Пресса разнесла весть об этом от побережья до побережья. К документу были приложены ценные бумаги ведущих компаний, которые предназначались на возмещение расходов, не покрытых доходами от этого учреждения.
Однако имелась оговорка, которая повергла в изумление всех жителей Мусвилла. Великодушное предложение делалось всем американским городам с населением один миллион жителей и больше!
Журналисты восхваляли пару из Пёрпл-Пойнт за щедрость в прошлом и заботу о будущем, особенно о будущем Мусвилла: Музей искусств и антиквариата, Музыкальный центр, интереснейший Музей дикой природы.
Недовольные с негодованием заявляли, что пожертвование в биллион долларов должно было остаться в Мусвилле, послужить его дальнейшему процветанию, пойти на строительство нового делового центра и развитие индустрии досуга.
Что сказал бы на это Крутой Коко?
Если твое блюдечко и так полно сливок, не требуй большего.
<Да пусть себе называет, – подумала я, – лишь бы имя писал правильно>.
И между нами состоялся следующий диалог.
– Прежде всего нашим читателям было бы интересно узнать, как давно вы пишете.
– Мама научила меня писать в три года, но уже в два года я сочинила свое первое стихотворение: <Матушка Гусыня в небе сейчас. // Ее перо угодило мне в глаз>.
– Неплохо для начинающего поэта. А когда вы начали писать прозу?
– Ничего серьёзного не было, пока мне не исполнилось тринадцать. Помню, все летние каникулы я работала над романом из французской истории. Все мои любимые персонажи отправились на гильотину, и я пролила немало слез над их судьбой. Тогда мама сказала, что мне следует написать что-нибудь, что вызовет у меня улыбку; а поскольку в те времена мамам принято было верить, я попробовала сочинять смешные стихи. (Вы уверены, что хотите это услышать, Квилл?) Я придумала такой новый жанр – споэма!
– Не объясните ли нам, что это такое, Лилиан?
– Извольте. Были у меня стихи о спорте, написанные галопирующим ямбом. Одно из моих любимых стихотворений – об игроке высшей лиги по имени Макги. Хотите послушать? Я помню его наизусть.
– Безусловно! Погодите, я включу диктофон.
Такого старика, как Макги, ещё поискать.
Он в полном расцвете сил, время не властно над ним.
Хоть Макги и седой как лунь, он в порядке всегда, И хотя бы дважды в день по бейсбольному бьёт мячу.
Что за удар у него! Что до прочих штук,
Макги свой лавровый венок заслужил сто раз.
Ещё он покажет всем, кто говорил <слабо!>.
Даст суперточный пас, потом обойдет судью,
И пойман будет за хвост этот шустрый <рыжий кот>
Уж он не упустит его, не уронит, нет!
И если парень сказал, значит, так и будет, вот!
Имейте в виду, Квилл, когда я это писала, мне было всего семнадцать. С тех пор сфера моих интересов стала шире. Я пишу рассказы, очерки, рекламу и… споэмы. Даже вела колонки в газетах.
– Кроме как о <рыжем коте> Макги, Лилиан, ни о каких других котах вы, кажется, в юности не писали?
– Нет, кошки вошли в мою жизнь гораздо позже.
Но я всегда любила их, а они любили меня. Они ходили за мной хвостом по улицам Парижа, собирались под моим балконом в Риме, вспрыгивали ко мне на колени и урчали, когда я приходила в гости к их хозяевам… Мне впервые подарили котенка, когда я жила в доме на десятом этаже. Это был сиамец. Я назвала его Коко. Но… трудно описать то, что случилось. Если коротко, он разбился, упав с десятого этажа. В доме, полном людей, любящих кошек, кот… был убит… ненавистником кошек. Я была просто раздавлена! Существовал только один способ пережить трагедию – написать об этом. Мой рассказ об убийстве и возмездии напечатали в журнале, и он положил начало историям, впоследствии объединенным в цикл <Кот, который…>.
– Спасибо, читатели моей колонки будут довольны. Могу я задать вам еще один вопрос, Лилиан? Вы никогда не писали пьес? Ваш диалог легко читается и слушается.
– Благодарю. У меня было желание написать пьесу во времена Беккета, Альби и Ионеско, но театр абсурда быстро пережил свой расцвет.
– Так верните его! Пикакс просто переполнен абсурдом. Только не выдавайте меня, никому не говорите, что я это сказал!