– И что? – насторожилась я.
– А вдруг дед или сам прадед что‑то перепутали.
– Вряд ли, – усомнилась я. – О флигеле в семье никогда и речи не было. А прадед хоть и допился до белой горячки, но не мог быть таким идиотом, чтоб все бездарно перепутать.
– Это еще вопрос, – тягостно вздохнула сестрица.
– Ладно, – попробовала я утешить ее и себя. – Давай разберемся с одной кухней, а потом переключимся на другую.
Мы с энтузиазмом взялись за лопаты. Где‑то через час к нам присоединился Михаил, решив поработать перед обедом. Покончив с холодцом, пришел и Евгений, и дело пошло быстрее. К обеду мы окончательно освободили всю территорию фундамента от грязи и даже попытались сориентироваться, но, подумав, отложили это на послеобеденное время.
– Пить не буду, – шепнула испуганно Мышильда, завидя застенчивую улыбку Евгения.
– По маленькой, – вздохнула я и выдала деньги, хозяин удалился, а Михаил стал собирать на стол. Вообще эти двое неплохо уживались. Может, Михаилу не стоит возвращаться в родной город и попробовать попытать счастья здесь? Заодно бы и квартирный вопрос разрешился.
У крыльца затормозила машина, и на кухне появился Иннокентий. Он прямо‑таки горел нетерпением и потому начал с порога:
– Елизавета, где ты откопала этого типа?
– Которого? – удивилась я.
– Краснова.
– Я его не откапывала, – с легкой паникой в голосе заметила я.
– А откуда он вообще взялся? – насторожился Иннокентий. Я незамедлительно перешла в атаку:
– А что такое? Скажешь ты, наконец, что узнал, или будешь мне допрос устраивать?
– Лизок, я хочу понять, с чего ты вдруг заинтересовалась этим типом.
– Я думаю, он возлюбленный Ленки, последней хозяйки нашего дома.
– И что? – не понял Иннокентий.
– И то, – разозлилась я. – Надо знать, с кем дело имеешь.
Бывшего мужа это не убедило, но с расспросами он отстал и начал излагать факты.
– Краснов Иван Петрович, по кличке Боцман, в настоящее время находится в розыске.
– А Мотыль? – брякнула я. Иннокентий удивленно поднял брови, потом все‑таки ответил:
– Мотыль, иначе Павлов Алексей Сергеевич, – хозяин развлекательного комплекса «Карусель», кстати, расположенного неподалеку отсюда в центре города. О Тулине Иване Павловиче узнать ничего не удалось.
– А о Ленке? – спросила я.
– О какой Ленке? – растерялся Иннокентий. – А… Бывшая хозяйка… Сожительница Краснова. Он неоднократно привлекался к уголовной ответственности и втянул ее в свои темные делишки. В настоящий момент Сиротина Елена Гавриловна отбывает срок в исправительно‑трудовой колонии. – Иннокентий передохнул немного и спросил:
– А теперь скажи, зачем тебе эти сведения?
– Для общего развития. Я же сказала, надо знать, с кем имеешь дело.
– Да, но Краснов‑то здесь при чем?
– Может, ни при чем, – пожала я плечами.
– Кстати, мой интерес к этим людям вызвал в соответствующих инстанциях недоумение, мне пришлось объяснять, зачем мне эти сведения…
– И как ты объяснил?
– Сказал, что речь идет о наследстве и я специально прибыл сюда, чтобы разыскать предполагаемых родственников.
– Молодец, – похвалила я, но Иннокентий никак не желал отвлечься от неприятной для меня темы и опять начал:
– Все‑таки мне не совсем понятно…
– А вот и Евгений Борисович, – громко и с особой радостью возвестила сестрица.
– Ни слова о деле, – заговорщицки прошипела я на ухо последнему и села за стол. Но отвлекаться он не желал, нетерпеливо поглядывал в мою сторону, и чувствовалось, что, как только обед закончится, вопросы возобновятся. Следовало Иннокентия Павловича опять куда‑нибудь отправить с серьезным заданием. К концу обеда я смогла его придумать. – Иннокентий, – сказала я, глядя ему в самые зрачки, – мне чрезвычайно неловко так загружать тебя…
– Лиза, – перебил он, – мое время, точнее сказать, вся моя жизнь в твоем распоряжении.
– Благодарю, – прошептала я, уронив скупую слезу. Иннокентий торопливо сжал мою руку, а Михаил Степанович вдруг грянул «Шумел, гремел пожар Московский…». Евгений испуганно подпрыгнул и, схватив поллитровку, прижал ее к груди. Убедившись, что Михаил Степанович ничего не замышляет, а просто у человека настроение и он поет, Евгений поставил бутылку на место, блаженно улыбаясь, дослушал куплет и, прошептав: «Чистый Шаляпин», окончательно угомонился, то есть расслабился и даже рискнул подпеть тихо и чрезвычайно фальшиво.
– Вот так, друг, – громыхнул Михаил Степанович, обняв хозяина после окончания песни. – Талант в землю не зароешь.
– Что да, то да, – согласно закивал Евгений и привалился к плечу новоявленного друга. Посидев так минуту в полном блаженстве, они перевели взгляд на бутылку и маетно вздохнули.
– Вы б, Михаил Степанович, водочкой не увлекались, – влезла сестрица. – Вам еще сторожить. И фундамент‑то вынесут, прости Господи…
– Я свое дело знаю, – обещал Михаил, – и попрошу, Марья Семеновна, меня не учить.
– А вот как опять вора проворонишь да без обеда останешься, тогда и посмотрим, – сурово сказала я. Михаил Степанович обиделся, а Иннокентий повеселел. Вскоре после обеда, забыв задать мне беспокоившие меня вопросы, он отбыл изучать предков Сиротиной Елены Гавриловны с целью обнаружения общих родственников, а мы с сестрицей, прихватив все имеющиеся в наличии планы и карты, отправились к фундаменту.
Определить, где в начале века была кухня, оказалось делом нелегким. Прикидывая и так и эдак, мы выделили разом три места, причем на значительном расстоянии друг от друга. Фотографии демонстрировали лишь фасад дома, а планам, начертанным мужчинами нашего рода, мы не очень‑то доверяли. В общем, обозначив три больших квадрата, мы решили начать поиск с первого, и начать незамедлительно. Сразу же возник вопрос: как глубоко копать? Я выдвинула версию, что слишком глубоко зарыть клад прадед не мог: во‑первых, ни к чему, во‑вторых, мужики – лентяи. Мышильда вроде бы согласилась, но, поморщив лоб, добавила через минуту, что дом много раз перестраивался, трижды горел и клад, ранее зарытый неглубоко, мог оказаться далеко от поверхности. Поразмышляв, мы решили копать на метр и тут же взялись за работу.
Через пару часов получилась приличная яма, с которой мы совершенно не знали что делать. Сокровищами не пахло, но всерьез мы и не надеялись, что нам повезет в первый же день. Попутно в головах возникали разные интересные мысли: например, в чем прадед зарыл сокровища? Воображение рисовало солидный кованый сундучок. Приличные сокровища просто обязаны храниться в таких сундуках, чтобы заступ, то есть лопата, с лязгом ударилась о крышку… ну и все такое. Однако ждать чего‑либо путного от непутевого прадеда не приходилось, и мы сошлись на том, что вожделенного лязга можем и не услышать, но хоть бы и без него сокровища, как ни крути, все равно сокровища, и мысль о них согревала душу.
К вечеру яма расширилась, и мы задумались всерьез, что с ней делать дальше? Сама по себе яма нас не беспокоила, другое дело земля. Чтобы продолжать изыскания, надо было куда‑то выкопанную землю определить: либо перевозить ближе к забору, что тяжело и хлопотно, либо бросать ее в яму, то есть рыть новую, зарывая старую.