И еще хочу вас предупредить. На те три дня, что вы здесь, ваша доза – это наша забота. Вы все получите, причем бесплатно. Это входит в договор. Но и у нас есть свои обязательства перед местной наркомафией. Вам ни к чему вникать в детали, но вас не должны видеть на улице. Это понятно?
– Не совсем, но к сведению приму. Я человек дисциплинированный.
– Вот и ладно. На звонки не открывайте. У того, кто придет, должен быть свой ключ от двери. Договорились? До вечера.
Спустившись к машине, Котик первым делом позвонил в санаторий.
– Как дела? Все тихо? …Куда?! …А вы куда смотрели?.. Черт бы вас всех взял, недоумки хреновы!
Повернувшись к Семену, уже спокойнее сказал:
– Зарип ушел в Город, тащится следом за Каменской, похоже, собирается с ней знакомиться. Судя по направлению, в котором она уходила, она отправилась на переговорный, звонить. Попробуем, может, успеем перехватить. Двигай быстрее.
Семен молча развернул машину и нажал на газ.
– Откуда появился этот придурок? – после недолгого молчания спросил Котик. – Он нам может все дело провалить. Кто его нашел?
– Как обычно. Он в нашей картотеке уже пять лет числится, с тех самых пор, как его впервые замели за приставание к женщине в городском парке. Он тогда шестнадцать суток получил, а Жираф взял его «на карандаш», присматривал за ним потихоньку. Когда увидел, что парень дозрел, приобщил к порнухе, сначала к мягкой, потом к жесткой. Одним словом, все как обычно. Вызвал Доктора, познакомил их, Доктор сразу сказал – шизофрения, предложил ему попробовать связаться с нами. Ну и Жираф тут как тут. Кто ж знал, что он совсем сдвинутый. Подавай ему девицу из пятьсот тринадцатого – и все тут, иначе свет не мил.
– Придется Доктору выговор объявить. Плохо смотрит. Ладно, Семен, не переживай, твоей вины нет. Справимся как-нибудь. Пивка не найдется?
– Сзади под сиденьем ящик.
Котик грузно повернулся, протянул руку, достал банку немецкого пива и начал жадно пить.
– Черт, разносит меня от пива прямо как на дрожжах, – посетовал он, поглаживая солидный животик. – Безвольное я существо, знаю, что нельзя, а отказать себе не могу. Притормози-ка, кажется, это она.
Это и в самом деле была Настя. Она вынула из сумки блокнот и ручку и добросовестно переписывала расписание работы переговорного пункта, почты и телеграфа, которые находились в одном здании. И не видела, как со скамейки поднялся и медленно шел к ней худой сутулый мужчина со впалыми бледными щеками и нездоровым блеском глаз.
Реакции Котика можно было позавидовать. Бросив Семену:
– Уводи его! – он кинулся наперерез Зарипу и встал у Насти за спиной, закрыв массивным телом весь обзор на случай, если она сейчас обернется. Но она не обернулась. Тщательно переписав расписание, спрятала блокнот и ручку и не торопясь пошла по центральному проспекту. Краем глаза Котик увидел, как Семен подскочил к Зарипу, аккуратно взял его под локоть и, укоризненно качая головой, повел к машине. Хлопнула дверца, заурчал мотор, и массажист Костя остался один.
* * *
Марцев плакал. Ему было тошно от своей болезни, от того дерьма, в которое он погружался все глубже и глубже. Он оплачивал уже третий фильм, только чтобы продержаться, только чтобы сохранить жизнь этой женщине, чтобы не разбить семью, не травмировать жену и дочь. Они же ни в чем не виноваты! Вместо матери погибли уже две девушки. Завтра погибнет третья. А скольким он сберег жизнь?! Если бы не Дамир с его фильмами, каждый приступ заканчивался бы убийством очередной невинной жертвы. Разве его вина в том, что он болен? Это природа, тут ничего не поделаешь. Можно уберечь себя от заболеваний сердца, желудка, печени, если вести правильный образ жизни. Можно не стать алкоголиком или наркоманом.
Можно не стать алкоголиком или наркоманом. А как не заболеть шизофренией? Кто может дать ответ? Как уберечься от раздвоения личности? Господи, неужели он обречен до конца жизни существовать в этом чудовищном цикле? Убивать женщину перед камерой, потом, снимая приступ, смотреть на это несколько раз, переживая все заново, потом, когда сила воздействия фильма ослабеет, убивать снова… Он продал все ценности, которые сохранились у матери и принадлежали еще ее деду и прадеду. Какое счастье, что их род – дворянский. Есть что продать. Вернее, было. Осталась только одна вещь. Ею он оплатит последний фильм. А что дальше?
Юрий Федорович смотрел на эту последнюю реликвию и проклинал себя. Сколько раз в детстве да и в юности глядел он в эти необыкновенные, печальные, все прощающие глаза, и такая прекрасная, прозрачная грусть его охватывала, такое успокоение наступало! Он словно бы растворялся в них, плыл в них, как в океане любви и сочувствия, и выходил на берег обновленный и полный сил.
Ему много раз предлагали продать ее, сулили невероятные деньги, но он категорически отказывался. Ему казалось, лучше умереть, чем расстаться с этим чудом.
Сегодня он наконец продаст чудотворную икону. Продаст ее, чтобы оплатить убийство.
* * *
Нагулявшись по городу, Настя поднималась по пандусу на свой этаж, когда перед ней остановился высокий темноволосый парень с открытым лицом и обаятельной улыбкой.
– Здравствуйте, меня зовут Павел. А вас не было на завтраке, я заметил. Проспали?
– Нет, – спокойно ответила Настя. Если она не хотела, втянуть ее в разговор было невозможно, хоть разбейся.
– Тогда что же? Диета?
– Нет.
– Ума не приложу! – Павел театрально схватился за голову. – А, догадался. Вы не ночевали в санатории. Верно? Только не говорите «да», иначе вы разобьете мне сердце. Я целый день набирался храбрости, чтобы подойти к вам и познакомиться, и только собрался с духом – на тебе! Молчите, молчите, я не хочу ничего слышать о более удачливых поклонниках. Я приглашаю вас на обед в ресторан. Пойдете?
– Нет. – Она даже не дала себе труда улыбнуться. – Не пойду.
– Почему? Вы заняты? Тогда позвольте пригласить вас на ужин.
– Не хочу. Отстаньте от меня, пожалуйста, сделайте милость.
– Отстану. Но только уговор: вы мне объясняете, почему не хотите в ресторан, а я за это от вас отстану. Идет? Пойдемте сядем вон в те кресла в холле и поговорим.
Настя покорно села в кресло, приоткрыла балконную дверь и вытащила сигареты. Парень уселся рядом, касаясь коленом ее бедра.
– Итак, я вас слушаю. Почему вы не хотите идти в ресторан?
– Не хочу, и все. А почему вы решили, что я должна хотеть? Вот если бы я согласилась, вы бы не стали спрашивать почему. Правильно? Подразумевается, что хотеть чего бы то ни было – это нормально, а не хотеть – нонсенс, который требует объяснений. На самом же деле все наоборот. Вам это не приходило в голову?
– Нет… Я вообще-то не совсем понял.
– Что ж тут непонятного? – Она сделала глубокую затяжку и, вытянув руку, стряхнула пепел на балкон. – Я живу по собственному графику, у меня свой режим, свои планы на день. Ко мне подходит совершенно незнакомый человек и ни с того ни с сего предлагает поменять эти планы. Ради чего? Ради бесплатной еды? У меня достаточно денег, чтобы прокормить себя. Ради интересной компании? Сомнительно. Вы не похожи на интересного собеседника. Ради того, чтобы убить время? Так мне совсем не скучно, в развлечениях я не нуждаюсь. Вот я и спрашиваю вас, неужели мой отказ кажется вам таким нелепым, что требует объяснений? По-моему, вам следовало бы удивиться, если бы я согласилась, но уж никак не наоборот. Я ответила на ваш вопрос? Тогда выполняйте свое слово.