В общем, сестрица была рада избавиться хотя бы от одного и, выбрав самый яркий бант, потащила меня к Римке, в тщетной надежде, что вдвоем нам будет куда легче избежать приглашении к столу. В хитроумии Агатки я никогда не сомневалась, но в тот вечер ссылки на срочные дела и прочее в том же духе успехом на увенчались, и мы оказались в компании сильно подвыпивших мужчин и женщин, которых набралось не меньше трех десятков. Среди них был Геннадий с женой. Теперь я смутно припоминала хохотушку-брюнетку, неловко вылившую на рубашку мужа бокал с шампанским.
Он радостно ржал, обнимая женушку. Римка называла их молодоженами, если учесть, что к тому моменту они были женаты минимум четыре года, прозвищем этим они обязаны своей взаимной большой любви. А теперь хохотушка-брюнетка лежит на кладбище, а ее бабуля таскает с собой фотографию в рамочке и пристает к гражданам в парке.
Решив, что теперь мне ничто не мешает выбросить недавнюю встречу из головы, я придала своему лицу выражение крайней деловитости и вошла в родную контору в тщетной надежде, что сестрица занята сверх меры и на мое опоздание внимания не обратила.
Миновав пустую приемную, я оказалась в комнате, которую делила с двумя помощницами Агатки, беззаветными труженицами. Для них опоздание с обеда — дело просто невозможное. Обе тут же на меня уставились. Ирка поджала губы, демонстративно взглянув на часы, Кристина тяжко вздохнула с таким видом, точно у нее только что увели жениха, а вместе с ним последнюю надежду выйти замуж.
— Чего высматриваем, волхвы с Востока? — с ухмылкой спросила я, беспардонно пользуясь близким родством с начальством.
— Агата тебя спрашивала, — не без яда ответила Ирка. — Так что, пока время есть, придумай жалостливую историю.
Определив пальто и шарф на вешалку, я устроилась за столом, он был как раз напротив двери в кабинет Агатки. Я неоднократно пыталась перетащить его ближе к окну, но всякий раз слышала грозный окрик сестры: «Оставь стол в покое». Некоторое время я искренне считала, что сестрица подло шпионит за мной, с этой целью оставляя дверь в кабинет открытой, пока между делом не выяснилось: расстановкой мебели в конторе занимался мастер фэн-шуй, и, чтобы дела наши двигались в нужном направлении, то есть по пути законности, порядка и всеобщего процветания, мой стол должен стоять именно там, и если сдвинуть его хоть чуть-чуть, преступность в городе возрастет, а нашими клиентами будут сплошь безденежные дебилы.
Только я устроилась за столом, как дверь кабинет и открылась и появилась Вера — секретарь Агатки. И отличие от остальных, она не считала меня божьим наказанием, порочащим честное имя сестры, и ниже охотно покрывала мои грешки, которые, если честно, были незначительны. Вот и сейчас, увидев меня, дверь за собой она поспешила прикрыть, но моя глазастая сестрица оказалась на высоте.
—Появилась? — радостно возопила она. — Ну вот, а вы хотели морги обзванивать.
Я сделала вид, что внезапно оглохла, придвинула папку с документами и погрузилась в их изучение.
Часа два я честно трудилась, стараясь не обращать внимания на образ бабули-одуванчика, настойчиво маячивший перед внутренним взором. В конце концов, стало ясно, избавиться от него невозможно, и меня неудержимо потянуло к сестрице. Кому как не родной душе доверить горестные думы? Агатка с мрачным видом наблюдала вторжение в святая святых, но пока помалкивала. Я устроилась в кресле напротив, застенчиво кашлянула, а она рыкнула:
— Ну?
— Вот почему мне так нравится заглянуть к тебе в свободную минутку, — сказала я. — Всегда можно рассчитывать на доброе слово и жизнерадостное приветствие.
— Перерыв с часа до двух. Но приличные люди и в обед стараются сделать что-нибудь путное. Встретиться с клиентом, к примеру...
— Так и быть, вычти из моего жалованья за час опоздания. Я ж помню, что влетаю тебе в копеечку.
Встретиться с клиентом, к примеру...
— Так и быть, вычти из моего жалованья за час опоздания. Я ж помню, что влетаю тебе в копеечку.
— Ага. И следующие траты будут на твои похороны, — ядовито заявила сестрица. — Посмей мне еще коллектив разлагать. — Этого ей показалось мало, и она добавила: — У меня третий день изжога от твоей кислой физиономии.
— Соды развести? — заботливо предложила я.
Агатка чертыхнулась сквозь зубы и занялась бумагами, перестав обращать на меня внимание.
Приходилось признан., у нее есть повод на меня злиться, и дело вовсе не в моем опоздании, его-то сестрица уж как-нибудь переживет. Затяжной депрессией я была обязана несчастной любви, у Агатки на любовном фронте дела обстояли не лучше, но она держалась, хотя, подозреваю, орошала по ночам подушку слезами. Моя любовь обреталась в Питере, куда и меня неудержимо тянуло, несмотря на проблески здравого смысла, который удерживал здесь. Стас уехал, поставив точку в наших донельзя запутанных отношениях. Я была уверена: он начал новую жизнь, удалив мое имя из мобильного, а светлый образ из памяти, но все ж таки теплилась во мне надежда... глупая, между прочим, раздело было не в Стace и даже не во мне... Слишком много всего стояло между нами: китайская стена, и хрен ее перепрыгнешь...
Большая любовь Агатки по фамилии Берсеньев находилась рядышком, буквально в четырех кварталах отсюда, и довольно часто попадалась ей на глаза. Но гам расклад был даже хуже, хотя как посмотреть... Я задалась вопросом: что бы чувствовала я, если б Стае вдруг оказался в нашем городе? И так увлеклась, что забыла, зачем к сестре пожаловала.
— Ты не могла бы медитировать за своим столом? — вернула она меня к действительности. — Толку от тебя и там немного, но хотя бы создавалась видимость непосильных трудов.
— Я в парке старушку встретила, — вздохнув, сказала я.
— О господи, — закатила глаза Агатка. — Ты на старушку угробила свой обед? Час от часу не легче...
— У нее внучку убили, — не обращая внимания на язвительность сестрицы, продолжила я. — Ирина Одинцова. Жили в коттеджном поселке «Сосновка». Вроде бы подозревали дворника-таджика, но потом отпустили. Ты ничего об этом не слышала?
Агатка покачала головой с таким видом, точно я вышла нагишом к оторопелым клиентам, то есть с большим сомнением в возможности моего скорого выздоровления.
— Чучело, прости господи, — пробормотала она, но тут же голос возвысила: — Ты хоть иногда по сторонам смотришь? Интуитивно догадываешься, что вокруг есть жизнь?
— Так знаешь или нет? — разозлилась я, заподозрив, что и на сей раз у сестрицы есть повод гневаться.
— Об этом убийстве почти месяц только и разговоров в городе. В новостях по телику, в газетах...
— У меня телевизор сломался, — соврала я.
— Ага... а читать ты не умеешь.
— Ну, так растолкуй, в чем там дело. Бабка считает, таджика этого кто-то отмазал.
Агатка нахмурилась, повертела в руках авторучку и сказала куда спокойней:
— Ерунда. За него ухватились потому, что других подозреваемых просто не было. А он возле дома не раз болтался, соседи видели.
— Но ведь он в убийстве вроде бы признался?
— Я деталей не знаю и знать не хочу, своей работы по горло, но очень сомневаюсь, что парня отпустили бы, будь у следствия на него хоть что-то. На ограбление не похоже, женщину не изнасиловали, а вот резали с остервенением. То ли чья-то месть, то ли псих в городе объявился.
— А поточнее все-таки узнать нельзя?
— На фига? — посуровела Агатка.
— Бабку жалко.
— Согласна: бабку жалко. Но внучку ты ей не вернешь. Убийство вышло громкое, наверняка у бати на контроле, а он, как тебе хорошо известно, злодеям спуску не дает, следаки будут носом землю рыть и авось найдут изверга.