Очередная ловушка. Но фотография на бельевой веревке не позволяла этого сделать, а вдруг пленки, о которых говорил звонивший, все‑таки здесь.
Забыв об осторожности, Сергей торопливо просматривал пленки и отшвыривал их в сторону с каким‑то остервенением. Я хотела помочь ему и вдруг подумала, что ничего мы найти не сможем, кроме одной единственной фотографии, которую так демонстративно повесили напротив двери.
Конечно, это ловушка. И я ничуть не удивлюсь, если сию минуту появится милиция и нас спросят, какого черта мы здесь делаем?
Я думала об этом отрешенно, с поразившим меня саму равнодушием.
Некоторое время я наблюдала за Сергеем, а потом пошла в конец коридора, чтобы только не стоять на месте, и без интереса заглянула в единственную комнату. Она была большой, метров тридцать, фотоаппарат на треноге, осветительные приборы, письменный стол в глубине, на нем горела настольная лампа, свет был тусклый и большая часть комнаты тонула в темноте.
Мое внимание привлек странный звук, я сообразила, что это небрежно брошенная телефонная трубка надоедливо пищит, прошла к столу, приподняла абажур лампы и тогда увидела его. Мужчина неопределенного возраста сидел в кресле как раз напротив фотоаппарата на треноге, точно собирался фотографироваться.
Руки его были примотаны скотчем к подлокотникам, ноги связаны, голова свесилась на грудь, как будто он дремал.
– Господи, – прошептала я, подходя ближе и все еще держа лампу в руках.
Он был мертв. На лице застыло выражение крайнего ужаса, я перевела взгляд на его руки, примотанные к подлокотникам скотчем. На правой не хватало пальца, ладонь залита кровью, а палец лежал на полу, как раз возле его ног, обутых в домашние тапочки.
Лампа выскользнула из моих рук, упала на пол, но не разбилась и свет не погас, я пятилась к выходу спиною, налетела на что‑то, вскрикнула и увидела Сергея. Он смотрел не мигая, прямо перед собой, лампа перекатывалась, вырывая из темноты то лицо мужчины, то его изувеченную руку.
Не помня себя, я бросилась к выходу, выскочила из подъезда, добежала до первого дерева и вцепилась в него, чтобы устоять на ногах. Все происшедшее казалось страшным сном, только я знала, что сию минуту проснуться не удасться, этот кошмар будет повторяться до бесконечности, день за днем, пока я не сойду с ума.
Минут через пять появился Сережа.
– Как ты? – спросил тихо. Я покачала головой, не зная, что ответить. – Идем отсюда. – Он потянул меня за руку, мы дошли до машины, Сергей сел за руль и мы куда‑то поехали. Через несколько минут я с удивлением поняла, что мы находимся возле его дома, впрочем, чего ж удивляться, раз он жил по‑соседству.
– Идем, – сказал он тихо.
– Я поеду домой.
– Я не могу оставить тебя одну… переночуешь у меня. Плевать на конспирацию. – Он говорил с каким‑то остервенением и тут я поняла, что Сережа очень напуган, возможно даже больше, чем я.
Он просто боится остаться один.
– Хорошо, – кивнула я, мы вышли из машины и направились к подъезду. Молча поднялись в квартиру, Сергей прошел в кухню и вернулся оттуда с двумя рюмками коньяка.
– Выпей, тебе станет легче. – Я покорно сделала глоток и отставила рюмку. – Ты что‑нибудь понимаешь? – спросил он где‑то минут через пять, затравленно озираясь и усиленно избегая моего взгляда.
– Нет, – ответила я.
– Если звонил этот тип, – сделав второй глоток, начал Сережа, – то кто его убил?
– Нам не нужно было ехать, – прошептала я. – Я должна была сообразить: это ловушка.
– Глупости. Ничего ты не должна… Мы же были уверены, этот парень обыкновенный шантажист…
– Он убит и кто‑то пытал его перед тем, как это сделать.
Я абсолютно уверена, что уже завтра милиция займется нами.
– С какой стати? Я вытер все ручки, лампу… все предметы, которых касались ты или я. С чего бы ментам браться за нас?
– Сережа, кто‑то… я не могу объяснить, кто‑то играет с нами…
– Играет?
– Да, это вроде игры. Телефонная трубка валялась на полу возле трупа. Парня наверняка убили сразу после того, как он позвонил мне. Уверена, он разговаривал со мной по чьему‑то приказу, меня поразил его голос, парень просто задыхался от ужаса.
– Ты хочешь сказать, там был некто, приказавший позвонить тебе и после этого убивший парня? Но зачем?
– Думаю, мы скоро узнаем, – обреченно вздохнула я.
– Но я не вижу в этом убийстве никакого смысла. Мы привезли деньги, почему бы твоему таинственному некто сначала не забрать их, а уж потом ментов натравливать?
– Не знаю, – ответила я устало, а Сережа усмехнулся, о чем‑то размышляя.
– А что, если все проще? Этот тип профессионально занимался шантажом, кое‑какие фотографии, кстати, весьма впечатляли.
Кому‑то надоело быть дойной коровой и он разделался с мерзавцем. Не могу осуждать его за это.
– И это как раз в тот момент, когда шантажист требовал от меня привезти деньги?
– А почему нет? Совпадения все еще встречаются в жизни. Твою фотографию я забрал и не нашел больше ничего компрометирующего, вряд ли в милиции как‑то свяжут смерть этого парня с нами.
– Его пытали, значит что‑то хотели получить…
– Конечно, кто‑то желал убедиться, что компромата у этого поганца не осталось. Отрезать человеку палец совершенная дикость, но по моему мнению шантажисты лучшего не заслуживают.
Все, что говорил Сергей, казалось мне глупостью, хоть я и не могла объяснить, почему так уверена в своей правоте, уверенность вопреки словам Сережи все крепла. Кто‑то пришел сюда, забрал компрометирующие нас фотографии, пытал этого парня, чтобы убедиться, что ничего он не утаил, затем заставил его позвонить мне и убил после этого. Кто это может быть?
Убийца моего мужа или его сообщник? И пленки с фотографиями нужны им для того, чтобы меня шантажировать, делиться с фотографом они сочли не разумным, зато подготовили еще одну ловушку, не удивлюсь, если завтра у милиции появится свидетель, который видел мою машину как раз в момент совершения убийства, или еще интересней, видел, как я выхожу из подъезда, вытирая окровавленные руки.
Этому не будет конца. Кровавый кошмар, который длится, длится и длится… Я видела себя мухой, безнадежно запутавшейся в паутине, бедняжка дергается, бьется и запутывается еще больше.
Я перевела взгляд на Сергея. Его лицо было сосредоточенным и даже сердитым, а во взгляде, неподвижном и отрешенном, читался страх.
Он оторвался от созерцания ковра на полу и сказал, глядя куда‑то поверх моей головы:
– Идем спать, детка. Я страшно устал. Завтра у меня важная встреча…
Мне хотелось засмеяться, но вместо этого я кивнула и пошла за ним в спальную. Мы легли в одну постель, мало чем напоминая любовников, скорее насмерть перепуганных детей. Сережа обнял меня, прижимаясь все теснее, а мне вдруг пришло в голову: того, что связывало нас вчера больше нет, есть он и есть я, но нет нас. Эта мысль, явившаяся Бог знает из каких глубин сознания, не давала мне покоя. Я таращилась в темноту, чувствуя, как по щекам текут слезы, мне было мучительно жаль Сережу, точно он был моим единственным ребенком, попавшим в беду, и вместе с тем его присутствие причиняло почти физическую боль.
Дождавшись, когда он уснет, я осторожно поднялась и вышла из спальной, оделась в ванной, взглянула на себя в зеркало и не узнала своего лица. Я закрыла его рукой и так стояла некоторое время, пытаясь успокоиться, потом бесшумно выскользнула из квартиры, захлопнула входную дверь и, только оказавшись на улице, почувствовала некоторое облегчение.