..
- Ну да, на крыльцо, - сказал Лямпе. - И, как я понимаю,
подал знак тем двум, что есть работенка... Пантелей, тебе не
кажется, что ситуация усугубляется? Штычков ведь мог и запить, как
всякий мастеровой русский человек, что для запоя восемь дней? Да
тьфу, плюнуть и растереть... Это мы с тобой знаем, что запить он
никак не мог, а им-то откуда ведать? Но почему-то у мастерской
"хвосты" поставлены, наверняка не сегодня, не в честь нашего
прибытия, а гораздо раньше, и мастер проинструктирован, что
следует немедленно дать знать, если кто-то начнет интересоваться
Кузьмою Штычковым... А, Пантелей?
- Плохо, - сказал Жарков медленно. - Плохо с ним что-то...
Если отсчитать назад те восемь дней...
Он не продолжал, видя, что Лямпе прекрасно его понял. Если
отсчитать назад те восемь дней, выйдет, что Штычков не явился в
мастерскую аккурат после той самой ночи, когда застрелился в
"Старой России" Струмилин. А если Штычков исчез, то и Струмилин,
очень может оказаться, не застрелился вовсе... Нет, рано что-то
утверждать со всей определенностью. Рано. Фактов мало, одни
домыслы...
- А где сам Коновалов? Его степенство хозяин?
- Оне-с в отъезде, - усмехнулся Пантелей. - Так мне сказано.
С неделю уж.
- Еще интереснее...
- Это точно... Что будем делать, Леонид Карлович?
- Пойдем в меблирашки, - немного подумав, решительно сказал
Лямпе. - Посмотрим, как там дела обстоят...
- А если нарвемся на полицию? Или кого другого? Нет, я не
спорю, вам с горы виднее...
- Риск, безусловно, есть, - признал Лямпе. - Но что прикажешь
делать? Струмилин мертв, Штычков исчез. Какие еще у нас ниточки? И
где они вообще? Тот мордастый, за которым пошел Сеня? А если он
Сеню приведет на самую обычную явку, где неделями не происходит
ничего интересного? Нет у нас, Пантелей, ни времени, ни
возможности прохлаждаться.
- Я ж не спорю, Леонид Карлович, куда мне...
- Вот и лады, - сказал Лямпе, энергично поднимаясь. - Бляха
при тебе? Отлично, при необходимости крутнем спектакль...
Не было нужды лишний раз освежать в памяти план города,
bqonlhm`, где же Портновский переулок с теми самыми меблирашками,
- у выхода стояли целых три извозчика, полностью подтверждавшие
бесценную мысль г-жи Простаковой касаемо того, что географию при
наличии извозчиков вовсе и не обязательно знать...
Меблированные комнаты коллежской регистраторши Хлыновой
представляли собою длинное дощатое строение, двухэтажное и
некрашеное, судя по почерневшим доскам, построенное сразу после
знаменитого апрельского пожара восемьдесят первого года, едва ли
не начисто уничтожившего Шантарск и нанесшего потерь на пять
миллионов рублей серебром. Оно располагалось посреди обширного
пыльного двора в компании трех флигельков, кухни и пары амбаров.
Флигельки, в отличие от главного здания, были аккуратно выкрашены,
при первом взгляде на них сразу приходило в голову, что они-то как
раз и предназначены для самых денежных постояльцев. Вряд ли там
поселился бы Кузьма Штычков, согласно легенде - проштрафившийся и
проворовавшийся ювелирный подмастерье, отправившийся в Сибирь
подальше от злых языков и столичной полиции, пока все не
уляжется... Он сообщал, что живет в шестнадцатом номере, ни о
каком флигеле не упоминая...
Картина была самая патриархальная - жаркая солнечная тишина,
безлюдье, в пыли у забора роются куры, по здешнему обычаю
помеченные пятнами краски для отличия от соседских, тут же,
высунув язычишко, растянулся лохматый дворняжечий щенок, в кухне
слышны ленивые разговоры и побрякиванье посуды.
..
Картина была самая патриархальная - жаркая солнечная тишина,
безлюдье, в пыли у забора роются куры, по здешнему обычаю
помеченные пятнами краски для отличия от соседских, тут же,
высунув язычишко, растянулся лохматый дворняжечий щенок, в кухне
слышны ленивые разговоры и побрякиванье посуды.
Они постояли у настежь распахнутых ворот, делая пока что вид,
будто вовсе и не собираются заходить, а так себе, задержались за
беседою, проходя мимо. Как ни присматривался Лямпе, не было
никаких признаков слежки. Наружной, имеется в виду. В доме, в
любом из флигелей, в кухне - везде можно посадить хоть роту
наблюдателей, и ты их ни за что снаружи не заметишь. Но делать
нечего, придется...
Мимолетно прикоснувшись кончиками пальцев сквозь пиджак к
браунингу, Лямпе решительно двинулся через пыльный двор, держась с
уверенностью человека, которой безусловно имеет право тут ходить,
что должно быть ясно всем окружающим. Пантелей шагал правее, лицо
у него, Лямпе мельком подметил, было напряженное и застывшее.
Внутренняя планировка, как и следовало ожидать, оказалась
полностью лишенной архитектурных изысков. Походило то ли на
конюшню, то ли на тюрьму - прямой коридор с дверями по обе
стороны, последний раз подметавшийся не иначе, как во времена
русско-турецкой кампании. На полу лежал толстый слой той самой
серой пыли, из-за которой Шантарск и получил свое неофициальное
прозвище. "Мечта Шерлока Холмса, - пришло вдруг в голову Лямпе. -
Любой след отпечатается. Вот, сразу видно, что из этой двери, под
номером девять, выходил кто-то в солдатских сапогах - уволенный
вчистую? пожарный? обыватель, прикупивший на толкучке подержанную
обувку? - а в четвертый, наоборот, прошествовал кто-то в
штиблетах..."
Номера были грубо намалеваны на дверях бурой масляной
краской. Стояла, в общем, тишина, только слева позвякивало стекло,
а справа журчал густой храп.
Вот он, шестнадцатый, в самом конце коридора, рядом с окном,
- в высоком деревянном переплете не хватало половины стеклянных
квадратиков.
"Рама глухая, - машинально оценил Лямпе, - снаружи через окно
в коридор не проникнешь и изнутри не выберешься... Если есть
засада, они разместились и в шестнадцатом, и напротив - это
азбука. Нет, постой, ну почему обязательно засада? Ничего еще не
известно..."
Он был напряжен до предела - и потому, когда распахнулась
dbep| напротив шестнадцатого номера, моментально бросил руку под
пиджак, зацепил безымянным пальцем скобу. Теперь извлечь пистолет
можно одним рывком, в секунду...
Однако вместо ожидаемой засады, хмурых верзил, из двери
появилась колоритная личность - худой субъект в запыленных штучных
брюках и штиблетах на босу ногу, с растрепанной шевелюрой и грозно
торчащей чеховской бороденкой. Распахнутая на груди несвежая
сорочка предательски обнажала худой торс, и где-то на уровне
последних нижних ребер болталось пенсне, зацепившееся черным
шнурочком за правое ухо.
Облегченно вздохнув, Лямпе вынул руку из-под пиджака. За
спиной у него отплюнулся Пантелей. Простерши вперед руку жестом
полководца из древней римской истории, встрепанный громко
вопросил:
- Кво вадис, инфекция?
Пантелей вопросительно поднял бровь, глядя на Лямпе с явным
недоумением.
- Ничего интересного, - объяснил ему Лямпе.