Перерыли бы дом снизу доверху… Очень жаль расстраивать Женьку, но на золото‑бриллианты рассчитывать не приходится. Конечно, Яшка мог награбленное зарыть где‑нибудь в саду… Я вздохнула и покосилась на Женьку, пытаясь понять, какое впечатление на нее произвел рассказ. Подруга сидела с задумчивым видом, глядя себе под ноги.
– Ты про огни расскажи, – предложил старичок, обращаясь к Надежде Николаевне.
– Что за огни? – встрепенулась я.
– Когда Кузьминичну похоронили, у меня внук гостил. У нас в саду баня, в ней на втором этаже он себе комнату устроил. Из окна дом ваш хорошо виден. Внук ночью с гулянья пришел, сел у окна покурить и видит: у вас на втором этаже свет мелькает. А в доме‑то уже никого не было…
– Интересно, – вздохнула я, вспомнив огонек, что видела этой ночью.
– А как брат ее помер? – вновь подал голос старичок.
– Брат Дарьи Кузьминичны? – уточнила я.
– Ага, – кивнула Надежда Николаевна. – За столом он умер, в кабинете своем. Ночью. Сестра его утром нашла. Сидит он за столом, а в руках авторучка. Вроде бы писал чего‑то, но бумагу‑то не нашли. Милиционер, который приезжал, все про бумагу эту расспрашивал, а Кузьминична отнекивалась, не было, говорит, никакой бумаги.
– От чего он умер?
– С сердцем плохо стало. Раз – и нет человека. А лицо у него было такое страшное, вроде увидел чего и испугался. Может, оттого сердце и остановилось?
– И мужик ее пропал, – не унимался дед.
– Какой мужик? – не поняла я.
– Кузьминична на старости лет замуж вышла. Был один здесь у нас, из города, шабашил. Ну, она всю жизнь в старых девах просидела, а тут бес попутал. Вышла за него. Он непутевый был, выпить любил. А она к нему уважительно так, Михаил Иванович… Стал он у них в доме жить, и его точно подменили. Ходил как пришибленный. А потом и вовсе исчез.
– Что значит исчез? – не поверила я.
– А то и значит. Пропал человек в одночасье, и нет его.
– И милиция его не искала?
– Кто ж искать будет? Кузьминична поначалу говорила, на заработках он. А потом и вовсе говорить перестала. А Мишку с тех пор больше никто не видел.
– Чудеса, – вздохнула я, пытаясь понять, может такое быть или это тоже фольклор? За исключением последнего пункта, все остальное было более‑менее ясно. Когда‑то в доме произошла трагедия: убийство и самоубийство. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы дом стал «нехорошим». Год от года история обрастала все более фантастическими деталями, приплели сюда, как водится, золото и привидение – дух самоубийцы, который не может обрести покой. Само собой, золото охраняет еще один дух: отъявленного мерзавца. Все это я попыталась донести до Женькиного сознания по дороге домой. Она на мои слова никак не реагировала, трусила рядом с задумчивым видом.
– Ты меня слышишь? – не выдержала я.
– Слышу, слышу. Ты лучше скажи, зачем тетушка дверь заколотила?
Я пожала плечами.
– Логично предположить, что трагедия произошла там, – я вспомнила про зловещего вида крюк в потолке и невольно поежилась.
– Когда она произошла? Сто лет назад?
– Ну, не сто…
– Ага, чуть поменьше. А дверь заколотили недавно, ты что, забыла?
– Может, тогда и заколотили, а соседка что‑то напутала.
– Глупости не говори. ЧК до какого года просуществовало?
– Точно не помню, где‑то до середины двадцатых. Потом было ГПУ, потом НКВД, так, кажется.
– Вот‑вот, за восемьдесят лет эта комната обросла бы паутиной.
Никак не могла она столько времени заколоченной стоять. Допустим, усохшая рука и остановившееся сердце в самом деле чепуха, то есть просто совпадение. А вот все остальное… Ну и родня у меня! – возмущенно воскликнула Женька. – Какой‑то чекист психический, домогавшийся собственной сестры‑самоубийцы. Знаешь, Анфиса, меня это тревожит.
– Это ведь не близкая родня, – поспешила я ее утешить.
– Тебе хорошо говорить, с твоей‑то родней все в порядке. Как думаешь, мог чекист в самом деле чего‑то в доме спрятать? Я думаю, мог. И это что‑то где‑то лежит….
– Сомневаюсь, но по крайней мере два человека в этом уверены.
– Наши покупатели? – вздохнула Женька. Я кивнула, и она продолжила: – Выходит, им известно больше, чем нам.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты в наличии сокровищ сомневаешься, а они нет. Если они готовы заплатить за дом деньги, которых он не стоит. Отсюда я и делаю вывод…
– Женя, что они могут знать, если хозяева ничего не знали? А то бы давно ценности нашли. Это же ясно как божий день.
– Хозяева, может, и не знали, а вот кто‑то из дружков Яшки‑Каина, к примеру, был в курсе.
– Но за сокровищами не явился, – хмыкнула я.
– Может, не было у него такой возможности. А теперь кто‑то из его наследников…
Я остановилась и посмотрела на Женьку. В одном из наших прежних расследований нечто подобное уже было, оттого слова подруги произвели на меня впечатление.
– Надо поскорее узнать, кто наши покупатели, – сказала я. – Завтра поедем в город и этим займемся.
Женька в ответ на мои слова неохотно кивнула. Мы как раз подошли к дому. Я с подозрением осмотрелась, но все выглядело так, как в момент нашего ухода. Неизвестный адресат решил ограничиться одним посланием.
Как только мы вошли в дом, Женька сразу же направилась к ранее заколоченной комнате, открыла дверь и стала топтаться на пороге.
– Как хочешь, Анфиса, а в подпол надо заглянуть. Что‑то в этой комнате не так…
– Хорошо, – не стала я спорить. – Давай сходим к Сергею, возьмем фонарь, а лучше попросим его посмотреть.
– Хуже, – покачала головой Женька.
– Почему?
– Ну… – туманно ответила она.
– Ты что, думаешь, твои сокровища в подполе лежат? Женя, это глупость.
– А я не спорю. Только с какой стати Серегу беспокоить?
– Если ты такая деликатная, лезь туда сама.
– Анфиса, так нечестно.
– Честно, честно. Ладно, – я махнула рукой. – Полезем вместе. В шкафу я видела лампочки, надо ввернуть в патрон.
Я сходила на кухню, принесла лампочку, мы пододвинули сундук, я на него взгромоздилась и лампочку ввернула.
– Включай, – сказала Женька. Почему‑то я была уверена, что лампочка не загорится, и вздохнула с облегчением, когда комнату залил желтоватый свет. Я огляделась. Женька, безусловно, права, не могла комната быть закрытой несколько десятилетий. На полу слой пыли с отпечатками наших ног, и над окном паутина, но всего этого было маловато для нескольких десятилетий. Я спрыгнула с сундука, подошла к люку и подняла его. Женька продолжала стоять возле двери.
– И что? – спросила я. Она неохотно приблизилась.
– Я всегда восхищалась твоей отвагой, – сказала она жалобно.
– Недостойное вас подхалимство, Евгения Петровна.
– Нет‑нет, правда. Если бы у меня была хоть часть твоей решимости, я бы уже давно осмотрела подвал.
Я вздохнула.
– Как думаешь, свечи в доме есть?
– Должны быть.