Сосед говорит, в баллон угодили, он, мол, и взорвался. Про баллон не скажу, но полыхало будь здоров. Ленка‑то выскочила, а хахаля ее в доме и не оказалось. Сгорел дом до головешек, пожарные приехали, а тушить нечего. Так вот перетаскали добрые люди, что взять можно было, да бульдозером мусор сгребли, чтоб детишки не лазили. И поросло все крапивой.
– А хозяйка, Ленка то есть, где она?
– В тюрьме, – удивился Евгений Борисович, – говорят, много ей что‑то дали: то ли пять лет, то ли семь. Да уж теперь сколько ни дай, сюда она не вернется. Сгорел родной очаг, – закончил он с довольным видом и выпил еще.
– Да, занятная история, – кивнула я, разглядывая стену перед собой. Теперь интерес ребят бандитского вида к данному пустырю становился более‑менее понятен, а вот этот соседский жилец будоражил воображение.
Мышь уже трижды отказывалась выпить. Евгений Борисович замахнулся на третью бутылку, но не осилил. Голова его стала клониться к столу, он дважды об него тюкнулся с глухим стуком, а потом, устроив голову на сложенных руках, задремал. Я легко подняла хозяина и определила на диван, заботливо сунув под голову подушку и укрыв одеялом – все это лежало по соседству с диваном на табуретке.
Я стала мыть посуду, а Мышильда ворчать:
– Зачем ты ему про клад сказала?
– А что делать прикажешь? Врать неинтеллигентно. К тому же наше копошение на пустыре вызовет у граждан подозрения. Начнутся вопросы. А здесь все ясно: ищут люди клад.
– Так все ж наперегонки кинутся.
– Кинутся, если мы найдем что. А до той поры будут у калиток стоять и посмеиваться.
– Великий знаток душ человеческих, – фыркнула Мышь, а я кивнула в ответ.
Прибрав в кухне, мы умылись и отправились спать на терраску. Здесь стояли две кровати, круглый стол и допотопный шифоньер. На полу пестрые половики, на окнах расшитые занавески, в целом все очень мило. Моя кровать была древней, а главное, большой. Я легла, блаженно прикрыв глаза, и тут в терновнике запел соловей. Мышильду и ту проняло.
– Что, стервец, выделывает, – через полчаса сказала она.
Отдых на родине предков начинал мне нравиться.
Мы сели завтракать, я пила чай и составляла план дневной кампании. Следовало осмотреть пустырь и приглядеться к соседскому жильцу.
Следовало осмотреть пустырь и приглядеться к соседскому жильцу. И то и другое – незамедлительно. Мышильда со мной согласилась, что бывает нечасто, и через некоторое время мы уже пробирались на пустырь сквозь заросли терновника. Выяснилось, что туда уже вел более удобный путь: от соседского забора, в котором не хватало двух досок, вилась тропинка, причем основательно утоптанная. Пройдя по ней, мы обнаружили мужчину лет тридцати пяти. Сидя на корточках, он что‑то увлеченно разглядывал в зарослях крапивы. Рядом с ним на очищенном пространстве лежало нечто, напоминающее карту.
– Добренькое утречко! – гаркнула я, мужчина подпрыгнул и завалился на спину, потом перевел взгляд на нас и очень натурально схватился за сердце. – Помочь? – заботливо предложила я и протянула руку. Он дернулся от моей руки, точно от гремучей змеи, поднялся и, вскинув голову, стал разглядывать меня, а я его. Собственно, разглядывать там было нечего. Коротышка с ранней лысиной и физиономией мудрого зайца. Одет в спортивные штаны и футболку, из рукавов которой нелепо торчали тощие руки.
– Интеллигенция, – прошипела Мышь. Жилец дернулся как от удара.
– Вы из дома номер пять? – с особой нежностью спросила я.
– Я, собственно, да… из номер пять.
– А мы вот поселились в девятом. Решили отдохнуть на родине предков. Как раз здесь стоял их дом. Вот интересуемся. А вы любитель флоры или бабочек ловите?
– Я… бабочек…
– Отлично. Давайте знакомиться, как‑никак соседи. Это Марья Семеновна, можно Маша, а я Лиза.
– Эдуард Митрофанович, – с легким поклоном ответил он.
– Что ж, Эдик, – легонько хлопнув его по плечу, сказала я. – Занимайтесь бабочками, а мы тут малость осмотримся.
Я небрежно заглянула в его карту, он тут же торопливо убрал ее за спину. Насвистывая, с видом праздных туристов мы прошлись по пустырю. Эдик, охладев к бабочкам, исчез в дыре в заборе.
– Точно – конкурент, – проводив его свирепым взглядом, заметила Мышильда.
– С конкурентами у нас один разговор: бритвой по горлу и в колодец.
– Только без криминала, – ахнула сестрица. – Мы ж интеллигентные люди, а истинный интеллигент не занимается мокрухой без крайней на то нужды. Чужую жизнь надо немного уважать.
– Задавим морально, – согласилась я с доводами сестрицы и добавила:
– Давай карту.
Мы выяснили, где приблизительно мог стоять дом в начале века, потратив на это по меньшей мере два часа. После чего поняли, что нуждаемся в отдыхе, и вернулись к Евгению Борисовичу, который с нетерпением поджидал нас, покуривая на ступеньках крыльца.
Он был по‑прежнему бос, как видно, предпочитая иной обуви ту, что дала природа, и очень весело шевелил пальцами ног, при этом что‑то мурлыча себе под нос.
– Ну, как оно? – спросил он, завидя нас.
– Отлично, – кивнула я.
– Неужто нашли чего? – ахнул Евгений Борисович.
– Москва не сразу строилась. Но кое‑что проясняется. Надо определить, где стоял дом, от задней стены отсчитать положенное количество шагов и там копать.
– Ты, Елизавета, девка умная, это сразу видать, – с легкой улыбкой заметил Евгений Борисович, – но здесь все копано‑перекопано раз двести. После трех пожаров, да и вообще…
– Евгений Борисович, – пропела я. – Мы ж в отпуске. На юг ехать деньжат нет, а здесь какое‑никакое, а занятие. Может, и найдем чего.
– Оно конечно, – кивнул Евгений, легко поднялся и торопливо заговорил:
– А я ведь щец сварил, наваристые.