– А ты надолго уходишь?
– Как получится, – ответила я. – Заскучаешь, так скатертью дорога. Конечно, ты меня сегодня спас, и я тебе за это очень благодарна, но все равно ты врун и мерзавец.
Я удалилась под грустным Сашкиным взором, черти в его зрачках запечалились: сидели смирно, сложив лапки и хвосты, если при этом и строили рожи, так самую малость.
Я поехала в ресторан, где имела длительную беседу с Денисом, после чего навестила отца. Дома его не оказалось, я бродила по комнатам и пыталась решить: должна я рассказать ему о гибели Валеры или нет? Если рассказывать, то все… А этого, по некоторым причинам, мне не хотелось. Если я пойду в милицию (кстати, идти я обязана), придется рассказать про Багрова и там. Как это отзовется на его биографии, еще вопрос. Можно придумать сказочку о том, что от убийц я сбежала, только кто в нее поверит? А если я расскажу об убийстве, но умолчу о похищении, это уж вовсе глупо: как я в этом случае помогу следствию? Чего доброго Подозрение упадет на отца…
Промучившись с пару часов, я не смогла прийти к определенному решению и в конце концов ограничилась полумерами: позвонила из автомата в милицию и скороговоркой выпалила об убийстве и красном “Опеле”, но о даче промолчала: Сашкины дружки могут рассердиться, а зла ему я не желала. Вот ведь незадача…
Разозлившись на себя и на весь мир, я поехала домой. Отца с Юлькой встретила на перекрестке, они возвращались с дачи.
– Ты чего в городе? – крикнул папа, открыв окно, я в ответ махнула рукой и сморщила нос. Мы разъехались. Разумеется, я так ничего и не рассказала отцу, неожиданно зло подумав: с Багровым разберусь сама.
Сашка стряпал ужин, наведя ревизию в моем холодильнике. Прошлогодний фартучек выглядел на нем очень миленько, дверь он передо мной распахнул на возможную ширину, высмотрев меня в окно.
– Привет, – хмуро бросила я, стараясь не обращать внимания на явное подхалимство.
На столе стояла бутылка мартини и торт. Этого в моем холодильнике не было.
– Праздничный ужин, – хмыкнул Сашка. – По случаю нашей встречи. Не знаю, как ты, а я очень рад.
– Я тоже рада, – вздохнула я, вымыла руки и села за стол.
– Выпьем? – предложил Сашка и разлил мартини.
Мы выпили, я упорно избегала его взгляда, стараясь избавиться от совершенно ненужных мыслей. Багров, уловив мое настроение, затих, говорил мало, все
Больше вздыхал и ласково на меня посматривал.
– Пора спать, – с трудом высидев час, заявила я, решительно поднимаясь.
– Посуду я вымою, – улыбнулся он, а я ушла в комнату, вытащила из кладовки раскладушку и с нею вернулась в кухню.
Раскладушка вызвала у Сашки недоумение.
– Спать будешь здесь, – сурово возвестила я.
– Какая‑то она хлипкая, – засомневался он. – Может, мне лучше лечь на полу?
– Пожалуйста, только в кухне.
Я принесла белье, подушку и одеяло, поплотнее закрыла дверь в комнату, изо всех сил стараясь не думать о Сашке. Это мне почти удалось, к тому же мартини возымело самое благотворное действие, и через полчаса я уснула.
Где‑то после полуночи открыла глаза, кухонная дверь скрипнула, а я вспомнила, что на кухне Сашка.
"Быть этого не может”, – подивилась я, дверь опять скрипнула, я прислушалась, но ничего заслуживающего внимания уловить не смогла.
Таращила глаза в темноту, ворочалась и в конце концов решила сходить в туалет. Дверь в кухню была приоткрыта, я не удержалась и заглянула, просто чтобы убедиться, что Сашка в самом деле здесь и никуда не сбежал.
Лунный свет заливал помещение, Сашка лежал головой к окну, почему‑то бледный, со следами страданий на лице.
Глаза закрыты. Я на цыпочках шагнула к туалету, и тут Сашка отчетливо простонал. Я замерла, шевельнула ушами и дала себе слово не обращать внимания на все эти фокусы.
Багров вроде бы скрипнул зубами, а потом простонал вторично.
– Ты чего? – не выдержала я и заглянула в кухню, голос мой звучал без намека на любезность, я сурово нахмурилась, давая понять, что дешево меня не купишь.
– Я тебя разбудил? – виновато осведомился Сашка, скривился и попробовал лечь поудобнее. Движения давались ему с трудом.
– Ты чего? – совершенно иным голосом спросила я.
– Завтра дождь будет, – вздохнул Сашка и добавил:
– Разболелась, проклятая…
Я подошла поближе, присела и внимательно посмотрела в его лицо, напомнив себе: каким бы жуликом Сашка ни был, рана на боку настоящая.
Я коснулась ладонью его лба, мне он показался горячим, измученные глаза смотрели умоляюще.
– Ты чего? – в третий раз задала я вопрос, вышло испуганно.
– Черт его знает… лихорадка. Трясет всего. Не могу согреться. Машка, в пиджаке у меня таблетки, принеси сразу три.
Таблетки в самом деле были. Этикетка на тюбике отсутствовала, я понюхала лекарство, высыпала таблетки на ладонь, взяла одну и разжевала. На вкус аскорбинка. Я покачала головой и вернулась к Сашке, дала ему лекарство и стакан воды,
– Спасибо, – тихо сказал он и прикрыл глаза.
– Если что понадобится, позови, – сказала я.
– Ты уходишь? – Глаза его вновь открылись. – Посиди со мной немного, – попросил он жалобно. Я села по‑турецки на пол, уставившись на Сашку, он сграбастал мою руку и “запел”:
– Я, когда в госпитале валялся, все о тебе думал. Боялся, помру, так тебя и не увидев. Душа у меня изболелась, ну… за то, что правду тебе не сказал.
– А сейчас скажешь? – съязвила я.
– Машка, мне самому это задание не по нутру было. Честно. Я ведь как рассуждал: разозлишься ты на меня и думать забудешь… Может, и к лучшему. Муж из меня никудышный… Из госпиталя несколько раз хотел письмо отправить, три месяца у меня под подушкой лежало, но не рискнул, уж больно подло выходило: мол, испугался, что коньки отброшу, и про тебя вспомнил, а на что тебе инвалид, раз здоровый сбежал без оглядки?
Стало ясно: Сашка окончательно заврался, на инвалида он походил так же, как я на Геракла. Тут я опять вспомнила про шрам и внимательно посмотрела в его глаза. Ни одного черта в них не наблюдалось.
– Ладно, – сказала я, поднимаясь. – Лекарство начнет действовать, ты уснешь. И мне пора.
Однако Сашка мою руку не отпускал.
– Думаешь, я просто так объявился в этом городишке? Душа у меня болела.
– Ты вроде говорил, у тебя задание? – подивилась я.
– Задание – одно, а душа – другое.
Сашка резко приподнялся, одновременно дернув меня за руку, и я рухнула ему на грудь.
– Не трогай меня, – заявила я грозно, но и я и Сашка знали – это я так, дурочку валяю.
Через пару минут мы обнялись, а еще через полчаса я призналась Багрову в любви, он неожиданно заявил, что тоже меня любит и вообще всячески развивал эту тему, чем вызвал некоторое удивление: год назад такие разговоры он не приветствовал.
Утром, услышав шум в прихожей, я с трудом продрала глаза. Хлопнула входная дверь. Я испугалась, но, почувствовав на груди Сашкину руку, успокоилась, приподняла голову и увидела Юльку. Та стояла на пороге кухни, вытаращив глаза, за ее спиной стоял папа. Про выражение его лица мне и вовсе говорить не хочется.
– Здравствуй, Машка, – брякнул он, попятился и сказал:
– Извини.