– Это, кстати, было правдой.
– Как же так, человек живет с вами в одном доме…
– Он постоянно сопровождал моего мужа, а муж не часто бывал дома, приезжал поздно, когда я, как правило, уже спала.
Конечно я виделась с Данилой, но мало обращала на него внимание. Иногда я даже не знала, в доме он или отсутствует.
Не помню, чтобы мы когда‑нибудь разговаривали, если не считать обычных фраз: здравствуйте, до свидания.
– Значит, показать что‑либо об отношениях между ним и вашим мужем вы не можете?
– Показать? – растерялась я.
– Ссоры между ними были?
– Нет, конечно. Какие могут быть ссоры с охранником?
– Всякое в жизни бывает. А когда вы видели Голицына в последний раз?
– В ночь убийства. Я же рассказывала.
– Как он себя вел?
– Обыкновенно.
– Вы не заметили, может он нервничал?
– По‑моему, Данила вовсе нервничать не умеет. Он на редкость спокойный парень. И в тот раз выглядел как обычно. Могу я узнать, почему вы вдруг им заинтересовались?
– У нас есть все основания предполагать, что именно Голицын убил вашего мужа, – проницательно глядя на меня, заявил следователь.
– Вы с ума сошли, – не удержалась я. – Данила убил моего мужа?
Да с какой стати? Чепуха какая‑то. Он работал у мужа лет пять, да, так кажется. И даже жил в нашем доме… – Тут я сообразила, что говорю вещи заведомо известные и лишь головой покачала:
– Не могу поверить.
– Мне понятны ваши чувства, однако сегодня Голицын признался в убийстве вашего мужа, подробнейшим образом разъяснив, как он это проделал.
Вместо того, чтобы радоваться, что все наконец‑то кончилось, я почувствовала беспокойство. Ощущение было, что кто‑то весьма умело водит меня за нос.
– Вы свободны, – сказал следователь и я, точно во сне, покинула кабинет.
* * *
Шерман ждал меня в машине.
– Вы очень бледны, – заметил он вместо приветствия. – Хотя, должен признать, вашу красоту бледность не портит. Однако не мешало бы вам отдохнуть после пережитых волнений.
– Я уже достаточно отдыхала, – усмехнулась я.
– Полноте, все в прошлом, впереди целая жизнь. Все забудется, верьте мне, Лилия Романовна. Кстати, можно просто Лили?
– Нет, – отрезала я, Валерий Петрович пожал плечами. Мы устроились на заднем сидении и он сказал шоферу:
– На Володарского.
– Что это за чушь с признанием охранника? – спросила я.
– Почему же чушь? – искренне удивился адвокат. – По всему выходит, что он настоящий убийца.
– Он что, сам пришел и заявил об этом?
– Его вызвали на очередной допрос, алиби на ночь убийства у него не было, отвечал он путано, нервничал, чем вызвал определенные подозрения. На него нажали и он раскололся. Мир не без добрых людей, и я имел возможность час назад ознакомиться с его показаниями. Так вот, в ту ночь у Голицына был неприятный разговор с Виктором, который перешел в ссору, охранник говорил резко, и Виктор предложил ему отправиться домой и немного отдохнуть, что тот и сделал. Но, выйдя из дома, он вскоре решил вернуться, и вернулся, воспользовавшись тем, что ключи от всех дверей у него есть и проникнуть в дом незамеченным ему ничего не стоит. Он слышал, как вы ссорились с мужем, потом вы ушли, а охранник решил возобновить разговор.
Итог вы знаете, Виктор погиб. Голицын утверждает, что ударил его без намерения убить, использовав то, что подвернулось под руку, малахитовую вазу (в самом деле ваза исчезла с камина, а я только сейчас вспомнила о ней), Виктор упал и вдобавок ударился затылком о край камина (при этих словах я поежилась), после чего потерял сознание.
Охранник испугался и, решив инсценировать несчастный случай, сбросил тело с балкона и покинул дом, прихватив вазу. На мосту он от нее избавился.
Проветрившись, он немного успокоился и в голову ему пришла весьма здравая мысль, что никого он своими хитростями не обманет, после чего он вернулся в дом, решив вывезти труп, использовав для этой цели хозяйскую машину. Он уже собрался уезжать, когда появились вы. Парень вас напугал, но повели вы себя не так, как он ожидал, и когда кинулись к соседям, ему ничего не оставалось, как быстренько покинуть дом, что он и сделал. Однако, ему опять не повезло, возле моста он заметил патрульную машину, оттого и поторопился отделаться от «БМВ». – Я слушала, мрачнея все больше и больше.
– И как он объяснил причину, по которой поссорился с моим мужем? Внезапное умственное расстройство?
– Нет, тут кое‑что похуже. Фамилия Крутиков вам ничего не говорит?
– Нет. А должна?
– Я думал, может вы иногда интересуетесь городскими новостями.
Крутиков, мелкая шавка из налоговой полиции, бесследно исчез полтора месяца назад. Так вот, охранник утверждает, что Крутиков неоднократно пытался вымогать деньги у вашего мужа, и тот якобы намекнул Голицыну, что с зарвавшемся дядей не худо бы потолковать. Преданный охранник намек понял, но перестарался, ударил один раз, однако существенно, и налоговый чин скончался. Его пришлось похоронить. Таким поворотом дела ваш муж был крайне недоволен, отсюда ссора, приведшая к трагическим последствиям, по крайней мере, так все объясняет Голицын.
– По‑моему, он спятил, – мрачно заметила я.
– Возможно, – кивнул адвокат, – только спятил весьма вовремя.
Вы хоть понимаете, Лилия Романовна, как вам повезло?
Я понимала, только радости от этого не испытывала, скорее беспокойство. Все происходящее мне по‑прежнему не нравилось, особенно показания охранника. Если он находился в доме, когда я вернулась, значит не мог не знать, что вернулась я не одна, а с Сергеем… впрочем, может мне действительно фантастически повезло и мы кружили по дому, уходили и возвращались, так друг с другом ни разу и не столкнувшись.
– Обратите наконец внимание на человека, – с улыбкой сказал Валерий Петрович, прерывая мои размышления и указал на окно.
Мы стояли на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора, рядом замерла машина, в ней я увидела Сергея. Он слабо улыбнулся и едва заметно кивнул. – Как видите, конспирация на высоте, – хохотнул Валерий Петрович, машины тронулись, мы еще какое‑то время ехали рядом, затем Сергей свернул на проспект. – Вам еще некоторое время стоит соблюдать осторожность, – заметил адвокат.
– Сережа вам все рассказал? – спросила я.
– Разумеется. Адвокат как исповедник, правда, и ничего кроме правды.
– Значит, вы все знаете, – вздохнула я, а потом решилась:
– Тогда скажите, Валерий Петрович, у вас нет ощущения, что все это страшная ерунда?
– Ерунда? – удивился он. – Что, позвольте узнать, вы имеете ввиду?
– Я употребила определение «страшная», вас не поражает некая не правильность, несуразность данного дела?
– Ах, Лилия Романовна, Лилия Романовна, – легонько похлопав меня по руке, улыбнулся он. – Вся наша жизнь сплошная не правильность, что уж говорить о смерти, то бишь об убийстве.
* * *
Я прошлась по дому, надолго задержалась в гостиной.
Приблизилась к камину и даже коснулась его рукой. Я думала, мне не хватит сил вернуться в этот дом, слишком много неприятных воспоминаний, однако теперь, стоя посреди гостиной, я почувствовала странное умиротворение и вдруг поняла, что не хочу продавать дом.