На миллионы Мишка вряд ли сможет рассчитывать, но кое‑что за молчание ему перепадет. Если так, то искать его надо среди знакомых Чухонки. Берсеньев подарил Милке квартиру в новом доме, сделать ремонт в ней она так и не удосужилась и жила с матерью. Слова Эммы Григорьевны о том, что, поссорившись с Берсеньевым, дочь сидела дома безвылазно, критики не выдерживали. Милка, пытаясь развеять грусть‑тоску, предпочитала родному дому ночные клубы. По крайней мере, раз пять они с Юлькой отрывались по полной программе. После долгих размышлений выходило, что подозреваемая номер один – Чухонка. У нее был мотив.
Однако был еще дом в Лесном с его странным обитателем. В течение недели, прошедшей после нашего с Милкой разговора, она эту тему ни с кем из девчонок не обсуждала. У меня нет ни одного факта, что ее гибель связана с Яковом Ивановичем. Только голос на пленке. Что могла узнать Милка за неделю? Этот вопрос не давал мне покоя. Я рассчитывала, что разговор с Берсеньевым кое‑что прояснит, и откладывала его со дня на день, не надеясь на ласковый прием.
В среду меня вызвал следователь. Час я отвечала на вопросы, а когда отправилась домой, позвонила Агата.
– У меня есть адрес Чухонки, – сказала она. – Хочешь на нее взглянуть?
– Еще как.
– Менты с ней имели трехчасовую беседу. У девушки алиби. В ночь убийства она находилась в поезде, возвращалась от родителей, и оказаться в это время здесь при всем желании не могла.
– Вовсе не обязательно убивать самой, – напомнила я.
– Не обязательно, – согласилась Агатка. – Приезжай в контору, наведаемся к девушке вместе.
Пришлось звонить Славке и придумывать срочное дело. Последние дни мы виделись редко, и это его нервировало. Сегодня собирались поужинать вместе, но, видно, не судьба. За минуту разговора Славка умудрился задать дюжину вопросов. Я буркнула «пока», отключилась и вновь затосковала о тех временах, когда жила без мобильного. Славке пришлось бы звонить на домашний телефон и общаться с автоответчиком, а мне было бы не нужно ничего объяснять. Впрочем, зная его характер, нетрудно предположить, что в этом случае постоянным местом жительства для него стал бы мой подъезд.
В общем, ровно в пять я подъехала к офису сестры и тут же увидела Агату, она появилась в дверях, высматривала мою машину. В отличие от меня, сестрица пунктуальна. Сейчас это порадовало.
– Привет, – бросила она, устраиваясь рядом.
– Забыла вернуть тебе костюм, – покаялась я.
– Не беда, я с ним уже простилась. Паринов находится в следственном изоляторе. Адвокат по моей просьбе поинтересовался паспортом. Оказывается, он его лишился полгода назад. При каких обстоятельствах, не помнит.
– Ясно, – кивнула я. Новость удивления не вызвала.
Агатка достала из сумки блокнот и продиктовала адрес бывшей пассии Берсеньева. Кивнув, я тронулась с места.
– Почему она ее Чухонкой звала? – додумалась спросить сестрица. – Фамилия у девушки Фоминцева, зовут Наталья Дмитриевна.
– Милка покопалась в ее родословной.
– Я тоже покопалась. Она из Самары, какие там чухонцы?
– Может, и приблудился кто, – пожала я плечами.
– Девчонке всего девятнадцать, учится в медицинском колледже.
– Поближе к Самаре медицинского колледжа не нашлось? – удивилась я.
– Должно быть, не нашлось. Я сегодня со следователем доверительно поговорила. Создалось впечатление, что они рассматривают лишь одну версию: шантаж.
– То есть Чухонку в качестве подозреваемой они не видят?
– Одно другому не мешает.
– Мишку так и не нашли?
– Ищут, – вздохнула Агатка.
– Вот только был ли мальчик? Ты, сестрица, мне, часом, мозги не пудришь?
– С какой стати? – удивилась я. Хотя сомнения Агатки понятны.
– Вот и я голову ломаю. Может, есть нечто такое, о чем ты предпочитаешь помалкивать?
– Нет, – подумав, ответила я.
– Точно?
– Точно.
Версия следователя строится лишь на моих показаниях, а подтвердить свои слова я ничем не могу. Вот что беспокоит сестру. Знала бы она, как это беспокоит меня.
Наталья Фоминцева жила в спальном районе. Панельная пятиэтажка с застекленными балконами, которые напоминали большие скворечники. Подъезд без домофона, ремонт здесь последний раз делали лет двадцать назад.
– Это ее квартира? – спросила я Агату.
– Снимает.
Мы поднялись на второй этаж. На лестничную клетку выходили четыре двери, та, что справа, была обита клеенкой, в нескольких местах порванной, из прорех торчали клочья ваты, номер квартиры висел как‑то криво, вместо звонка – торчащие провода.
– Нам сюда, – кивнула Агата на эту самую дверь и принялась по ней барабанить.
Из‑за обивки стук особенно внушительным не получился, я подумала, а не пнуть ли дверь ногой, и тут она открылась. На пороге стояла девушка в спортивных штанах с пузырями на коленках и очень короткой маечке. Мы смогли лицезреть пупок, украшенный тремя бусинами. Волосы у девушки темные, стриглась она коротко, под мальчика. Лицо приятное, но какое‑то невыразительное.
– Привет, – сказала Агата. – Нам нужна Наташа Фоминцева.
– А вы кто? – хмуро поинтересовалась девушка.
– А ты? – последовал встречный вопрос.
– Соседка, – девушка еще больше нахмурилась.
– Наталья дома?
– Она плохо себя чувствует. Вы родственники или знакомые?
– Родственники. Близкие.
Девушка вдруг предприняла попытку закрыть дверь, но я этому воспрепятствовала.
– Да кто вы такие? – возмущенно спросила она.
– Объяснили ведь, свои, – с улыбкой заявила я. – Родня приказала: вперед на мины, мы по сто грамм для храбрости и в атаку.
– Чего? – растерялась девушка.
– Где Наташа? – вздохнула я.
– Вот ее комната, – с обидой сказала девушка, ткнув в дверь со стеклом, завешенным шторкой в горошек. – Она сама не своя. Второй день лежит, в стенку уткнувшись. И молчит. Мне на работу надо, а я боюсь ее оставить. Вы правда ее родственники?
– До чего молодежь пошла недоверчивая, – посетовала Агата и распахнула дверь в комнату.
Комната была совсем маленькой, метров одиннадцать. Я посмотрела на старые стулья, стертый пол, выцветшие занавески на окнах. Либо Берсеньеву все равно, где живет его возлюбленная, либо она не хотела принимать его помощь. Хотя был еще вариант: сюда она переехала после разрыва с ним. Возле стены стоял диван, занимая большую часть комнаты. Поначалу я увидела лишь подушку и плед в клеточку, фигура девушки с трудом угадывалась под ним. Девушка то ли спала, закутавшись с головой, то ли просто не желала реагировать на окружающих. Ее соседка протиснулась в комнату следом за нами и теперь позвала не без робости:
– Наташа…
– Ты иди, – сказала ей Агата. – Мы тут по‑семейному потолкуем.
– А вы ей ничего не сделаете? – спросила девушка.
Агатка закатила глаза.
– Не сожрем же мы ее.
– Мы вегетарианцы, – сообщила я на всякий случай, видя, что Агаткин ответ собеседницу отнюдь не успокоил, скорее наоборот.