– Молчи лучше, – и понесла Михаила Степановича к дому. Парни, не искавшие встречи с милицией, исчезли в дыре, ведущей в наш сад, с намерением через другую дыру вернуться в свой, а мы сквозь заросли терновника выбрались на улицу и замерли. Возле каждого дома выстроились испуганные граждане и таращили спросонья глаза, около нашего дома стоял заспанный Евгений в нижнем белье и с двумя пустыми ведрами в руках, а также три машины: милицейский «газик», «скорая помощь» и пожарная.
– Чего это? – испугался Михаил Степанович и начал хромать не на ту ногу. Востренькая бабка, бывшая хозяйка троюродного, сновала между машин и вдруг замерла, охнув:
– Вот она, – и ткнула в меня пальцем.
Милиционер ходко развернулся, тоже замер, да так ничего и не сказал.
– Что у вас тут? – прокричал парень в форме пожарного.
– Человек в яму попал, – затараторила Мышильда. – Ногу подвернул, стал звать на помощь.
– Звонил кто? – нахмурился парень и зычно повторил вопрос на всю улицу. Народ стал исчезать в своих домах. Первой исчезла востроносая бабка, из чего мы заключили, что она и звонила. Пожарный чертыхнулся, влез в кабину. Развернувшись, машина с ревом исчезла за поворотом.
– Несчастный случай, – пролепетал милиционер, сел в «газик», потом выглянул в окно и, махнув рукой шоферу, отбыл. «Скорая помощь» осталась, и мы поспешили сдать Михаила Степановича, чтобы, значит, не зря люди мчались сюда по тревоге. Михаил Степанович вполне мог обойтись без врачебной помощи, потому что в капкан угодил ботинком, и в основном именно ботинок и пострадал. Но я была очень рассержена на ночное безобразие и с легким сердцем отправила предпоследнего в травмпункт, после чего мы успокоили Евгения Борисовича, который все‑таки добежал до колонки и принес воды, а затем со словами: «Каждый год горим», – отправился досыпать, а мы пробрались на пустырь, чтобы извлечь из кустов капкан и посмотреть, чего это Михаилу Степановичу понадобилось во флигеле. Причина стала ясна, как только мы заприметили свежевырытую яму. Михаил Степанович, как видно, сладко спал, потом неведомо почему проснулся и решил взглянуть на капкан, увидел свежий раскоп и, убоявшись моего гнева, попытался скрыть следы чужой деятельности, в результате чего и оказался в капкане.
– А братец‑то хитер, – присвистнула Мышильда, внимательно разглядывая землю под ногами. Потом встала на четвереньки и вроде бы все обнюхала. – Лизка, – заявила она минут через десять, – сдается мне, он не верхом, он низом ходит.
– Как это? – не поняла я.
– Подземным ходом, – сказала Мышильда, выпрямляясь. – Зайдет, пороет и уйдет. И капкан он уже заприметил, осторожничать будет. Вот если б мы его ход нашли и там капкан поставили.
– Так мы ж его искали, – грустно заметила я. – Все облазили, и никаких тебе тайных дверей и подземных ходов.
– А должны быть? – с интересом спросил Сашка, появляясь из‑за моей спины. Мы с сестрицей переглянулись.
– Ну, должны, – ответила я без всякой охоты.
– Настоящие? – удивился он.
– Какие ж еще? – фыркнула Мышильда. Мы уселись втроем на зеленой травке и задумались, то есть это мы с сестрицей задумались, а Клей стал приставать с вопросами:
– Откуда ж здесь ходам взяться?
– От верблюда, – проворчала я, покосилась на Сашку и со вздохом пояснила:
– Да здесь полно нарыто, храм стоял, с собором, что на холме, ходами соединенный и с крепостью. Считается, что ходы еще в прошлом веке засыпали, а так это или нет, никому не ведомо.
Сашка, приоткрыв рот, тоже задумался. Мышильда, понаблюдав за ним немного, вдруг спросила:
– Как Кольке фамилия?
– Матвеев, – ответил Сашка.
– А почему его Веник зовут?
– Не знаю, – покачал он головой, думая о чем‑то своем. – Какая разница, Веник и Веник…
– А твоя фамилия как? – не отстала я от сестрицы.
– Мотылев, – вздохнул он и тоже спросил:
– Думаете, он через ход шастает?
– Думаем.
– Так надо его поискать, – обрадовался Сашка.
– Кого? – разозлилась Мышильда. – Ход или брата?
– Ход… – заскучал Клей.
– Умник нашелся… а то не искали. – Она громко, со стоном вздохнула и стала смотреть на восток, где занимался новый день.
– Найдем, – кивнул Сашка. Мы замолчали, наблюдая, как огненный шар встает над рекой.
– Красота, – прошептала я.
– Природа, – вздохнула Мышильда.
– Ага, – отозвался Клей.
Уснуть в то утро так и не получилось. Встретив рассвет, мы разошлись по домам и только было собрались ко сну, как на крыльце раздались глухие стенания. Вернулся Михаил Степанович. Так как увечий у него не обнаружили, а денег на такси он не имел, то из травмпункта ему пришлось добираться пешком. Он очень рассчитывал на мое сочувствие, я же учинила ему допрос и вскоре смогла убедиться в верности своих догадок относительно обстоятельств, при которых бывший благоверный угодил в капкан. Из рассказа Михаила Степановича следовало, что он проснулся от какого‑то подозрительного шума, решил взглянуть на фундамент и вроде бы заметил у восточной стены некую личность, которая будто бы чудесным образом растаяла в воздухе.
– Точно, ход, – горевала Мышильда, посмотрела на Михаила Степановича со вздохом и заметила:
– Теперь не усторожишь. Необходимы кардинальные меры.
– Да уж… – согласилась я.
Сообразив, что у него имеются смягчающие вину обстоятельства, Михаил Степанович гордо выпрямился и заявил, правда, с заметной дрожью в голосе:
– Елизавета, я не могу больше спать в шалаше. Я подхвачу воспаление легких, с реки поднимается туман, и вообще… Евгений Борисович давно предлагает мне жить в большой комнате. Там есть диван и…
Михаил Степанович хотел еще что‑то добавить, но я только рукой махнула:
– Иди.
Поиски клада обрастали бесконечными трудностями.
– Да, не дадут спокойно порыться на родном пепелище, – заметила я. Мышильда в ответ грустно кивнула. Тут мысли мои скакнули в ином направлении, и я спросила:
– Слышала, какая фамилия у Сашки?
– Ну?
– Что ну? Мотылев.
– А чего ж его тогда Клеем зовут?
– Веник‑то тоже не Веников, а Матвеев. – Тут я вроде бы забыла, для чего мне понадобилась Сашкина фамилия, но, немного напрягшись, сообразила:
– Помнишь, что в записке было? «Боцман, заходил Мотыль». Мотыль – Мотылев, улавливаешь?
– Улавливаю, – кивнула сестрица. – Только зовут его не Мотыль, а Клей.
– Может, он нарочно не велел себя так звать, из‑за записки этой?
Сестрица скривилась и посмотрела с сочувствием на меня, а я на нее.
– Как хочешь, – сказала я. – А это надо выяснить.
– Выясним, – кивнула она, и мы пошли рыть.
Однако работа не спорилась. Часов в восемь мы решили устроить себе выходной и отправились в баню. Так называемая Нижняя баня была в городе местной достопримечательностью.