Похож, знаете, на кавалерийского офицера.
Хопкинс прихлебывала свой чай.
- Это очень интересно.
Потом с глубоким вздохом завершила беседу:
- Быть может, его убили на войне.
III
Когда Хопкинс, приятно освеженная чаем и разговором на романтическую тему, наконец вышла из дома, ее догнала Мэри Джеррард.
- Можно мне пойти в деревню вместе с вами, сестра?
- Ну, разумеется, дорогуша. Мэри сказала, чуть задыхаясь:
- Мне нужно поговорить с вами. Я так беспокоюсь, так беспокоюсь...
Женщина постарше окинула ее добрым взглядом. В свои двадцать один год Мэри Джеррард была очаровательным созданием. Что-то в ее облике наводило на мысль о дикой розе: длинная гибкая шея, волосы цвета бледного золота и ярко-синие глаза.
- А что случилось? - сочувственно спросила Хопкинс.
- Да ничего особенного, просто время идет, а я ровно ничего не делаю. Миссис Уэлман была удивительно добра, дала мне такое дорогое образование. Я думаю, теперь мне уже пора начать самой зарабатывать на жизнь. Надо научиться чему-нибудь настоящему, понимаете.
Собеседница кивнула, и Мэри продолжала:
- Я пыталась объяснить это миссис Уэлман, но это так трудно... Она, кажется, просто не понимает меня. Все говорит, что времени еще сколько угодно.
- Не забывайте, она очень больна, - вставила медсестра.
Мэри залилась краской.
- О, я знаю. Наверное, не надо приставать к ней. Но я так тревожусь, да и отец все время придирается ко мне. Без конца ворчит, что я строю из себя леди. Но я действительно хочу наконец делать что-то! Беда в том, что научиться чему-нибудь почти всегда дорого стоит. Я теперь неплохо знаю немецкий, и, может, это мне пригодится. А вообще-то мне хотелось бы стать медсестрой. Мне нравится ухаживать за больными.
- Для этого нужно быть сильной, как лошадь, - трезво заметила Хопкинс.
- А я сильная! И мне по-настоящему нравится это дело. Мамина сестра, которую я и не видела, ну, та, что уехала в Новую Зеландию, была медсестрой. Так что это у меня в крови.
- Как насчет того, чтобы заняться массажем? - продолжала Хопкинс.
- Этим можно недурно зарабатывать.
Мэри, по-видимому, была в нерешительности.
- Но ведь выучиться на массажистку дорого стоит, правда? Я надеялась... но мне просто стыдно быть такой жадной... Она уже столько сделала для меня.
- Вы имеете в виду миссис Уэлман? Чепуха! По-моему, она обязана вам в этом помочь. Она дала вам шикарное образование, но на нем одном далеко не уедешь. Вы ведь не хотите стать учительницей?
- Ну, для этого я недостаточно умна.
- Ум уму рознь. Послушайтесь моего совета, Мэри: пока не торопитесь. Мне кажется, миссис Уэлман должна помочь вам в жизни на первых порах, и я не сомневаюсь, что именно так она и собирается поступить. Но дело в том, что она любит вас и не хочет расставаться с вами. Бедной старухе, наполовину парализованной, приятно видеть около себя хорошенькую молодую девушку. И вы действительно умеете правильно вести себя у постели больной, ничего не скажешь.
- Если вы и впрямь думаете так, - тихо проговорила Мэри, - мне будет не так стыдно бездельничать. Милая миссис Уэлман... Я очень, очень люблю ее. Она всегда была так добра ко мне, и я сделаю для нее все на свете.
.. Я очень, очень люблю ее. Она всегда была так добра ко мне, и я сделаю для нее все на свете.
Ответ Хопкинс прозвучал довольно сухо:
- Тогда лучшее, что вы можете сделать, это оставаться там, где вы есть, и перестать трепыхаться. Это все скоро кончится. Она держится молодцом, но... У нее будет второй удар, а потом третий. Я-то насмотрелась на такие случаи. Так что терпение, душенька. Если вы скрасите старой леди последние дни ее жизни, - это будет доброе дело с вашей стороны. А потом найдется время подумать обо всем прочем.
Они приближались к массивным чугунным воротам. С порога сторожки с видимым трудом, ковыляя, спускался пожилой сгорбленный мужчина. Хопкинс весело окликнула его:
- Доброе утро, мистер Джеррард! Погода-то сегодня просто чудо, а?
- Только не для меня, - проворчал старик Джеррард, искоса бросив на женщин недружелюбный взгляд.
- Вам бы такой прострел, так вы бы...
- Я думаю, это из-за того, что на прошлой неделе было сыровато. Если сейчас будет солнечно и сухо, все у вас как рукой снимет.
Однако эти приветливые слова, казалось, привели старика в еще большее раздражение.
- А, сиделки, медсестры, все вы на один лад. Наплевать вам на чужие страдания. Вот и Мэри тоже заладила одно: "Буду медсестрой, буду медсестрой". Это после всяких там французских и немецких заграниц...
Мэри ответила резковато:
- Меня вполне устроит работа в больнице!
- Ну, а еще больше тебя бы устроило вообще ничего не делать, не так ли? Тебе бы только задирать нос да щеголять новыми замашками. Тоже мне, леди! Лентяйка ты, и больше ничего.
У Мэри от обиды выступили на глазах слезы:
- Это не правда, папа! Ты не имеешь права так говорить.
Хопкинс вмешалась с подчеркнутым добродушием:
- Ну, ну, это все от неважного самочувствия. Вы же на самом деле так не думаете, Джеррард. Мэри хорошая девушка и хорошая дочь.
Старик взглянул на девушку чуть ли не с откровенной злобой.
- Она мне не дочь теперь - со своим французским, и своей историей, и черт знает с чем еще! Тьфу.
Он повернулся и вновь вошел в сторожку. У Мэри в глазах стояли слезы.
- Видите, как с ним трудно? Никогда он по-настоящему не любил меня, даже когда я была маленькой. Только мама всегда заступалась за меня.
Но медсестра торопилась на обход и поспешила расстаться с Мэри, бросив той на прощание несколько добрых, но ничего не значащих слов. Девушка осталась одна, чувствуя, что на душе у нее "тало еще тяжелее.
Глава вторая
I
Миссис Уэлман лежала на старательно взбитых подушках. Глаза - еще почти такие же глубокие и синие, как у ее племянницы Элинор, - были устремлены в потолок. Это была крупная, полная женщина с красивым, пожалуй, несколько хищным профилем. Лицо ее отличалось выражением гордости и решительности.
Взгляд больной поблуждал по комнате и остановился на фигуре у окна. Он приобрел мягкое, почти нежное выражение. После долгого молчания она позвала:
- Мэри...
Девушка быстро обернулась.
- О, вы не спите, миссис Уэлман!
- Я давно уже не сплю. Я думаю... о многом. О тебе, например. Ты очень добра ко мне, и я тебя полюбила.
- Ах, миссис Уэлман, это вы столько сделали для меня! Не знаю, что бы со мной было без вас.