– Она без конца его печёт. А я колю орехи.
– Да, наша семья просто помешана на чёрных орехах, – добавила его жена.
– А велика ли семья?
– Три дочери. Самая младшая сейчас в Новой Шотландии – борется за приз на фестивале шотландских танцев.
– Средняя заканчивает медицинский колледж, – вставил Брюс. – Старшая… – Он вытащил из бумажника и показал фотографию молодой женщины в рыжевато-коричневом рабочем халате, ярко-жёлтой рубашке, шляпе с широкими опущенными полями и высоких сапогах. Она стояла рядом с большим деревом, кора с которого слезла, как кожура с банана, – его повредило молнией. С нескрываемой гордостью Брюс продолжал: – У неё ученая степень по лесоводству. Работает лесным рейнджером штата. Теперь, когда общественность так волнуют проблемы экологии, она далеко пойдёт! – Затем, смутившись, что выказал свои чувства, он пошутил: – Она та, что слева.
Квиллеру подумалось: внутри этого преданного своему делу педиатра сидит лесной дух, пытающийся выбраться наружу!
Кукушка на часах прокуковала час. Обменявшись с хозяевами любезностями, обещаниями и напоминаниями, Квиллер отбыл с томиком «Американский чёрный орех» под мышкой. На какую-то минуту он задумался, не обделила ли его судьба некоторыми благами: отцовство, любящая жена, талантливые отпрыски, забота о грядущих поколениях и пирог с чёрными орехами «без конца».
– Дай им ещё часок. Да, тут тебе открытка.
Повесив трубку, Квиллер обратился к кошкам:
– Пакуйте сумки!
Казалось, они понимали, о чём идёт речь. Коко гарцевал по комнате на длинных изящных лапах, Юм-Юм съёжилась в уголке.
Открытка Полли была прислана изКолониального Уильямсберга . На ней рота английских солдат в красных мундирах маршировала по улице Герцога Глостерского.
Дорогой Квилл!
Дворец губернатора великолепен! Была на чудесном концерте в церкви. С Моной все в порядке. Познакомилась с интересным антикваром из Огайо.
С любовью,
Полли
Квиллер хмыкнул в усы. Знать бы, чем это так «интересен» антиквар. Особенно… особенно из Огайо.
Как только Квиллер начал с аппетитом уплетать французские гренки и пирожки с сосиской, официантка подошла к его столику с мобильником:
– Вам звонят, мистер Квиллер. Побеседуете за столом?
– Нет. Я не одобряю манеру говорить по телефону, орудуя ножом и вилкой. Узнайте имя и номер, и я позвоню после второй чашки кофе.
Оказалось, что его побеспокоил Роджер Мак-Гиллеврэй, звонивший из дома: сегодня был четверг. Роджер работал в газете все уикенды, чтобы высвободить среды и четверги для занятий со своими детьми. И именно в эти два дня в неделю Шарон занималась по договору бухгалтерией мотеля в Мусвилле.
– Роджер! Ты звонил? – осведомился Квиллер, когда приятель подошёл к телефону. – Что случилось?
– Тебе бы не хотелось побывать на репетиции спектакля Исторического клуба? Они будут воссоздавать события тысяча восемьсот шестидесятого года, а меня пригласили в качестве консультанта-историка.
– Что случилось?
– Тебе бы не хотелось побывать на репетиции спектакля Исторического клуба? Они будут воссоздавать события тысяча восемьсот шестидесятого года, а меня пригласили в качестве консультанта-историка. Это меня захватило. Представления будут давать каждый субботний вечер в июле для привлечения туристов.
– А у этого шоу есть какое-то название? – поинтересовался Квиллер.
– «Субботнее гулянье в отеле "Попойка"».
– А шериф знает? Он может прикрыть лавочку после первого же представления.
– Но это же вполне нравственное шоу – историческое, образовательное и познавательное.
– А в какое время будет репетиция?
– В восемь часов.
– Почему бы тебе не подъехать и не пообедать со мной в «Щелкунчике», Роджер? Я хочу, чтобы ты мне побольше об этом рассказал.
Итак, настало время перебираться в хижину номер пять. Как только Квиллер взялся за первую вещь, которую нужно было упаковать, Юм-Юм исчезла под кроватью. Посветив туда фонариком, Квиллер увидел, что она сидит точнёхонько в центре. У кошек есть внутреннее ощущение пространства. Юм-Юм знала, что она в безопасности. Даже магическое слово «Вкусненькое!» не возымело обычного действия. Она оставалась под кроватью, а её порцию смел Коко. Когда Квиллер светил ей в мордочку фонариком, её глаза вспыхивали фосфорическим блеском.
И тут явился Трент, портье, чтобы спустить багаж на лифте.
– Всё готово к переезду, мистер Квиллер?
– Всё, кроме одной кошки.
– Никаких проблем! Эта кровать на колёсиках. Мы просто отодвинем её от стенки. – Кровать отодвинули, но заодно с ней переместилась Юм-Юм – она по-прежнему сидела в самом центре.
– Каково ваше следующее остроумное предложение, Трент? – спросил Квиллер.
– Слезоточивый газ. Электрошокер.
– А как насчёт метлы? Вы несколько раз тычете ею под кровать, а я ловлю кошку, когда та выскакивает.
Это была хорошая идея, но она не сработала. Юм-Юм вылетела из-под кровати, как пушечное ядро, и понеслась по винтовой лестнице на башню.
Тренту, разгорячённому погоней, всё-таки удалось схватить кошку, прежде чем та успела выскочить в окно. Тут подоспел Квиллер, и Юм-Юм была благополучно водворена в переноску.
– Вот чертёнок! – сказал Квиллер. – Ей нравится делать из нас дураков… Спасибо, Трент. Я позову вас снова, когда потребуется специалист по ловле кошек.
Квиллер разгрузил пикап возле задней двери хижины. Коко, который уже бывал здесь прежде, вошёл внутрь с беззаботным видом. Квиллер показал кошкам, где находятся их туалет и миска с водой, и угостил в честь новоселья.
Тут постучали в дверь веранды, и оба сиамца бросились прятаться.
– Добро пожаловать в Криктаун, – произнесла Венди, в руках у которой был кувшин чая со льдом.
– А где же чудесные киски? – осведомилась Ханна, которая принесла тарелку домашнего печенья.
Они уселись на веранде, и Квиллер поинтересовался, где же Дойл.
– Когда он не ездит на велосипеде, то плавает на каноэ вверх по ручью и фотографирует дикую природу.
– А что делаете вы, Венди?
– Я слушаю классическую музыку и работаю над историей семьи. Моя прабабушка оставила целый сундук переписки, восходящей ко временам Гражданской войны: тяготы, любовные романы, бедствия, герои войны; а один опозорил семью: записался в армию северян, получил за это вознаграждение и дезертировал! Когда не было телефона, люди писали длинные письма прекрасным почерком, обычно очень Церемонные, а порой поэтические, словно ожидали, что когда-нибудь их опубликуют.