Тебе и мне. Мы должны попробовать.
– Что ж, – усмехнулась я, – валяйте.
– Ты не поняла. Никто не собирается тебя принуждать.
«Да неужто?» – хотелось расхохотаться мне, но вместо этого я взглянула в глаза Вадима открыто и честно (по крайней мере, я на это рассчитывала).
– Хорошо. Допустим, я согласна. Как ты думаешь вернуть мне память?
– Начнем с самого простого. Расскажи обо всем, что случилось с тобой с момента нашей последней встречи.
Рассказ не потребовал слишком много времени. Вадим внимательно слушал, наблюдая за мной.
– Мне очень жаль, – сказал он тихо, когда я закончила.
– Мне тоже, – кивнула я.
Он вздохнул, глядя мне в глаза и как будто прикидывая, стоит говорить или нет, видимо, все‑таки решил, что стоит, отвел глаза и заявил:
– В Екатеринбурге ты сказала мне, что ждешь ребенка.
– Да, – насторожилась я.
– Его отец человек, который выдавал себя за твоего мужа? Андрей Шульгин или Стас… не знаю…
– Разумеется, это он, – начала злиться я.
– Возможно, тебе будет не так горько узнать…
– Не тяни, – повысила я голос, сообразив, что собираться с силами он будет очень долго.
– Ты… мне неловко говорить об этом… Слишком много испытаний, чтобы сохранить ребенка.
– Наверное, – зло хмыкнула я. – Впрочем, мой предполагаемый муж утверждал, что он родится двухголовым.
Вадим кивнул, как будто соглашаясь, и, подумав, сказал неуверенно:
– Если я правильно понял врача, детей ты иметь не сможешь.
Я немного посидела истуканом, пялясь в одну точку, потом перевела взгляд на лицо Вадима. Он выглядел совершенно несчастным. Это показалось мне забавным. То, что мой ребенок умер, так и не родившись, к сожалению, меня не особенно удивляло, а скорбь Вадим слегка переигрывал. К тому же иметь дело с беременной бабой – дело хлопотное, особенно для госслужбы. В конце концов, не каждый способен проводить допрос с пристрастием в такой ситуации.
– Может, мне оставить тебя на некоторое время? – осторожно спросил Вадим.
– Да, пожалуй, – согласилась я.
Когда он вновь появился в комнате, о моем несостоявшемся материнстве мы больше не говорили.
– У нас есть досье на твоего отца, вдруг что‑нибудь натолкнет тебя…
– А мое досье у вас есть?
– Да, – помедлив, сказал Вадим. – Хочешь взглянуть?
– Хочу.
– Хорошо. Завтра оно будет у тебя.
– Почему завтра?
– Потому что сегодня ты должна отдыхать. И никаких вопросов.
– Один вопрос все‑таки есть.
– Одним вопросом дело не кончится, уж я‑то знаю. Имей терпение. А пока отдыхай. Через полчаса принесут завтрак.
– Значит, сейчас утро? – улыбнулась я.
– Боюсь впасть в сентиментальность, не то бы обязательно ответил: утро новой жизни.
Конечно, я не верила его словам, ни тогда в Екатеринбурге, ни тем более сейчас. Но, во‑первых, другого выхода как поверить (или сделать вид, что верю) просто не было, во‑вторых и в главных, я хотела кое‑что узнать, а узнать это кое‑что я могла только с помощью Вадима, то есть службы, которую он представлял. Поэтому я покорно легла в постель, съела принесенный медсестрой завтрак, а потом попыталась составить подобие плана.
Когда Вадим появился вновь, я сидела в кресле возле окна и с едва заметной улыбкой на губах смотрела на розы. В моих глазах была тихая грусть. Должно быть, поэтому Вадим замер у порога, с умилением взирая на эту картину, наверное, он надеялся, что я замечу умиление, как я надеялась, что он заметит тихую грусть.
Должно быть, поэтому Вадим замер у порога, с умилением взирая на эту картину, наверное, он надеялся, что я замечу умиление, как я надеялась, что он заметит тихую грусть. Я могла держать паузу до бесконечности, первым проявил себя Вадим, он кашлянул, а когда я повернула голову, улыбнулся.
– Привет.
– Привет, – ответила я и нахмурилась.
– Плохое настроение? – забеспокоился он.
– Отличное. Я не вижу охраны.
– Один охранник постоянно в доме. Тебе не стоит беспокоиться о своей безопасности, этот дом невозможно связать с нами, и твои враги на него никогда не выйдут. – Это показалось мне занятным, я посмотрела в лицо Вадиму и усмехнулась. Могу поклясться, он смутился. – Ты имела в виду что‑то другое? – нерешительно добавил он.
– Точно, – засмеялась я. – Я присматриваюсь, как можно смыться отсюда.
– Смыться? – Он вроде бы удивился, а потом нахмурился:
– А куда?
– Что, плохи мои дела? – Я продолжала улыбаться, наблюдая за ним.
– Честно? Хуже не бывает. Насколько мне известно, бывшие соратники зачислили тебя в черный список под номером один.
– А за что они так осерчали, тебе известно?
– В общих чертах. Ты для них предатель, достойный самой страшной кары. Не зря они настойчиво разыскивали тебя целый год.
– У меня вопрос: я имею отношение к гибели своего отца?
Он внимательно смотрел на меня, потом вздохнул:
– Ты в самом деле ничего не помнишь?
– В самом деле, – пожала я плечами. – Ваша контора напрасно тратит на меня время.
– Пока я отвечаю за операцию, ты можешь ни о чем не беспокоиться. – Это прозвучало довольно странно и смахивало на признание в любви, я внимательно смотрела в его лицо, и он ответил мне открытым и твердым взглядом.
Скорее по привычке, нежели по необходимости, я осмотрела дом. Он был небольшой, пять комнат, кухня, подвал всегда заперт. Чего‑то там было интересное. Рота спецназа, в любую минуту готовая отразить удар? Забавно. Дом стоял на берегу реки, на холме, окруженный крепким забором и без видимых признаков жилья по соседству. Наверняка какая‑нибудь бывшая обкомовская дача. Об этом я и спросила Вадима, когда мы вечером пили чай на веранде.
– Если честно, – усмехнулся он, – я и сам не знаю, но мы иногда используем его. Чудесное место. Хочешь искупаться? Здесь есть лодка, можно устроить прогулку по реке.
Я наблюдала за ним, пытаясь решить: то ли он очень умен, то ли считает меня законченной дурой. Наверное, разозлившись от этой мысли, я кивнула и заявила:
– Хочу. – И получила прогулку по реке. Мы вдвоем сели в лодку и час плыли по течению.