В домике стояла тишина, длинный коридор был пуст, лишь из‑за дальней двери слышались два мужских голоса, один что‑то выговаривал, а другой, судя по интонации, оправдывался. Постучав в правую дверь и не получив ответа, я потянула на себя ручку и заглянула в комнату. Небольшое светлое помещение, видавший виды стол и две грубо сколоченные лавки. На столе банка из‑под консервов вместо пепельницы и газета «Московский комсомолец», в углу на гвозде – синий рабочий халат, из кармана которого торчит цветастая косынка, а на полу, рядом с облезлым веником, тапки из вельвета на белой подошве. Не раздумывая, я схватила халат, тапки и бросилась вон, услышав, как где‑то сзади со стуком закрылась дверь. Сразу же за СМУ тропинка спускалась вниз и шла по дну оврага, в этом месте заросшего старыми тополями. Я покинула тропинку и отыскала ручей.
Стянула юбку, надела халат, тщательно умылась и вымыла ноги, взвыв от боли: они были в ссадинах и кровоподтеках, но серьезных увечий не наблюдалось, чему я от всей души порадовалась.
Тапки были мне велики по меньшей мере на размер. Оторвав лоскуты от юбки, я засунула их в носы тапок, получилось неплохо. Пригладила волосы и повязала косынку, в остатки юбки завернула два камня и бросила в ручей.
За это время на тропинке никто не появился, со стороны СМУ не доносилось ни звука – значит, воровство обнаружено не было. Это меня воодушевило, и я зашагала веселее, хотя понятия не имела куда.
Через несколько минут я оказалась у подножия деревянной лестницы, поднялась и вышла на улицу Чкалова – по крайней мере, так значилось на табличке одного из домов. Слева было здание школы с большим парком и красивой березовой аллеей вдоль фасада, а прямо шла эта самая улица, состоящая из двухэтажных домов еще довоенной застройки. Я понемногу сориентировалась и сообразила, что, если идти прямо, очень скоро окажусь около старого здания пединститута, а оттуда рукой подать до центра. Следовало решить, куда я хочу попасть? На мне рабочий халат и тапки, в таком виде люди по центральным улицам не ходят.
Внимание мне сейчас совсем ни к чему. Мне нужны деньги, значит, идти надо на вокзал и взять оставленный в ячейке камеры хранения пакет. Я поздравила себя со способностью рассуждать здраво, несмотря на боль во всем теле и голове, которой здорово досталось при падении (шум в ушах стоял до сих пор, а затылок разламывало, и тошнота наворачивалась, симптомы сотрясения мозга доподлинно мне неизвестны, но очень похоже).
Выбирая улицы подальше от центра и помалолюднее, я часа через полтора добралась до вокзала. За это время смогла успокоиться и даже выработала план действий. На вокзале мой внешний вид любопытства не вызвал, на меня вообще никто не обратил внимания: возможно, принимали за уборщицу или дворника. Я забрала конверт и сунула его за пазуху, отложив стодолларовую банкноту в паспорт. Обменный пункт нашелся тут же на вокзале. Окошечко было расположено высоко, причем имело такие крохотные размеры, что я от души порадовалась: женщина меня не увидит. Я протянула доллары, получила рубли и впервые с момента аварии вздохнула с облегчением. Пройдя вдоль вокзальной площади, зашла в один из магазинчиков, которых здесь было в избытке, купила джинсы и свитер, вернувшись на вокзал, переоделась в туалете и сразу же почувствовала себя гораздо увереннее.
Теперь основная проблема – жилье. Мне просто необходимо где‑то отлежаться, а вокзал самое опасное место в городе. Если Кирилл будет меня искать, безусловно, начнет с вокзала, решив, что я попытаюсь покинуть город. Надеюсь, сейчас я для него еще покойница, к тому же о наличии у меня паспорта и денег Полины он не знает, и это дает мне шанс…
Мысль об опасности подстегнула, и я поспешно покинула вокзал. Проблема все та же: жилье. Я не могу бегать по городу, запасшись объявлениями, – это лучший способ попасть на глаза людям Кирилла. А если гостиница? Никому в голову не придет искать меня там.
А если гостиница? Никому в голову не придет искать меня там. А паспорт? Вряд ли фотографию будут рассматривать особенно тщательно, разумеется, если я не вызову никаких подозрений. Я шла по улице, сунув руки в карманы джинсов, и пыталась убедить себя, что почти ничем не рискую. Разменяв в первом же обменном пункте еще несколько купюр, я на такси отправилась в торговый центр «Южный», там потратила больше часа: приобрела кое‑какую одежду и большую спортивную сумку. В таком виде можно и в гостиницу.
Я вновь остановила такси, решив, что это более безопасное средство передвижения, чем общественный транспорт.
– Какую‑нибудь не очень дорогую гостиницу, – сказала я, устраиваясь на заднем сиденье и предоставляя выбор судьбе. А что, если парень привезет меня в «Зарю», где я жила до встречи с Кириллом?
Но парень, как видно, считал ее дорогой. Мы остановились возле трехэтажной гостиницы с симпатичным названием «Уют». Во дворе стояли четыре «КамАЗа» с рефрижераторами, а атмосфера в гостинице оказалась на редкость демократичная, и мой паспорт интереса не вызвал. Я замерла перед стойкой и покрывалась липким потом, ужасаясь возможным вопросам, но ни одного не дождалась. Мне приветливо улыбнулись, объяснили, как найти нужную комнату, и вручили ключ. Выжав из себя подобие улыбки, я пробормотала «спасибо» и поднялась на второй этаж. Открыв дверь, на негнущихся ногах прошла в номер, бросила сумку и рухнула на постель.
Проснулась я от своего крика, вскочила и прислушалась. В комнате темно, где‑то в ночной тишине одиноко прогрохотал троллейбус. Я посмотрела на часы: половина первого. Голова кружилась, а все происшедшее днем казалось страшной сказкой. Но тут я проснулась окончательно и с горечью констатировала, что это гораздо хуже сказки, это суровая реальность.
Я подошла к окну, открыла его и, опершись локтями на подоконник, стала смотреть на ночной город. Сегодня я еще могу поплакать, пожалеть себя, горько сетуя на судьбу, а завтра… завтра следует собрать всю волю в кулак и разобраться с этими гадами. Раз уж я жива, когда мне полагается быть обгоревшим трупом, то последнее слово за мной. Только так я смогу вернуться в нормальную человеческую жизнь. Я хмурилась, призывала себя не раскисать и прочее в том же духе, но постепенно другие мысли овладели мной. Город погрузился в тишину и темноту, последние звуки стихали, последние огни гасли, а я, устроившись на подоконнике, смотрела на дома, темные силуэты деревьев, городское небо без звезд и беспричинно начала улыбаться. Потом вдруг запела тихонько, оборвала себя на второй строчке и, спрыгнув с подоконника, сказала весело:
– Поздравляю, у тебя в самом деле сотрясение мозга.
Утром я первым делом отправилась в парикмахерскую и сделала короткую стрижку. Не только я, но и мастер поразилась происшедшей со мной перемене: из зеркала на меня смотрело совершенно другое лицо.
– А вам идет, – не без удовольствия заметила женщина, которой я полчаса назад втолковывала, что в самом деле хочу коротко подстричься. «У вас прекрасные волосы, и эта прическа вам очень к лицу», – убеждала она и даже призвала в свидетели двух своих коллег. Коллеги, правда, не были столь эмоциональны: «Тебе сказали стриги, вот и давай», – посоветовала ей полная блондинка, и женщина наконец приступила к делу, но и тогда раза два заметила:
«Зря вы…»
Теперь она выглядела довольной, а про меня и говорить нечего: стрижка плюс темные очки, джинсы и куртка, в которых Кирилл меня никогда не видел, – вряд ли теперь он сразу сможет меня узнать.
Воодушевленная этими мыслями, я отправилась в то самое место, куда должна была попасть вчера: к таинственному богатому родственнику Полины, которого я не знала даже по имени. Конечно, это было опасно: в первую очередь Кирилл начнет искать меня в местах, представляющих обоюдный интерес, но, если не рисковать, вряд ли когда‑нибудь удастся распутать эту историю.