Пролив пересекало белое судно, верхняя палуба которого была покрыта ярким тентом.
- Мама возвращается, - махнула Доллис рукой в сторону судна. - Вчера она давала в столице прием. - Доллис напыщенно и жеманно произнесла, словно передразнивая кого-то:
- «Вальс незнакомых цветов», господа! Не правда ли, прелестно? «Вальс незнакомых цветов»!
Так вот оно что!.. Геннадий едва смог скрыть свое изумление. Он вспомнил длинные черные волосы и словно выточенное из слоновой кости лицо женщины-сенатора. Бал был вчера! Значит, он валялся без сознания чуть ли не сутки?
- Я слышал вчера про этот прием, - сказал он. - Твоя мама мадам Накамура-Бранчевска?
- Ну да. Как ты догадался, Джин?
- Я видел ее в сенате.
- Ты не думай, что она всегда такая важная, она хорошая, только... - Доллис быстро посмотрела на него. - Красивая, а?
- Не хуже Софи Лорен, - сказал он.
Девочка расхохоталась.
- Ну, ты, я вижу, знаток! Ладно... - Она показала с балюстрады вниз. - Видишь тропинку между скал? Спустишься по ней, там будет маленькая бухта. Разбойничья бухта. Жди меня там, а я подгоню каноэ. Идет?
Не успел Геннадий кивнуть, как за спиной его раздался страшный вопль.
- Вот он! Вот он, ребята!
Геннадий стремительно обернулся. Из тоннельчика прямо на него бежал детина в майке с автографами кинозвезд, а за ним еще трое узколобых квадратных парней, и все с оружием в руках.
Изумленная Доллис увидела, как юный англичанин молниеносным приемом дзю-до сбил с ног огромного парня, вскочил на барьер балюстрады и упал вниз лицом под ударом пистолетной рукоятки. Два грузных тела навалились на мальчика. В мгновение ока руки его были скручены мотком проволоки.
Доллис вскрикнула и влепила пощечину одному из громил.
- Как вы смеете, кроты? Кроты несчастные! Кто вам разрешил врываться в наш парк? Вон отсюда! Отпустите его немедленно!
Детина, сбитый Геннадием, кряхтя, поднялся. На тупом его лице застыла кривая хулиганская улыбка.
- Этот парень, молодая госпожа, задержан по приказу Совета. Он сбежал сегодня из Мушкетной башни. Люгер мой спер, молодая госпожа - Он обернулся к Геннадию и схватил его за грудки:
- Где моя пушка, гаденыш?
***
Доллис и его огрела пощечиной.
- Ручка у вас тяжелая, молодая госпожа, - ухмыльнулся детина.
- У моей мамы рука потяжелее! - крикнула Доллис и вдруг заплакала в три ручья - Джин, Джин, что это такое?
- Я не знаю, что они от меня хотят, Доллис, - проговорил Геннадий, - Это какое-то дикое недоразумение...
- Наше дело маленькое, - ухмыльнулись битюги. - Приказ есть приказ.
Подталкивая Геннадия в спину автоматами, они повели его через парк. По дороге они шумно обсуждали подробности погони и схватки. Должно быть, они казались себе героями. Детина в майке с автографами хлопнул мальчика по плечу даже с некоторым добродушием:
- А здорово ты меня с катушек сбил, малец!
- Ай донт андерстенд, - сказал Геннадий. - Я не понимаю вашего языка.
- Ладно, ладно, топай!
Его вывели из парка и повели по покрытой щебенкой дороге, петляющей среди выветрившихся рыжих унылых скал. Шагая по этой раскаленной дороге, Геннадий лихорадочно обдумывал ситуацию.
- Я не понимаю вашего языка.
- Ладно, ладно, топай!
Его вывели из парка и повели по покрытой щебенкой дороге, петляющей среди выветрившихся рыжих унылых скал. Шагая по этой раскаленной дороге, Геннадий лихорадочно обдумывал ситуацию.
Ясно одно: он в руках какой-то банды. Ясно также, что эта банда плетет заговор против эмпирейцев и против научного корабля. «Мясо надо отмочить в соусе, прежде чем нанизать на вертел...» «Советскому кораблю нечего делать возле архипелага...» «Нужно покончить с этим кумиром Серхо Филимоныч Страттофудо...» Ясно, что главари банды боятся, что он подслушал их секреты.
Если он откроется им и скажет, что он советский пионер, потребует, чтобы его отправили на «Алешу Поповича», если они еще догадаются, что он потомок эмпирейского памятника... Это может кончиться плохо. Может быть, он - единственный честный человек, прикоснувшийся к заговору? Кто знает, что грозит этим простодушным, веселым эмпирейцам и его товарищам, морякам и ученым?..
Надо попытаться обмануть их. Он англичанин Джин Стрейтфонд, он ни слова не понимает по-эмпирейски, он ничего не слышал. Ему нужно добраться до Оук-порта, чтобы...
- Эй, стой! - грубым голосом прервал размышления Геннадия один из конвоиров. Он взял Геннадия за плечо и залепил ему глаза широким пластырем.
После этого Геннадий двигался в полнейшей темноте. Он слышал, как скрипели какие-то двери, ему казалось, что его ведут по узкому сырому коридорчику, потом был долгий спуск по скользким ступенькам, толчок в спину... Пластырь содрали, и Геннадий увидел выбеленные стены, небольшое окно, забранное стальной решеткой, за которым виднелось только море и небо. В кресле сидел, развалясь, глыбоподобный господин Латтифудо. Солнце играло в массивных перстнях на его руке, тонкий лучик шел от уха, от золотой серьги.
***
- Кто ты такой, мальчишка? - спросил Латтифудо с некоторой томностью и усталостью.
- Ай донт андерстенд, сэр, - ответил Геннадий. Ай эм инглишмен, сэр, житель Лондона, турист...
- Вона-а, - вяло удивился Латтифудо, поморщился словно от головной боли и снял телефонную трубку. - Але, Фук, щенок-то англичанин, по-нашему ни бельмеса не понимает... Чего? Э-э... Так? - Он бросил трубку и вдруг заорал на Геннадия, наливаясь кровью:
- Притворяешься, паразит? На архипелаге сейчас нет ни одного английского туриста!
Орал он по-английски с грубым акцентом.
- Видите ли, сэр, я с того самого несчастного теплохода «Ван-Дейк», нас спасли русские...
- Что-о? - Латтифудо даже приподнялся от изумления. - Ты, значит, с «Ван-Дейка»? Эге-ге...
- Я путешествовал со своей бабушкой леди Сьюзен Леконсфильд. Бабушка улетела на родину, а я остался. На русском судне, сэр, мой багаж...
- Эге-ге.., ге-ге-ге... - проговорил Латтифудо и заглянул мальчику в глаза с веселостью, от которой повеяло какой-то жутью. Потом снял трубку. - Фук, малый-то с «Ван-Дейка». Ага. Так. Ну ясно! Грумло! - гаркнул он, и в дверях вырос детина в майке с автографами. - Кончай с этим пацаном.
Грумло поставил автомат на боевой взвод и кивнул Геннадию:
- Пошли.
«Неужели конец?» - подумал Геннадий. Страха не было, он словно одеревенел.
Зазвонил телефон. Латтифудо вяло снял трубку и вдруг вскочил, вытянулся во фрунт.
- Слушаюсь! Так! Так точно, здесь! Грумло, отставить! Так, все понятно.