Звонок, признаться, удивил. Что ей от меня понадобилось? Наше мимолетное знакомство не предполагало встреч и бесед по душам. Не очень представляя, чего следует ждать, я поехала в «Пилигрим». Она уже была в кафе, сидела за столиком в углу в скромном платье цвета шоколада, но все равно выглядела ослепительной красавицей. Хотя, может, только я так думала? Немногочисленные посетители кафе, казалось, не обращали на нее никакого внимания.
– Так это вы, – сказала я, садясь рядом. – Удивили.
– Что‑нибудь закажете? – спросила она несколько напряженно.
– Кофе.
– Отлично. – Она позвала официантку и сделала заказ.
– Давайте не тратить время зря, – предложила я.
– Юля, – начала она медленно и вдруг сбилась. – Знаете, у вас взгляд очень… неприятный.
– Что там взгляд, – усмехнулась я. – Я сама человек неприятный.
– Может быть, не буду спорить, но… – Она вновь сделала паузу, подыскивая слова, что меня удивило, по моему мнению, журналисты народ речистый. – Я хочу вас предупредить, что о нашей встрече никто не знает.
– Да? В этом есть какой‑то смысл?
– Я расспрашивала о вас. Очень осторожно, то есть я спросила у Вадима Георгиевича, он назвал вашу фамилию, сказал, что ваш отец преподает в университете. В общем, это выглядело как обычное любопытство. У меня в этом городе есть старый друг, вместе учились в школе когда‑то. Он работает в прокуратуре. Честный и порядочный человек. Я обратилась к нему, и он… он кое‑что знает о вас.
– Не сомневаюсь. Елена Сергеевна, я в толк не возьму, зачем вы себя так утруждали?
– Ведь это вы мне писали, Юля, – выдохнула она. – Вы думали, я вас не узнаю? Вы были в магазине, я подписала вам книгу, а потом мы… подождите, не уходите, – схватила она меня за руку. – Я знаю, что это вы.
– Допустим, ну и что?
– Вы… мне не ответили на последнее письмо.
– Не было времени, да и желание пропало.
– Почему?
Я не знала, что ей ответить, то есть я, конечно, знала, но мне не хотелось говорить. Я сама столько раз шла на компромисс с собственной совестью, и теперь, когда решила поступить иначе, как я могу требовать того же от других? Но ее взгляд, внимательный, напряженный, ее полуулыбка, которой она как будто извинялась, раздражали меня. Я боялась ответить что‑то резкое, злое и с трудом сдерживалась.
– Я, пожалуй, все‑таки пойду, – усмехнулась я. опять поднимаясь, но она вновь остановила меня:
– Юля… вы не против, что я вас так называю?
– Не против.
– Мне казалось, для вас это важно… я имею в виду нашу переписку. И это было важно для меня. Поверьте… И то, что вы внезапно…
– Наша переписка мне просто наскучила, как и наш разговор сейчас.
– Простите мою настойчивость. Но в настоящий момент вы неискренни. Я же знаю, поняла уже давно, вы хотели сообщить мне что‑то важное.
«Так вот в чем дело, – мысленно хмыкнула я. – Мы еще шпионим для любимого. Неужто она и вправду думает, что я ей доверюсь? Нет, дорогая, Вадиму Георгиевичу придется придумать другой способ развязать мне язык. – И тут же явилась мысль: – Так они уже знают? Догадываются, что документы у меня? Еще бы им не догадаться, если я пустилась в философские размышления, чересчур разоткровенничавшись. Сложить два и два совсем не трудно. И вот результат». Я покачала головой в досаде, она восприняла это как ответ на свой вопрос и вздохнула.
– Вы сколько угодно можете изображать из себя пресыщенную светскую львицу, я знаю, что вы не такая, иначе вы не стали бы писать мне них писем.
– Вы сколько угодно можете изображать из себя пресыщенную светскую львицу, я знаю, что вы не такая, иначе вы не стали бы писать мне них писем. Что‑то мучает вас, Юля.
– Вам‑то что до этого? – разозлилась я.
– Я хочу вам помочь, – сказала она так серьезно, так искренне, что я на мгновение растерялась.
Трудно было поверить, что она пудрит мне мозги, стараясь выслужиться перед своим любовником. Может, она ничего не знает о нем? Впрочем, в такое было поверить еще труднее. Неужто не проявила интереса? Говорят; любовь слепа. Моя именно такой и была. Впрочем, нет. Я не хотела видеть плохое, может, и она тоже?
– Вы мне не поможете, – ответила я, торопясь прекратить этот разговор. – Я хотела сказать: мне не надо помогать.
– Но вы ко мне почему‑то обратились, а после нашей встречи на Рождество вдруг замолчали. Я бы хотела знать причину. Ведь она есть?
«Зачем она все это говорит? – досадливо думала я, хмурясь. – Зачем? Или действительно не знает?» Но она ждала ответа на свой вопрос, и я ответила:
– Болтать о справедливости и прочем всегда легче, чем следовать этому в жизни. – Получилось резче, чем я того хотела, но было уже поздно. Взгляд ее изменился, теперь Елена смотрела сурово, черты ее лица заострились и застыли, сделав его похожим на маску.
– В чем вы меня обвиняете? – тихо, почти по слогам спросила она.
– У меня нет желания обвинять вас, да я на это и права не имею. Забудьте наш разговор и живите себе спокойно.
– Вы не просто так это сказали, – покачала она головой.
– Вот что, – не выдержала я. – Мы теряем время, мне вам сказать нечего. Вы что‑то там говорили про своего приятеля из прокуратуры, честного и порядочного человека. Так вот, в следующий раз, когда вам придет охота поболтать с ним обо мне, поинтересуйтесь заодно и своим любовником. Ваш честный и порядочный наверняка расскажет вам много интересного. Если захочет.
– Вы о Долгих? – Брови ее сошлись у переносицы, между ними пролегла глубокая складка, сразу сделав ее старше на несколько лет. – Я знаю, что вокруг его имени много разговоров. Так обычно бывает, когда речь вдет об успешном человеке.
– Разумеется, – хмыкнула я. – Вы‑то убеждены, что он порядочный человек. Как же иначе? Хотите совет? Радуйтесь жизни и начинайте писать для глянцевых журналов.
– Вы не имеете права так со мной разговаривать, – повысила она голос, на нас стали обращать внимание, я досадливо поморщилась, заметив это.
– Правильно. Я вообще не хочу с вами разговаривать. Всего доброго. – Я поднялась и сделала шаг, она вскочила, наверное, решив преградить мне дорогу. – Даже не думайте, – буркнула я, и она под моим взглядом осела на стул, став похожей на резиновую куклу, из которой вдруг выпустили воздух.
Я быстро покинула кафе, кусая губы в крайней досаде. Я была уверена: через несколько минут Долгих узнает о нашем разговоре. Что последует за этим, предугадать нетрудно. Злость на эту женщину прошла так же внезапно, как и нахлынула. Во всем, что произошло, виновата я. Мне не следовало писать ей этих писем и уж точно не стоило упоминать сейчас Долгих.
Вернувшись домой, я нервно бродила по комнате. Наверное, ожидала появления Ника. Однако ничего не случилось. Ни в этот день, ни на следующий. Прошло еще три дня, он не появился, нагрянувший вечером Рахманов вел себя как обычно, в общем, выходило, что Елена о нашем разговоре промолчала. Правда, был еще вариант. Они решили выждать время, понаблюдать, что я буду делать дальше. Скоро им это надоест, терпением они никогда не отличались, и тогда появится Ник.