Похоже, они все тут говорят тихо и без выражения, когда речь идет о вице‑квесторе.
Брунетти поблагодарил его и двинулся самым коротким путем – по дальней лестнице – к своему кабинету. Когда он вошел, зазвонил интерком. Он поставил портфель на стол и взял трубку.
– Брунетти? – без всякой на то необходимости спросил Патта. – Это вы?
– Да, синьор, – ответил он, пролистывая бумаги, накопившиеся на столе за время его отсутствия.
– Я вас пытаюсь поймать по телефону все утро, Брунетти. Нам надо решить вопрос о конференции в Стреза. Спустись сейчас же в мой кабинет, – приказал Патта, потом смягчил приказ ворчливым «пожалуйста».
– Да, синьор. Немедленно. – Брунетти повесил трубку, перелистал остаток бумаг, вскрыл один конверт и дважды прочел письмо.
Он подошел к стойке у окна и еще раз перечитал отчет о нападении на Бретт, потом спустился к кабинету Патты.
Синьорины Элеттры не было за конторкой, но низкая ваза с желтыми фрезиями наполняла комнату почти таким же сладким ароматом, как ее присутствие.
Он постучал и подождал, пока позволят войти. Сдавленное хмыканье означало «добро». Патта стоял, как в раме, в проеме одного из больших окон, взирая на фасад церкви Сан‑Лоренцо в вечных строительных лесах. Как ни сумрачно было в помещении, свет все же поблескивал на отражающих поверхностях туалета Патты: на носках ботинок, на золотой цепочке, свисавшей из кармана жилетки, и маленьком рубине, тускло мерцавшем в булавке для галстука. Он взглянул на Брунетти и направился через комнату к столу. Брунетти поразился тому, насколько его передвижение по комнате напоминало шествие Флавии Петрелли по двору больницы. Разница заключалась в том, что ей было совершенно безразлично, какое впечатление она производит, для Патты же это было целью каждого движения. Вице‑квестор занял свое место за столом и указал Брунетти на стул перед собой.
– Где вы были все утро? – спросил Патта без предисловий.
– Я ходил поговорить с жертвой неудавшегося ограбления, – объяснил Брунетти.
Он постарался сделать это заявление настолько расплывчатым и, как он надеялся, незначимым, насколько возможно.
– На это у нас есть люди в форме.
Брунетти ничего не ответил.
Переключившись на текущие дела, Патта спросил:
– Что там насчет конференции в Стреза? Кто из нас будет участвовать?
Две недели назад Брунетти получил приглашение на конференцию, организуемую Интерполом, которая должна была состояться в курортном городишке Стреза на Лаго Маджоре. Брунетти хотел бы принять в ней участие, потому что это позволило бы ему возобновить дружбу и контакты с полицейскими из разных служб Интерпола, и еще потому, что в программу входил практикум по последним компьютерным технологиям хранения и восстановления информации. Патта, который знал, что Стреза – один из самых модных итальянских курортов, грезил о погоде, которая избавила бы его от промозглости поздней венецианской зимы, и потому высказал предположение, что, может, лучше поехать ему самому. Но поскольку приглашение было специально направлено Брунетти и в нем была приписка от организаторов конференции, Патта опасался, что будет сложно убедить Брунетти уступить свое право на поездку. Патта гнул свою линию, с трудом удерживаясь от того, чтобы просто приказать ему не ехать. Брунетти скрестил ноги и вытянул из кармана блокнот. Как обычно, там не было ничего, относящегося к делам полиции, но Патта, как обычно, не заметил этого.
– Дайте‑ка я сверю даты, – сказал Брунетти, листая страницы. – Шестнадцатое, не так ли? И до двадцатого? – Он сделал театральную паузу, подыгрывал растущему нетерпению Патты. – Я не уверен, что буду свободен на той неделе.
– Какие числа, говорите? – переспросил Патта, перекидывая свой настольный календарь вперед на несколько недель.
– Я не уверен, что буду свободен на той неделе.
– Какие числа, говорите? – переспросил Патта, перекидывая свой настольный календарь вперед на несколько недель. – С шестнадцатого по двадцатое? – Его пауза была еще более театральной, чем у Брунетти. – Ну, если не можете, я бы поехал. Придется перенести встречу с министром внутренних дел, но я думаю, что это я улажу.
– Может, так будет лучше, синьор. Вы уверены, что найдете время?
Взгляд Патты был непроницаем.
– Да.
– Хорошо, значит, это решено, – сказал Брунетти с притворной сердечностью.
Должно быть, что‑то было в его тоне, или, может, в его уступчивости, что прозвучало тревожным звоночком для Патты.
– Где вы были сегодня утром?
– Я же сказал вам, синьор, разговаривал с жертвой неудавшегося ограбления.
– Что за жертва? – спросил Патта с подозрением в голосе.
– Иностранка, живущая здесь.
– Что за иностранка?
– DottoressaЛинч, – ответил Брунетти и стал ждать, как отреагирует Патта на это имя.
Секунду его лицо было пустым, но потом, откопав в памяти, кто это, он сощурился. Брунетти точно отследил момент, когда Патта вспомнил не только кто она, но и что собой представляет.
– Лесбиянка, – буркнул он, вложив в это слово все презрение, которое к ней испытывал. – Что с ней стряслось?
– На нее напали в квартире.
– И кто же? Какой‑нибудь грудастый ухажер, которого она подцепила в баре? – Когда он заметил, как его слова подействовали на Брунетти, он сменил тон и спросил: – Что там случилось?
– На нее напали двое типов, – сообщил Брунетти и добавил: – Отнюдь не грудастых. А она в больнице.
Патта с трудом удержался от замечаний по этому поводу и вместо этого спросил:
– Поэтому вы слишком заняты, чтобы участвовать в конференции?
– Конференция будет в следующем месяце, синьор. У меня огромное количество текущих дел.
Патта фыркнул, чтобы выразить недоверие, потом вдруг спросил:
– Что они взяли?
– Вообще ничего.
– Почему? Это же ограбление?
– Их остановили. И я не знаю, было ли это ограблением.
Патта пропустил мимо ушей вторую часть сказанного Брунетти и подскочил от первой.
– Кто остановил, эта певичка? – спросил он так, будто Флавия Петрелли пела на углу улицы за гроши, а не в «Ла Скала» за огромные деньги.
Увидев, что Брунетти не возмутился, Патта продолжил:
– Конечно, это было ограбление. У нее там целое состояние.
Брунетти был удивлен не явной завистью в голосе Патты – это была его нормальная реакция на богатство, – но тем, что начальник имеет представление о том, что находится в квартире Бретт.
– Может быть, – сказал Брунетти.
– Никаких «может быть», – уперся Патта. – Если два мужика, значит, ограбление.
«А что, женщины обычно совершают другие преступления?» – хотел спросить Брунетти, но сдержался. Патта смотрел прямо на него.
– Значит, это работа отдела ограблений. Оставьте им. Здесь не благотворительное общество, комиссар. Не наше дело помогать вашим друзьям, когда они влипают в неприятности, а уж тем более вашим подружкам‑лесбиянкам, – сказал он тоном, который вызывал в воображении целые толпы таковых, будто Брунетти был современной святой Урсулой и за ним следовало одиннадцать тысяч молодых женщин – все как одна девственницы и все как одна лесбиянки.
За долгие годы Брунетти приспособился к фундаментальной иррациональности того, что говорит его начальник, но временами Патта все‑таки умудрялся изумить его широтой и страстью некоторых своих диких высказываний.