– Я ведь вам рассказывала утром. Клад купца Калашникова. Он зарыл, а мы ищем. Он наш прадед, так что право имеем.
– Никаких вы прав не имеете, – вдруг разозлился Сергей. – И вообще, мотайте отсюда.
– Откуда? – не поняла я. Он стал наливаться краской, а я поднялась во весь рост и взглянула на его макушку. Следовало человека просветить. – Дом сгорел, – загибая пальцы, очень доходчиво начала объяснять я. – Этот пустырь ничейный. Хочу рою, хочу нет. Прадед мой, значит, и клад мой. А если ты считаешь по‑другому, то сам и мотай.
День был жаркий, и парень, должно быть, с утра неважно себя чувствовал. Подняв подбородок, он сказал:
– Да я тебя…
– Что? – удивилась я, а отважная Мышильда перехватила в руках лопату на манер боевой секиры.
– Сказали – мотай, – не унимался парень.
– Не шали, – погрозила я ему пальцем, затем, ухватив его за ухо, дернула сначала вверх, потом вниз.
– Убью! – взвизгнул он, а я, отпустив его ухо, отскочила в сторону и дружески предложила:
– Догони.
Он честно пытался. Однако при росте метр семьдесят сантиметров он весил никак не меньше девяноста килограммов, к тому же пил, курил и вообще образ жизни вел очень далекий от здорового. Поэтому на десятой минуте уже задыхался, хрипел и вытирал пот, градом катившийся по широкой физиономии. Для меня десятиминутная пробежка дело пустяковое, я в отличие от своего преследователя не потела, дышала ровно и разминке радовалась. К этому моменту на пустыре возник номер третий, то есть Саша, или Клей. Несколько минут он с недоумением взирал на нашу игру в догоняшки, потом спросил у Коли:
– Чего это они?
Тот все еще пребывал в прострации и в ответ недоуменно пожал плечами. Пустырь мне уже надоел, душа требовала настоящего размаха и солидной дистанции. Я устремилась к кустам терновника, с целью выпорхнуть на улицу. Сергей к этому моменту цветом лица походил на вареного рака, и я притормозила, чтобы дать ему возможность немного отдышаться.
– Серега, – позвала я весело, – сейчас рванем по пересеченной местности. Следи за дыханием.
– Я убью тебя, – жалобно сказал он, но я не поверила.
– Это вряд ли.
– Чего они дурака валяют? – вопросил Сашка, обращаясь к Мышильде, поняв, что от Кольки сейчас никаких сведений не добьешься: он был грустен, тих и сам в себе.
– Серега им нагрубил, – с готовностью пояснила сестрица. – А они этого страсть как не любят. И маленько вашего за ухо потрепали. Подружески. А он бегать за ними стал.
Сашка нахмурился и повысил голос:
– Кончай, Серега.
– Помиримся? – предложила я.
Выглядел Серега неважно, и я за него немного уже беспокоилась. – Помиримся? – повторила я и доверчиво пошла к нему навстречу.
Он оказался плохим человеком: в ответ на мою готовность все простить и забыть попытался сделать подсечку. У меня это вышло гораздо лучше, Серега хрястнулся наземь, а я, чтобы впредь отбить у него охоту пакостить мне, придавила его коленом.
– Эй‑эй‑эй, – забеспокоился Сашка. – Смотри, не покалечь парня.
– Да мы шутим, – улыбнулась я, поставила парня на ноги и даже отряхнула его футболку, прошептав на ухо:
– Дернешься, шею сверну.
Он хмуро посмотрел и затих.
– Кончайте дурака валять, – сказал Сашка, подходя ближе, с сомнением глядя то на меня, то на товарища.
– Да мы и вправду шутили, – оправдывалась я.
– Бегает как страус, – вдруг заявил Серега и добавил:
– Господи…
– Может, чайку? – предложила я.
– Бегает как страус, – вдруг заявил Серега и добавил:
– Господи…
– Может, чайку? – предложила я. – Прямо здесь бы и устроились.
– Колька, – позвал Сашка, – сгоняй за пивом.
– Пиво мы не пьем. В здоровом теле – здоровый дух! – Я расправила плечи, Сашка воззрился на мой бюст и слегка закатил глазки. Надо сказать, что близко подходить ко мне он стеснялся: как видно, считал, что на расстоянии не так заметно, что он кончается там, где у меня начинается подбородок. И совершенно напрасно, я привыкла к коротышкам и уже давно не обращала внимания на такие пустяки. Тут влезла Мышильда, выпорхнула из‑под моего локтя и принялась жаловаться Сашке:
– А вот он сказал нам, чтоб мотали отсюда, – ткнув пальцем сначала в Серегу, потом в меня, затараторила сестрица. – А почему мотали? Пустырь‑то ничейный, и мы тут никому не мешаем, роем себе и роем. И пугать нас вовсе ни к чему. Женщины мы нервные и… беззащитные, – с легкой заминкой сказала она. Сашка в продолжение Мышильдиной речи безотрывно смотрел на мой бюст. Потом он потоптался немного и сказал:
– Да он шутил просто. Ройте, ройте, – и пошел прочь, слегка пошатываясь. Колька поднялся и, словно во сне, побрел следом, а за ним, чуть замешкавшись, потянулся Серега.
Выждав, когда они скроются с глаз, мы кинулись к забору. К той его части, которая разделяла садовые участки дома номер девять, то есть нашего, и дома номер одиннадцать, то есть ихнего. Я нанесла забору повреждение, выломав две доски, и мы с сестрицей вторглись на чужую территорию. Осторожно пробрались к большой веранде со стороны сада и залегли в кустах. По причине жары парни устроились на веранде пить пиво. Сашка кому‑то звонил по сотовому телефону. Я всегда знала, что подслушивать нехорошо, потому и не удивилась, когда мне отвалили на всю катушку. Сашка описывал мой внешний облик, используя следующие выражения: здоровущая, как два арбуза, подушка, а закончил так: «В общем, не девка, а катастрофа. Все на месте, только в пять раз больше, чем у нормальной бабы». И это было сказано о достоинствах, так щедро отпущенных мне природой. Мышильда взглянула на меня сочувственно и прошептала:
– Неинтеллигентные люди.
Тут Сашка перешел на описание сестрицы, и пришла моя очередь ее утешать.
– Неинтеллигенты, – убежденно сказала я, Мышильда кивнула, и мы побрели к дыре в заборе, а потом взялись за лопаты, однако много чего нарыть не успели. Евгений позвал обедать.
После обеда мы опять отправились к фундаменту, но мысль о соседях не давала нам покоя, оттого работа не спорилась. В общем, до самого вечера подглядывали и подслушивали: то мы за соседями, то они за нами, время от времени сталкиваясь возле дыры в заборе и приветствуя друг друга. В результате шпионской деятельности достоверно удалось установить следующее: Кольку звали Веник, Серегу – Шайба, а командиром у них был Сашка, или Клей. Вечером, совершенно измучившись, мы легли спать непривычно рано. Мышильда, сидя на кровати, делала маникюр и размышляла вслух:
– Все‑таки странная у этих типов манера давать друг другу прозвища. Вот, например, Клей. Что это за безобразие такое?
– Может, он прилипчивый очень, – выдвинула я рабочую гипотезу.
– Ну, Шайба, понятно, – продолжала сестрица. – Лицо у парня совершенно круглое, словом, очень аппетитная ряха, такую ряху вполне логично назвать Шайбой, а вот Веник?
– Новая метла по‑новому метет, – брякнула я, но Мышильда отмахнулась:
– Больно сложно…
– А может, у него фамилия Веников, – обрадовалась я. – Или он чистюля, все за всеми убирает, точно пылесос.