Это всегда опасно, оттого от них торопливо избавились, а также ото всех бумаг. Моя предполагаемая мать, поговорив со мной по телефону, кому‑то позвонила, и этот кто‑то не замедлил явиться (и не один, там, в подвале, было трое). «Родители» пытались задержать меня в доме, ожидая подмоги, не предполагая, что в любом случае, сбегу я или им удастся сдать меня с рук на руки, их самих ожидает смерть. Это соображение особых эмоций не вызвало, в глубине души я вроде бы даже согласилась, что ТЕ правы, раз смерть двух пожилых людей диктовалась соображениями чьей‑то безопасности.
Закрывая дверь своим телом, женщина сказала что‑то о моем безумии, я убиваю, а потом забываю об этом (от такой мысли я поежилась, хотя и знала: я никого не убивала). Она хотела, чтобы я поверила в свою болезнь, обещала помочь… любопытно. Я убиваю и ничего не помню… выходит, ТЕМ известно о колоссальном провале в моей памяти? Конечно, известно, а почему нет? Но если я ничего не помню (а я действительно не помню) и они об этом знают, зачем им за мной охотиться? Какой в этом прок, ведь я не опасна?
Вряд ли я смогу ответить на этот вопрос, как не могу ответить на многие вопросы. В комнату медленно вползал рассвет, а я уснула и вновь увидела сон. Я сижу (кресло, стул, сзади окно) и жду своего убийцу. В руках пистолет с двумя патронами. Я могу убить его, человека с лицом, точно в тумане, но он не один, и тогда они схватят меня, а мне нельзя… Вот это «нельзя» заставило меня поднять пистолет… Я испуганно вздрагиваю и просыпаюсь. Еще очень рано, в коридорах тишина, я уговариваю себя, что это только ночной кошмар, и вновь засыпаю. Теперь я вижу дом, просторный холл, лестница на второй этаж, Я бегу по ней вверх, сцепив зубы, чтобы не заорать от ужаса, потому что знаю, что увижу там, наверху. Он лежит возле кресла, лицом вниз, я делаю последний шаг, вцепившись в его плечо, переворачиваю… Сердце замирает, вот сейчас я увижу лицо моего отца и все вспомню. Но лица нет, я отступаю, кричу и просыпаюсь.
В комнате светит солнце, а я трясу головой и пытаюсь избавиться от наваждения, сердце так стучит, что на мгновение я усомнилась: выдержу ли, а ну как разорвется? И вдруг понимаю: страх не исчез вместе с остатками сна, он здесь со мной, потому что ТЕ рядом. Я надеялась, у меня ещё есть время, оказалось: ошиблась.
Когда через несколько дней Рябов вошел в палату, первое, что я сказала:
– Они здесь. – И, наверное, здорово напугала его, он замер, глядя на меня с непониманием, должно быть, напомнив себе, что встретились мы в сумасшедшем доме, а так просто сюда не попадают.
– Кто? – спросил он, немного справившись с собой.
– Откуда ж мне знать? – я усмехнулась, а он нахмурился. – Они где‑то рядом, я чувствую.
– Что значит – чувствуете?
– Сегодня вы чемпион по дурацким вопросам. Чувствовать – это значит чувствовать.
– Послушайте…
– Засуньте меня в какой‑нибудь карцер или попросите санитаров не отходить ни на шаг… Впрочем, санитары ерунда, лишние трупы.
– Анна, что вы говорите?
Я подняла на него глаза и мрачно усмехнулась: разумеется, он считает, что я спятила. Почему бы ему и не считать так, раз я сама иногда думаю: «А не сошла ли я с ума в самом деле»?
– Ладно, – я тяжело вздохнула и решила сменить тему. – Вы что‑нибудь узнали?
– Вы закончили местный педагогический институт?
– Как будто. Диплома не видела, он пропал с остальными документами. Мы собирались во время отпуска приехать сюда и выправить дубликат.
– Вы никогда не учились в пединституте, по крайней мере в Екатеринбурге. – Новость не произвела на меня никакого впечатления, я бы больше удивилась, если бы вдруг выяснилось, что я в самом деле получила здесь диплом.
– Вы никогда не учились в пединституте, по крайней мере в Екатеринбурге. – Новость не произвела на меня никакого впечатления, я бы больше удивилась, если бы вдруг выяснилось, что я в самом деле получила здесь диплом. – Теперь по поводу вашего мужа. Шульгин Андрей Ильич действительно служил в спецназе. Пять лет назад по его просьбе был переведен в Элисту. Участвовал в военных операциях, был тяжело ранен. Получил пенсию по инвалидности, уехал в Белоруссию, где у него проживала сестра, там следы его теряются.
– Как это? – проявила я любопытство. Теперь пришла очередь вздыхать Рябову.
– Обыкновенно. Был он в Белоруссии или нет, неизвестно, у сестры не спросишь, около восьми месяцев назад она тоже исчезла. Хватились её не сразу, она одинокая.
– Отлично, – кивнула я.
Рябов раскрыл папку, которую принес с собой, и положил на стол фотографию, я взглянула мельком. Мужчина лет тридцати с широким простым лицом неодобрительно взирал с фотографии.
– Узнаете? – наблюдая за моей реакцией, задал вопрос Рябов.
– Нет, конечно. Это Шульгин?
– Да. Вас это не удивляет?
– О господи. Того, что вы рассказали, вполне достаточно, чтобы навсегда перестать удивляться. Этот человек не похож на моего мужа… Его надо найти, – помедлив, сказала я.
– Кого?
– Моего мужа. Я уверена, он сможет объяснить…
– Аня, – голос Рябова звучал как‑то странно, я с удивлением покосилась в его сторону, лицо у него было какое‑то потерянное. – Из того, что мы знаем, – торопливо заговорил он, – напрашивается вывод: ваш муж участвовал во всей этой мистификации и скорее всего…
– Есть ещё идея, – перебила я. – Я действительно сумасшедшая и все выдумала…
– В это трудно поверить.
– А я не верю в то, что мой муж… впрочем, это вас не касается. Тут вот что: в Андрея стреляли. Понимаете, его хотели убить. Они охотятся за ним, возможно, в этом все дело.
– То есть главное действующее лицо – ваш муж, и именно его враги преследуют вас? Тогда как объяснить, что он сознательно вас обманывал? Что он придумал всю эту сложную комбинацию с родителями?
– А у меня нет уверенности, что все это придумал он. А если даже все‑таки он, у него на это могли быть веские причины. С какой‑то ведь целью человек жил под чужим именем…
– Остается совсем немного, – усмехнулся Рябов. – Выяснить, кто этот человек.
– У вас есть какие‑нибудь зацепки?
– Ничего. Ни одной фотографии, ни одного клочка бумаги, с которого можно начать поиски.
– Попробуйте установить, при каких обстоятельствах исчез Шульгин. Каким‑то образом его документы оказались у моего мужа… – На Рябова мои слова произвели впечатление, он поморщился, а я улыбнулась:
– Извините, надо полагать, вы уже пытались выяснить… Если честно, сейчас меня беспокоит моя безопасность. Они знают, где я, и придут.
– Вы не можете этого знать. И проникнуть сюда не так просто.
– Не так просто для рядовых граждан… Но что‑то подсказывает мне, мои враги – бывалые люди и работают оперативно… По крайней мере, в милиции они появились очень быстро. Они поджидали меня в этом городе, и вообще возможности у них немалые, а с моралью наблюдаются проблемы.
– Будем надеяться, что с этими стенами им не справиться, – улыбнулся Рябов, в глубине души он наверняка был абсолютно уверен, что я рассказываю ему сказки для того, чтобы вырваться отсюда.
Он ушел, а я вновь предалась своим невеселым мыслям.