В темно-синем платье с вязаным воротничком, она казалась девчонкой-школьницей, внезапно состарившейся по воле злой колдуньи. Она действительно была невероятно хрупкой, едва доставала мне до плеча. Узенькие плечи, плоская грудь. «Может, забрать ее к себе? — явилась нелепая мысль. — Не дури. Что она, брошенный щенок? Чтоб я еще раз пошла в этот парк...»
— Уходите? — спросила она потерянно.
— Нет, что вы, — словно против воли ответила я. — Просто... извините, где у вас туалет?
— Вот сюда, пожалуйста, — обрадовалась старушка.
Я вошла в туалет, скроила зверскую рожу, на копирую только была способна, и потрясла руками, матерясь сквозь зубы. «Есть еще вариант, — подумала зло. — Самой к ней переехать. Черт, хоть бы Агатка позвонила...» Я надавила кнопку сливного бачка, положила себя мысленно последними словами и открыла дверь. Бабуля за столом листала альбом. Странно, что она не плачет. Это нормально или нет? Бабка похожа на воробья, а держится геройски. Я бы на ее месте спятила. А ей что мешало? Может, в самом деле спятила. И внучку ее убили не на днях, а лет дети и, назад, и не убили, а сбежала она со жгучим брюнетом куда-нибудь на другой конец планеты, где печное лето, солнце жарит и мысли о брошенной бабке не досаждают. Или вовсе не было никакой внучки...
— Пироги очень вкусные, — брякнула я, возвращаясь к столу.
— Вы кушайте, кушайте... — Она пододвинула тарелку ближе ко мне и опять вцепилась в свой альбом, он был открыт, я увидела черно-белые фотографии. Девочка-толстушка в берете, и три групповых снимка. На одном я даже в перевернутом виде узнала старушку.
«Надо прекращать все это», — с тоской решила я, и тут раздался звонок в дверь.
— Это Геночка, — вскинула голову бабуля, а я вздохнула с облегчением. Теперь я могла спокойно проститься и уйти, не чувствуя себя дезертиром, без оглядки улепетывающим с поля боя, где лежат раненые товарищи, взывавшие о помощи. Ключ в замке повернулся, хлопнула дверь, и я услышала голос, показавшийся мне мальчишеским.
— Ольга Валерьяновна, вы дома?
— Геночка, — откликнулась она, торопливо поднимаясь из-за стола.
— Наверное, мне пора, — пробормотала я, бодро вскакивая, а в кухне между тем появился мужчина в темном полупальто. В обеих руках он держал пакеты с продуктами, увидев меня, так и застыл в дверях.
Проскользнуть мимо из-за этих самых пакетов я не могла, мы стояли и таращились друг на друга. Он с недоумением, и я, признаться, тоже. На вид ему было лет тридцать, среднего роста, узкоплечий, светлый ежик волос, и очки на кончике аккуратненького носа, эдакий ботаник. Под глазами темные круги, а выражение лица как у студента-первокурсника, очнувшегося в вытрезвителе и теперь пытавшегося понять, как вечер, начавшийся столь многообещающе, мог закончиться так плачевно: полным отсутствием воспоминаний и денег, маячившим на горизонте отчислением и вполне реальной возможностью стать вскоре защитником родины без особого к тому желания.
— Здравствуйте, — сказал Гена, первым обретя дар речи, я кивнула и сделала шаг вперед, рассчитывая, что он сообразит подвинуться, и я смогу выйти.
Но он точно к полу прирос. Бабуля топталась рядом.
— Геночка, это Феня. Мы познакомились в парке...
Он чуть нахмурился и кивнул.
— Мы ведь уже встречались? — вдруг спросил он. За мгновение до этого мне казалось: он учинит бабуле разнос — не стоит тащить в дом девицу, с которой только что познакомилась в парке, и вопрос до моего сознания дошел не сразу.
— Вряд ли, — ответила я после паузы, сообразив, чего от меня ждут.
— Я уверен, что встречались. У вас ведь есть сестра? Агата. Я прав?
— Да, — согласно кивнула я, всматриваясь в его лицо. Должно быть, память у парня куда лучше моей, Тут он взглянул на пакеты в своих руках вроде бы с удивлением, прошел в кухню и положил покупки ни разделочный стол.
У вас ведь есть сестра? Агата. Я прав?
— Да, — согласно кивнула я, всматриваясь в его лицо. Должно быть, память у парня куда лучше моей, Тут он взглянул на пакеты в своих руках вроде бы с удивлением, прошел в кухню и положил покупки ни разделочный стол.
—Если вы из-за меня уходите... — начал нерешительно, но я успела выпорхнуть в прихожую.
—Нет-нет, что вы... мне действительно пора... — сунула ноги в сапоги и схватила пальто.
Ольга Валерьяновна суетилась рядом, вроде бы что-то собираясь сказать, и не решилась. Гена замер и дверях и наблюдал за нами, погруженный в неведомые мне мысли.
—Спасибо за чай, — пробормотала я.
—Фенечка, вы... — начала Ольга Валерьяновна, и я выпалила, злясь на себя:
— Я вам позвоню. Можно?
— Да-да, конечно, — обрадовалась бабуля, торопливо написала номер на клочке бумаги и протянула мне. Я к тому времени смогла надеть пальто, старушка сжала мою руку и сказала тихо: — Простите меня и... спасибо...
—Что вы...
«Ух», — выдохнула я, оказавшись на лестничной клетке и услышав, как за мной захлопнулась дверь. Какого хрена я телефон спросила? Теперь придется нюнить... хоть один раз, для приличия, но придется. Хорошо, что свой номер не дала.
Бегом спускаясь по лестнице, я торопилась выбросить из головы одинокую старуху с ее горем, я ниже попыталась сосредоточиться на предстоящей
работе, но вместо этого принялась гадать: где мы могли встречаться с очкариком Геной? Он знаком с Агаткой, скорее всего, какой-нибудь се приятель или клиент, с которым мы виделись мельком. Он-то меня узнал сразу, странно, что я его совсем не помню...
Покинув подъезд, я взглянула на часы и закатила глаза. Сестрица назовет меня свиньей и будет права. Мало того, что обедать ей пришлось в одиночестве, тут еще дел невпроворот, а я болтаюсь черт знает где... «Он тогда был без очков, — вдруг явилась мысль. — Точно... и волосы у него были длинные...»
Подходя к офису, я вспомнила, где мы встречались с Геннадием. Примерно полгода назад заезжали с сестрицей поздравить с днем рождения ее приятельницу Римму Савельеву, когда-то одноклассницу, а ныне владелицу роскошного SPA-салона в центре города. Агатка в ее салоне была VIP-клиентом и сочла своим долгом, выкроив полчаса своего драгоценного времени, заскочить на торжество с букетом под мышкой и подарком в нарядной упаковке. Кстати, груда таких подарков покоилась в комнате отдыха, смежной с кабинетом сестрицы. Подарки Агатка получала регулярно: на Новый год, Восьмое марта и день рождения, но даже из любопытства никогда их не распаковывала, пребывая в уверенности, что ничего путного ей не преподнесут, и с чистой совестью их передаривала, называя это «разумной экономией». Теперь предназначались они исключительно женщинам, после того памятного случая, когда сестрица вручила коробку с бантом парню, что много лет ремонтировал ее тачку. В коробке оказался набор для педикюра и соль для ванны. Паренек был нетерпеливым и подарок вскрыл сразу, в присутствии Агатки. Та, увидев в натруженных мужских руках веселенький флакончик с кокетливой розочкой на горлышке, слабо охнула, ее изворотливый адвокатский ум готовился выдать сногсшибательную историю о том, как дура-продавщица перепутала подарки, но гут парень, издав радостное «вау», поблагодарил ее без тени иронии и даже робко приложился к сеcтринской щеке, пунцовой от позора, своей колючей и покрасневшей явно от удовольствия. А потом разразился путаной речью, как он ценит ее широкие взгляды, ее внимание и саму Агатку в целом. Она покинула автомастерскую в легкой задумчивости и пребывала в ней до тех пор, пока случайно не узнала, что ее приятель — золотые руки — гей. И не особенно но скрывает.
Несмотря на то что история закончилась вполне благополучно, рисковать Агатка более не стала, а так как среди ее многочисленных знакомых мужчин куда больше, чем женщин, гора подарков в комнате отдыха все росла.