Одиннадцать ножевых ран, говорят, ей все лицо располосовали. - Она взглянула на отца, который даже бровью не повел, а мамуля нахмурилась.
— У нас не принято обсуждать подобные вещи, - отчеканила она, толстуха скорбно колыхнула тройным подбородком и затихла.
— Вам нравится ваша работа? — поспешно спросил мышастый, обращаясь к Агатке. Та мрачно кивнула и уставилась в тарелку. Мама снова нахмурилась и сама ответила на вопрос:
— Агата прекрасный специалист, преданный своему делу. Но для женщины работа не главное.
— Да-да, — просияла Анна Семеновна. — Главное — семейное счастье, любящий муж и детки. — Она взглянула на сыночка и добавила: — Хотя надежные молодые люди, способные составить счастьеженщине, сейчас, к сожалению, редкость.
Мышастый скромно потупил глазки, но приосанился.
—Это точно, — поддакнула мама. — Девушкам надо проявлять осторожность. Выскочат замуж за первого встречного, а потом не знают, как от него избавиться. — Она метнула взгляд в мою сторону, а папа досадливо крякнул.
Вскоре он улизнул из-за стола под благовидным предлогом: отправился заваривать чай по фирменному рецепту. Агатка с облегчением вздохнула, сообразив: если пришла очередь чая, значит, страдать ей осталось недолго.
Я отправилась в кухню, заявив, что хочу помочь отцу. Папа успел уютно устроиться в кресле, включив телевизор, я взглянула на экран: бестолково снующие мужики охотились за мячиком. Половина футболистов была в бело-голубых футболках. В память о годах учебы в Санкт-Петербурге, тогда еще Ленинграде, папа болел за «Зенит». Чайник со щелчком отключился, а папа вздохнул, сообразив, что посмотреть футбол сегодня вряд ли удастся.
— Наши выигрывают? — спросила я.
— Еще только первый тайм заканчивается, — отозвался папа и стал заваривать чай.
— По-моему, Агатка от жениха не в восторге, — сказала я.
— Я тоже. Это мамина идея. Пусть не обращает внимания.
— Ага. — Я присела на подлокотник кресла, наблюдая за отцом, и наконец решилась: — Мы были немного знакомы с убитой девушкой, Ириной Одинцовой.
— Я не обсуждаю дома свою работу, — ответил папа.
— Может, мне к тебе на прием записаться? — спросила я без намека на иронию.
Папа отшвырнул в сторону полотенце, которым собирался прикрыть заварочный чайник, и повернулся ко мне.
— Не смей лезть не в свое дело, — тихо произнес он, но вышло все равно грозно. Это он с мамой кроткий агнец, а вообще мужик суровый, под горячую руку ему лучше не попадаться. — Мало мне расследования, которое вы затеяли в прошлый раз? Если память отшибло, так я напомню: ты едва сестры не лишилась.
— Да никуда я не лезу, — заныла я, испугавшись родительского гнева. — Просто хотела узнать... Что тут особенного?..
— Не сметь, — повторил папа и даже погрозил пальцем. — Твоя сестра адвокат, а ты ее помощник, вот и занимайтесь своим делом.
Я бы могла возразить, что адвокатам иногда приходится проводить собственное расследование, и у Агатки это получается очень неплохо, но по здравом размышлении сочла за благо заткнуться. Собрала на поднос чашки и варенье в вазочках, папа взял чайник, сунув под мышку коробку конфет, и, сочувственно взглянув друг на друга, мы побрели в гостиную. Нас встретило веселое ржание толстухи и мышастого, мама вежливо подхихикивала, Агатка сидел с таким видом, точно обнаружила в тарелке таракана.
Чаепитие завершилось примерно через час. Гости, вспомнив, что завтра рабочий день, поднялись из-застола. Мама провожала их до входной двери, папа тут же кинулся к телевизору узнать, с каким счетом окончился матч.
Мы с Агаткой собирали посуду, когда вошла мама и сказала:
— Если ты и впредь будешь сидеть с таким постным видом, останешься старой девой.
— Августа! — подал голос папа.
— Что — Августа? У людей дети как дети... А твои? Что одна, что вторая...
— Ко мне-то какие претензии? — возмутилась я. — Я замуж четыре раза ходила...
— И что? Какой от этого толк? До тридцати лет женщине надо родить, иначе могут возникнуть проблемы...
— У кого? — некстати очнулась Агатка от глубоких раздумий.
— У тебя, дурища! — рявкнула мама. — Согласна, жених ни к черту, пугало огородное и то краше, к тому же дурак да еще наглец... Но куда деваться твоей бедной матери? Ты-то никого не приведешь, хоть бы раз родителей порадовала.
— Мамуль, да без проблем, — влезла я, решив прийти на помощь сестрице, которой и так сегодня досталось. — Завтра подгоним целый взвод...
— Уж ты-то подгонишь, в этом я не сомневаюсь... вся городская шпана у тебя в друзьях. Могла бы и об отце подумать.
— Августа! — вновь воззвал папа и вновь безуспешно. И тут Агатка выдала:
— Меня не интересуют мужчины.
Маму шатнуло, ее левая рука легла на сердце, папа выронил пульт, меня и то пробило, я взглянула на сестру с немым вопросом в очах.
— А кто тебя интересует? — пискнула мама.
— Карьера. Мужчины и дети подождут. По крайней мере, до тридцати пяти лет. Я так решила. И больше никаких смотрин.
Мама вздохнула, но скорее с облегчением, успев убедить себя, что все могло быть хуже.
— В самом деле, Августа, — сказал папа. — Не хочу тебя критиковать, но, по-моему, ты перегибаешь палку...
— Будь у меня палка, надавала бы вам всем по башке. — Мама отправилась в свою комнату, громко хлопнув дверью, а мы с сестрицей засобирались восвояси.
— Это было жестко, — заметила я, спускаясь по лестнице. Агатка ничего не ответила, и только когда мы оказались в машине и выехали со двора, спросила:
— Скажи-ка, сестрица, что, мои дела и впрямь так плохи?
— Ты мышастого имеешь в виду?
— Почему «мышастого»? — хмыкнула Агатка.
— Похож на мыша-перекормыша.
— Прикинь, этот тип мне визитку сунул с номером мобильного на обороте и особо подчеркнул, что это его личный номер. Всерьез верил, что я ухвачусь за такое сокровище?
— Да не парься ты. Мамуля и то сказала, что он редкостный нахал. Мама людей видит насквозь. И не злись. Понять ее можно. Она мечтает о внуках.
— Вот и осчастливь родителей, принесешь хоть какую-то пользу человечеству.
—Ты старшенькая, тебе и начинать.
— Нет, мне все-таки интересно, я в самом деле произвожу впечатление засидевшейся в девках страдалицы?..
— Говорю, не парься. Ты умница-красавица, и...
— И поэтому он сбежал, — фыркнула Агатка, имея и виду Берсеньева.
— Не поэтому...
— А почему?
— Потому что дурак...
— Ага. Ладно, будем считать, что приятно провели вечер.
Агатка высадила меня у подъезда и уехала, а я, зябко ежась, смотрела ей вслед, пока машина не исчезла за углом дома. Если б я только могла рассказать сестре, почему Берсеньев ее оставил... Сделало бы это ее счастливей? Сомнительно. Много бы я отдала за то, чтобы знать, кто в действительности прячется под маской завидного жениха... Об этом остается лишь гадать. Сестрица бы точно раскопала всю его подноготную... это и удерживает меня от признания: Берсеньев не из тех, кто подобное позволит. Странно, что мне до сих пор шею не свернул, сам он утверждал, будто испытывает ко мне слабость. Хотя, конечно, все проще: он знает, что доказать я ничего не смогу.
Вздохнув, я вошла в подъезд и стала медленно подниматься по лестнице, подпрыгивая на каждой ступеньке. Меньше всего мне хотелось оказаться в своей квартире. На самом-то деле моей была одна комната, две принадлежали соседям.