разозлилась я, ткнув пальцем в карту. – Адрес на ней отсутствует. Как же тебя сюда черти вынесли?
– Дед отцу говорил, а отец мне – есть дом, купец Калашников жил, богатей, и перед революцией клад спрятал, а сам с катушек съехал – новая власть ему не понравилась. А клад, может, лежит.
– А дед твой откуда про клад знал? – удивилась я.
– Не знаю. Не очень в этот клад и верилось. У Калашникова трое сыновей было, уж кто‑нибудь да к рукам прибрал.
– Ничего не понимаю, – удивилась Мышь. – Выходит, этот тип наш родственник?
– Вряд ли, – скривилась я. – Какая‑нибудь прадедова актерка проболталась.