Говорит, Кузе в конуре скучно, а у них дома такое веселье, что в самый раз для большой собаки.
– Дурак твой Васька, – заметила я, нисколечко Сенькиному объяснению не веря. В гневе я слишком резко повернулась и уперлась носом в плечо Родионова. – Ой, – сказала я и покраснела.
– Может, чаю? – предложил он.
– Пожалуй, если вам не трудно, – ответила я и почувствовала себя законченной дурой, нет, с этим надо что‑то делать. – Идемте в кухню.
Мы выпили чаю с остатками принесенного Родионовым зефира, припрятанными мною на черный день (чернее этого дня я ничего не могла припомнить за последние два‑три года). Александр Сергеевич смотрел туманно, время от времени покашливал, но заговорить не решался. Мне тоже ничего умного не приходило в голову, а глупостей я уже столько сказала, что лучше мне было помолчать. Не знаю, сколько бы мы так просидели на моей кухне, но тут в окно тихонько постучали. Родионов насторожился и зачем‑то выключил свет, а я, выглянув в окно, увидела Чугунка с верным Кузей, распахнула одну створку и спросила:
– Чего тебе?
– Дарья, Упырь хочет встретиться. – Тут он заметил Родионова, осекся и даже побледнел, затем развернулся на пятках и рванул через двор.
– Стой! – заорала я и полезла в окно, Родионов лихо перемахнул через подоконник и в три прыжка догнал мальчишку. Он не учел только одного: Кузя с виду сама доброта, но постоять за своих друзей умеет. Пес вцепился ему в штаны… в верхнюю их часть, ту, что ниже спины, Александр Сергеевич сначала взвизгнул, а потом порадовал нас такой отборной бранью, что его великий тезка, знаток русского языка, здорово бы удивился. Я ухватила Кузю за ошейник и заорала:
– Сенька! – Племянник, высунувшись в окно, с непониманием смотрел на то, что мы выделываем в свете фонаря, затем неловко вывалился на асфальт, сказав: «3араза», и наконец‑таки оттащил Кузю. Тот лаял, брызгал слюной и никак не желал успокоиться. – Да что ж это такое? – простонала я, заметив во всех окнах изумленные лица соседей. Затем перевела взгляд на спортивные штаны, в которые был облачен Родионов, точнее, на то, что от них осталось, и сказала в крайней досаде:
– Вы бы, Александр Сергеевич, прикрыли оголенные места, люди смотрят. – Но Родионов меня не слушал, он крепко держал визжащего Чугунка и на все прочие места ему было наплевать. – Отпустите ребенка, – рявкнула я и попыталась прижать Ваську к груди, тот вцепился в меня обеими руками и теперь визжал скорее из вредности, чем от испуга. – Идемте в квартиру, – наконец высказала я здравую мысль, и мы пошли: сначала я, затем Родионов, одной рукой державший за шиворот Ваську, а другой вырванную часть штанов в тщетной надежде прикрепить ее на место, замыкали шествие Сенька с Кузей. Кузя упорно не желал успокоиться, и его пришлось запереть в ванной. Сенька из чувства солидарности закрылся с ним, надеясь, что так он быстрее успокоится, а мы втроем устроились в кухне.
– Ты что творишь? – спросила я Чугунка, на всякий случай запирая окно. – Что ты меня на весь двор позоришь?
– А чего он меня за шиворот?
– Нечего удирать было! – рявкнула я и без перехода спросила:
– Где Упырь?
– При нем говорить не буду, – хмуро заявил Чугунок, косясь на Аяександра Сергеевича. Родионов кашлянул, выдержал паузу и заговорил:
– Сегодня Дарью Сергеевну едва не сбила машина. – Чугунок поднял плечи и испуганно посмотрел мне в глаза, а он продолжил:
– Думаю, – нет, уверен, – ее хотели убить. Спросишь почему? Потому что она видела человека, задушившего Зюзю.
Это очень плохой человек, и, пока он гуляет на свободе, Дарья Сергеевна в опасности.
– Вы мент, а Упырь сказал, с ментами говорить не будет, только с Дарьей. Дарье он верит, а вам нет. И ни в жизнь вы его не убедите, вот что хошь делайте, уж я‑то Упыря знаю. Для него мент все равно что…
– Может, ты заткнешься? – вздохнула я.
Васька шмыгнул носом и принялся разглядывать свои руки. Длилось это минут десять, не меньше, мы терпеливо ждали, наконец мальчишка отвлекся от созерцания своих немытых ладоней и жалобно позвал:
– Сенька.
Явился племянничек и сказал с порога:
– Говори.
– Упырь в спортшколе, в подвале.
– Как он туда попал? – ахнула я, но тут же прикусила язык. Чугунок вздохнул:
– Велел передать: он ждет до четырех утра. И еще: будь осторожна, проверь, не следит ли кто за тобой. Понимаешь?
– Конечно, что я, телик не смотрю? Ты как его нашел?
– Никак. Не я его, а он меня. Упырь здорово перепугался, дружки его к родственникам укатили, а ему податься некуда: мать – пьяница, и, пока ей втолкуешь что к чему, раз сто порешат…
– Из дома ни шагу, – заявила я, поднимаясь со стула. Мальчишки переглянулись и обратили свой взор на Родионова.
– Ты куда? – вдруг спросил он меня.
– В школу, естественно.
– Еще чего. – Александр Сергеевич приободрился, глаза его горели праведным гневом, лицо было полно решимости.
– Интересно, кто меня остановит? – на всякий случай проявила я интерес.
– Дарья! – рявкнул он, но тут же сбавил обороты, повернулся к Чугунку и зашипел:
– Ты сам с Упырем разговаривал?
– Не‑а. Пацан подошел, из его дружков, и сказал: передай Дарье, Упырь поговорить хочет. Ну и про подвал в спортшколе объяснил.
– Вот‑вот, – ехидно кивнул Родионов, – а в подвале вместо Упыря злой дядя… – Он шагнул в прихожую, где у меня стоит телефон, но я, невежливо оттолкнув его, загородила телефон своей грудью… или спиной, вообще‑то грудь моя была обращена к Александру Сергеевичу вкупе со всем остальным, а телефон, естественно, был за спиной… и чем я его загораживала, еще вопрос, но в ту минуту мне было не до этого.
– Только попробуй, – прошипела я. – Там ребенок, и он нуждается в помощи.
– Ребенок? – ахнул Александр Сергеевич. – Да ты его на пять лет старше (с моим возрастом он малость намудрил, но возражать, по понятным причинам, я не стала). И кто вообще берется утверждать, что это Упырь подослал мальчишку?
– А что это вы мне «тыкаете»? – опомнилась я.
– Ни в какой подвал ты не пойдешь.
– Еще как пойду, – хмыкнула я, заметив, что Сенька, приоткрыв дверь «темнушки», извлек оттуда железный совок для мусора. Чугунок это тоже заметил, и физиономия его приобрела весьма пакостное выражение. Мы переглянулись, Васька распахнул дверь ванной, оттуда выскочил истомившийся Кузя и бросился под ноги Родионову, тот покачнулся от неожиданности, а я толкнула его в плечо, и он влетел в ванную, Васька захлопнул дверь, а Сенька сунул железный совок в ручку двери. На все это ушло секунд шесть, не больше. Кузя сел у двери и на всякий случай залаял.
– Дарья! – грохнув в дверь кулаком, завопил Александр Сергеевич. – Выпусти меня! Не буду я в милицию звонить, слышишь? Я пойду с тобой. Да понимаешь ты, дура упрямая, что тебя сегодня чуть не убили?
– Вы бы о своем уме хлопотали, – обиделась я. – Глядишь, не сидели бы тогда в ванной.