На скамье справа сидел Родионов и приветливо улыбался мне. Не знаю, что он имел в виду, собираясь бегать со мной трусцой, но если в его намерения входило разжиться кое‑какими сведениями, то он здорово просчитался. Говорить Родионов не мог, берег дыхание, к тому же, чтобы заговорить с человеком, надо для начала его догнать. В общем, с точки зрения следствия, вечер у Родионова прошел впустую, зато для здоровья польза. После пробежки он отправился провожать меня домой и тут уж ввернул несколько вопросов, но отвечала я на них так отрешенно и даже двусмысленно, что сама с трудом понимала, что, собственно, имею в виду. Мы простились возле моего подъезда и пожелали друг другу спокойной ночи, я с тайным злорадством, а Родионов с заметной грустью.
Утром, поднявшись ни свет ни заря и выскочив из квартиры, я обнаружила в районе песочницы Андрюху в спортивном костюме. Костюм был изрядно поношенный и явно с чужого плеча.
Участковый шагнул мне навстречу и со счастливой улыбкой возвестил:
– Вот, тоже решил заняться…
Если честно, мне очень хотелось ему ответить… но я вовремя вспомнила, что должна являться для граждан примером здорового образа жизни и по всем статьям мне надлежит радоваться, что участковый проникся моим примером. Я улыбнулась и предложила:
– Догоняй.
Помнится, Коломейцев в школе терпеть не мог физкультуру, да и сейчас, как видно, не очень ее жаловал; я сделала два круга по стадиону, когда он наконец там появился и устроился на скамейке с намерением отдышаться. Когда я заканчивала третий круг, Андрюха был уже не один. Рядом с ним сидел Петрович, хмурился, вздыхал и курил.
– Это что ж такое? – спросила я, тыча пальцем в сигарету.
– Ладно ругаться‑то, – вздохнул бывший участковый, почесал затылок и наябедничал:
– Позавчера кум был, и вчера… наверное, и сегодня придет. А где кум, там бутылка. Не доведет до добра такая жизнь. Надо в ряды вливаться, обратно то есть. Не нравится мне заслуженный отдых. – Услышав о намерении Петровича «вливаться», Андрюха загрустил и жалобно посмотрел на меня.
– Выгнал бы ты кума, – предложила я, усаживаясь рядом.
– Сказала… Он родня. Обидится.
– Тогда не пей.
– Все равно обидится. Пока я был при исполнении, так он пьяный носа не показывал, а тут…
Разбаловался. Говорит, ты, Петрович, теперь пенсионер и совсем для нас безопасный…
– Ты себе язву придумай. Хвати рюмашку, падай под стол и ори что есть мочи. Один раз напугаешь, и с водкой больше никто не пристанет.
Петрович задумался и вдруг разулыбался:
– А что… можно попробовать. У тебя‑то как дела? – вновь посуровел он.
– Как сажа бела. Угораздило меня найти этого Зюзю. В уголовном розыске думают, это я его укокошила.
– Да не может быть, – нахмурился Петрович, поднимая руку ко лбу с намерением сдвинуть фуражку на затылок, но фуражки не оказалось, он чертыхнулся и едва не заплакал с досады. – Что ты будешь делать… Дарья, какой у тебя резон утверждать такое?
– Дарья Сергеевна не права, – робко вклинился в разговор Андрюха. – Просто товарищи отрабатывают все возможные версии…
– Ничего они не отрабатывают, – разозлилась я, – а Родионов вцепился в меня, точно клещ.
– Сашка? – обрадовался Петрович. – Он с моим Ванькой учился.
– Подумаешь, – еще больше разозлилась я. – Да со мной почти полгорода либо учились, либо крестились, либо на свадьбе гуляли.
– Я к тому, что он парень неплохой и, между прочим, головастый.
– Твой головастый парень по вечерам со мной бегать решил, думает, я ему расскажу, что ранее от следствия утаила, торт принес, иезуит.
– Твой головастый парень по вечерам со мной бегать решил, думает, я ему расскажу, что ранее от следствия утаила, торт принес, иезуит.
– Торт? – Рука Петровича вновь потянулась ко лбу, он опять чертыхнулся и спросил с таким видом, точно удостоился озарения:
– Может, он влюбился? Девка ты у нас видная, а ему давно жениться пора. Между прочим, и тебе пора замуж, о своих детках подумать, а не с чужими возиться. Признаться, мысль эта меня смутила. Я посидела немного с приоткрытым ртом, соображая, возможно такое или нет. То есть мог ли Родионов в меня влюбиться? Торт принес… и улыбается всегда точно… придурок. Очень неплохо было бы, влюбись он в меня в самом деле. Если влюбится, будет довольно глупо с его стороны отправлять меня в тюрьму.
– Глупости говоришь, – опомнилась я, заметив, что оба Петровича пристально меня разглядывают. Я подхватила прыгалки и зашагала к дому, пребывая в сильнейшем гневе. Андрюха тяжелой рысью догнал меня, но подать голос не решился, только возле дома пробормотал:
– Пока.
Я кивнула и так хлопнула дверью, что наверняка разбудила весь подъезд.
По дороге на работу мое дурное настроение ничуть не улучшилось и даже наоборот. Только я миновала гастроном, как откуда‑то сбоку появился Родионов и с этой своей улыбкой пропел:
– Доброе утро, Дарья Сергеевна.
– Вы что, следите за мной? – растерялась я, а Александр Сергеевич почему‑то испугался.
– Нет. С чего вы взяли?
– Так. Догадки.
– Можно я вас до работы провожу?
– Можно, если больше делать нечего.
– Кто вас сегодня с утра расстроил? – заискивающе поинтересовался он. – Уж больно вы сердитая.
– Вы убийцу нашли? – в лоб спросила я.
– Нет, – вроде бы удивился он.
– А ищете?
– Конечно. Нам за это деньги платят… иногда и понемногу. А у вас есть новости?
– Ни одной, чтоб вас порадовать. А вот и моя школа. Дальше провожать необязательно.
– Я бы с удовольствием проводил вас до самого кабинета. Кстати, вон тот дом видите? – Он ткнул пальцем куда‑то за мою спину. Я оглянулась и посмотрела на ничем не примечательную пятиэтажку с облезлыми балконами. – Я здесь живу, – радостно сообщил он. – Четвертая квартира.
– Поздравляю, – вздохнула я и направилась к забору, где виднелась дыра солидных размеров. Конечно, плохой пример я подаю подрастающему поколению, но напрямую идти гораздо ближе, чем через калитку.
– До вечера! – крикнул Родионов. – В десять, возле стадиона.
Я ускорила шаг. Никакой любви я в нем не заметила, сплошное коварство. Ходит по пятам, надеясь, что у меня сдадут нервы… Нет, дальше так продолжаться не может, надо что‑то делать. Над этим я и ломала голову, сидя у себя в кабинете, когда зазвонил телефон. Я сняла трубку, голос на том конце провода показался незнакомым.
– Дарья? – спросили хрипло.
– Да…
– Дылда сказал, ты меня искала.
– Упырь, – обрадовалась я.
– Ну, Упырь. Чего надо‑то?
– Надо в милицию идти, Упырек. И побыстрее. Без нас эти олухи никого не поймают.
– Ага, нашла дурака. Мне, может, пожить охота, я молодой.
– Как ты не понимаешь? Единственный твой шанс – рассказать всю правду.
– А я ничего не знаю.
– Тогда чего ты испугался и из города удрал?
– Я не удрал, я отдыхаю… на лоне природы.
– Послушай, что за номер Зюзя на фотографии записал?
– Откуда мне знать? Я не любопытный.