Представляете, как почувствовали себя в ту минуту мы?
– Приехали отдохнуть? – Тут он с неодобрением взглянул на Матвея, потом на меня и продолжил:
– Надеюсь, Наталья Петровна об этом осведомлена? Я слышал, она уехала в отпуск?
– Уехала. И нас просила за дачей приглядывать.
– Молодой человек тоже приглядывает? – последовал следующий вопрос. Я‑то думала, он имеет в виду Матвея, но оказалось все еще хуже. – Я сегодня уже хотел милицию вызывать – шастает какая‑то личность по участку… У нас места спокойные, и мы бы хотели быть уверенными, что наши соседи люди достойные.
– Он достойный, – пискнула Ленка. – Он этот.., художник, запечатляет наши места.., на вечную память.
– Я бы все‑таки хотел связаться с Натальей Петровной.
– Пожалуйста, – легко согласился Матвей, достал мобильный, набрал Наташкин номер и, отойдя в сторонку, что‑то ей сказал, должно быть, подготовил, после чего протянул телефон полковнику.
– Наталья Петровна… – начал тот и замолчал, потому что заговорила Наташка. Что она ему сказала, осталось для нас тайной, но полковник, изменившись в лице, вдруг отступил на полусогнутых и, сунув мобильный Матвею, поспешно удалился, буркнув:
– Хулиганство.
– А я считал, здесь тихое местечко, – с прискорбием заметил Матвей, наблюдая, как соседи тянут шеи из‑за забора.
Сюрпризы на этом не закончились. Гоши в доме не оказалось. Вместо того чтобы лежать при смерти, он, по словам полковника, шастал по участку, а теперь вовсе исчез.
– Вот дурак! – в сердцах заметил Матвей.
Мы с Ленкой переглянулись. В ее взгляде, как и в моем, было беспокойство. Полбеды, если Игорек просто сбежал. А если что‑то умыкнул? Меня неудержимо потянуло к пиону.
Я подошла к нему, вроде бы прогуливаясь, и убедилась, что выглядит он не хуже, чем вчера: земля примята, непохоже, что кто‑то тревожил цветок.
Матвей стоял на крыльце и с сомнением на меня поглядывал, я поспешила вернуться в дом.
– Пригрели на груди змею… – возмущалась Ленка, гремя на кухне посудой.
Не успела она до конца произнести начатую тираду, как возле дома появился Гоша, припадающий сразу на две ноги. Ленка хмурилась, не зная, как отнестись к его внезапному появлению. Гоша прошел в кухню, устроился на табурете и с обидой спросил:
– Где вас носило?
– А тебя? – вопросом на вопрос ответила Ленка. – Ты вроде ходить не мог? Что, уже полегчало?
– Я боялся один оставаться. Соседи косятся, и вообще – вас нет, я подумал, вдруг вы за моей спиной с ними договорились…
– С кем?
– С бандитами.
– Придурок, – вздохнула Ленка. – Зачем нам тебя им сдавать, когда мы же тебя героически спасали?
– А менты… – вторично вздохнул он.
– Для киллера ты уж очень пуглив, – заметил Матвей и спросил:
– В лесочке отлеживался?
– Ага. Поесть привезли чего‑нибудь? Я весь день голодный.
Ленка принялась кормить страдальца, а меня не оставляла мысль о цветке. Точнее, о том, целы ли наши денежки. Но проверить это прямо сейчас я не могла и очень переживала.
Когда мы поужинали, я предложила долго не засиживаться и первой отправилась спать. Гоша, который жаждал общества, устроился на террасе, повествуя Ленке о своей нелегкой судьбе – мало того, что он парень с идеалами, он еще и сиротой оказался. Подружка слушала его, открыв рот, и уже шмыгала носом в особенно волнительных местах повествования, доводя меня до бешенства.
Матвей в кухне читал детектив и тоже не собирался ложиться.
Матвей в кухне читал детектив и тоже не собирался ложиться. Ко всему прочему за забором бродили соседи, полковник вышел на прогулку с собакой и, точно нарочно, устроился покурить на скамейке прямо напротив нашей калитки. Стемнело, а дачная жизнь все еще била ключом.
Тут мне пришло в голову, что пион с террасы не видно. Лопата в сарайчике, и если вылезти в окно, то мои дорогие друзья будут считать, что я в доме… Я покосилась на окно, распахнутое настежь по причине жары, выключила свет, выждала время и легко выбралась в сад.
В темноте я едва не наступила на пион и замерла, прислушиваясь. Гоша рассказывал, как он вывихнул ключицу, учась кататься на роликах, собачка полковника тявкнула раза два и замолчала. Я прошмыгнула к сарайчику, стараясь не шуметь, открыла дверь и нащупала в темноте лопату, удивляясь: когда стараешься что‑то сделать тихо, все, будто специально, с громким стуком валится из рук. Вооружившись лопатой, я вернулась к пиону. Только‑только собралась потревожить цветок, как услышала на крыльце шаги. Лопату сунула в кусты, но более ничего сделать не успела, так что, когда Матвей приблизился, мне только и оставалось, что устроиться в позе лотоса, задрав голову к небесам. Герой замер в нескольких шагах от меня и позвал:
– Катя… – сделал шаг и зашептал:
– Ты чего здесь?
– Медитирую, – ответила я. – А ты мне мешаешь.
– Я тоже хочу медитировать, – заявил он, устраиваясь рядом на корточках. – Бог мой, а звезды‑то какие… – задрав голову, ахнул он. – В городе таких не увидишь.
– Ты мог бы медитировать молча? – спросила я.
– Мою душу переполняет восторг при виде красоты мира, и я не в силах сдержать его, – с обидой ответил он. – А почему ты именно здесь медитируешь?
– А где, по‑твоему, я должна это делать?
Тут во мне уже окрепла уверенность, что Матвей в саду появился не случайно. Да он следит за мной! Я сурово взглянула на него, он резко повернулся и, должно быть, от переполнявшего его восторга не удержал равновесия, а чтобы его сохранить, схватился за мое плечо, не учтя одного: у нас разные весовые категории. К тому же я и сама с трудом сохраняла равновесие, потому что второпях села довольно неудобно. Итог был таков: мы оба повалились в траву. Я подозревала, что он сделал это нарочно, и вместе с тем во мне росло подозрение, что то же самое думает обо мне он. Видимо, по данной причине я и залилась краской. Попыталась подняться, и наши с Матвеем лбы внезапно пришли в соприкосновение, мы разом ойкнули, он не к месту сказал:
– Родными будем… – затем улыбнулся, и тут…
Видеть рядом с собой физиономию такого парня летней звездной ночью, лежа в траве, – сильнейшее испытание для юной девушки. С прискорбием вынуждена признать, что я его не выдержала. Когда Матвей, наклонившись ниже, стал меня целовать, я практически не сопротивлялась. То есть я вроде бы увиливала, но так неохотно, что даже идиот бы понял: это не всерьез. Совершенно ненужные мысли пришли мне в голову: как было бы хорошо, не познакомься он с Наташкой раньше, чем со мной, не подозревай я его в коварстве и не будь он таким красивым, потому что с такими, как он, беда – девки им на шею постоянно вешаются, и выйдет не любовь, а сплошные муки ревности. Последняя мысль и привела меня в чувство.
– Что это ты себе вообразил?! – возмущенно спросила я, отстраняясь.
– Только не говори, что я тебе совсем не нравлюсь, – обиженно ответил Матвей.
– Конечно, не нравишься. Что в тебе хорошего?
– Доброе сердце, я полагаю. Чего б мне тогда проводить свой отпуск в такой компании?
– И ты от безделья решил за мной приударить?
– Между прочим, – поудобнее устраиваясь рядом, заявил он, – ты обязана меня соблазнять.