Руки Сэма сжались в кулаки. Он старался не давать воли гневу, часть которого была направлена на Руби. Предупреждали ведь, чтобы на тропинку ни ногой!
— А потом что было?
Руби сглотнула. Подбородок чуть задрожал.
— Я испугалась. Оглянулась посмотреть, кто идет, но никого не увидела. Только я оттуда не всю тропинку разглядеть могла, начало из–за поворота не видно, а возвращаться побоялась. Пошла вперед, только побыстрее. И все приглядывалась, нет ли кого между деревьями. Вдруг там что–то мелькнуло, вот я и кинулась бегом. Заплакала, закричала, а шорох все не стихает. А потом увидела нашу улицу, и тут уже рванула со всех ног.
— Значит, на улице за тобой никто не шел?
Руби покачала головой.
— Можешь описать этого человека?
Сестренка опять мотнула головой.
— Ну, хоть что–нибудь. Рост, одежда, цвет волос.
— Нет. Сказала же — между деревьями что–то промелькнуло, но приглядываться не стала.
Некоторое время Сэм молча смотрел на нее. Руби была большая любительница привлекать к себе внимание. Иногда разыгрывала целые представления. Следовало убедиться, что это не тот случай.
— Ты точно уверена, что за тобой кто–то шел?
— Думаешь, я вру?
— Понимаю, Руби, тебе приходится нелегко. Ты чувствуешь себя так, будто стоишь на втором месте после Элли. Но нельзя придумывать такие вещи только для того, чтобы обратить на себя внимание.
И снова на глаза Руби навернулись слезы.
— А ну пошел отсюда!
— Руби…
— Отвали, Сэм. Тебе, кроме Элли, на всех плевать. И мама такая же.
— Неправда, Руби. Просто иногда некоторые люди придумывают всякие истории, чтобы вокруг них суетились, и я хотел убедиться, что ты не сочиняешь. Понимаю, без папы тяжело, но я всегда готов тебя поддержать.
— Я говорю правду, — произнесла Руби, на этот раз гораздо тише. — Там, за деревьями, кто–то был.
Сэм задумчиво посмотрел на нее. Вся кровать в комнате Руби была завалена мягкими игрушками, но постепенно ребенок превращался в молодую девушку. Косметика, духи, фен, к будильнику прислонена фотография какого–то парня. Примерно ее возраста, видный, спортивный. Должно быть, бойфренд, предположил Сэм. Он шумно вздохнул.
— Ладно, попробую что–нибудь узнать. Но обещай, что больше по тропинке ходить не станешь.
— Хватит меня учить!
— Руби…
— Я серьезно. Не имеешь права мне указывать. Ты мне не отец. Да, папы у меня нет, но это еще не значит, что ты можешь мной командовать!
Сэм наклонился к Руби и поцеловал ее в затылок.
— Не волнуйся, мы понимаем, что ты — это ты, а не вторая Элли. Просто мы очень боимся, что и с тобой случится беда. Пожалуйста, ради нас — будь осторожна.
Выйдя из комнаты Руби, Сэм спустился на кухню. Мама сыпала муку в миску. Когда хотела отвлечься, сразу принималась печь пироги. Сэм обнял ее за плечи. Наверху заиграла громкая музыка.
— Все будет хорошо, — произнес Сэм. — Не бойся.
Мама кивнула, но промолчала.
— Джо не звонил?
Мама принялась мешать чуть ли не с остервенением. Ответ был понятен и без слов.
— Я с ним поговорю, — пообещал Сэм.
Мама подняла голову.
— Ты же знаешь, Джо очень много работает.
— Как и все мы, мама, — отозвался Сэм. — Как и все мы.
Моника тяжело дышала, пытаясь прийти в себя после падения. Она ударилась головой, волосы стали влажными и липкими от крови. Что–то захрустело под подошвами сапог, Моника ахнула и отпрянула. Руки все еще были связаны. Шаги последовали за ней, и Моника отодвинулась еще дальше, энергично работая ногами и извиваясь, как змея, а потом свернулась в клубок, чтобы защититься.
Раздался низкий, злобный смех, в котором звучала издевка.
Девушка прижалась головой к холодному бетонному полу. К виску прилип какой–то сор. Она поводила головой, пытаясь избавиться от повязки, но та была завязана слишком крепко. У Моники голова шла кругом. Она одновременно испытывала страх, боль и непонимание, как такое могло произойти. Сил больше не было, и Моника разозлилась на себя за то, что поддалась слабости. Она будет бороться, однако решимость таяла с каждой минутой.
— Зачем вы это делаете? — спросила Моника упавшим голосом. — Прошу вас, отпустите меня.
Моника сама слышала, что ее слова звучат жалко. Хотелось бы говорить громко и с вызовом, но Монике было слишком страшно. Она не понимала, что происходит. Снова раздались шаги, совсем рядом с ее головой. Пальцы коснулись волос, и Моника отпрянула. Послышался смех. Женщина. Сейчас она была немного в стороне. Наблюдает, решила Моника.
— Скажите хотя бы зачем, — повторила она.
Наступило молчание, и наконец женщина спросила:
— Ты любила когда–нибудь?
Прежде чем Моника успела ответить, неизвестная продолжила:
— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, — цветочки, прогулки за ручку и вся эта чепуха из любовных романов. Нет, я не про такую любовь, а про настоящую, когда страдаешь, ни о чем другом думать не можешь, на все ради него готова. Хотя бы представляешь, что это такое?
— Не понимаю, — ответила Моника, переводя дыхание.
— Значит, не знаешь, иначе не стала бы спрашивать.
— При чем тут любовь?
Моника попыталась высвободить руки.
— Какой толк объяснять, все равно не поймешь. — В голосе женщины снова зазвучала злоба. — И никто не понимает. Только осуждают. Ты не об этом думай, а о том, как спастись. Время идет.
Моника почувствовала, как тон женщины изменился. До этого он был задумчивым, а теперь приобрел зловещее звучание. Моника поняла, что упустила шанс договориться с этой особой, даже не успев сообразить, что он у нее появился. Чуть покачиваясь, Моника с трудом поднялась и расставила ноги шире, чтобы не упасть. Медленно повернулась, проверяя, нет ли под ногами препятствий.
Кто–то пролетел мимо, задев волосы — то ли птица, то ли летучая мышь. А может, это был один из людей, привезших ее сюда. Моника поспешно отпрянула. Пригнулась, опустила плечи и, покачиваясь, остановилась. Куда идти, она не знала. Темнота пугала. Оставалось ориентироваться по звукам, но их источники постоянно перемещались — Моника представления не имела, где эти люди, пока не ощущала чье–то дыхание или не слышала шепот.
— Отпустите, — взмолилась она. — Я никому не скажу.
За спиной послышался мужской смех. От резкого поворота закружилась голова. Моника совсем растерялась. Пахло несвежим одеколоном. Рядом послышался голос, и Моника вздрогнула.
— Ну давай же, убегай, — зловещим шепотом, похожим на шипение, произнесла женщина.
— Почему вы просто меня не отпустите?
— Это будет совсем не то.
Казалось, женщина не стояла на одном месте, а двигалась. Послышались тихие шаги. Моника попыталась определить, куда направляется женщина, но от этого снова закружилась голова, а вытянуть руки, чтобы удержать равновесие, было нельзя. Шаги раздались совсем рядом, и Моника дернулась, ощутив резкую, обжигающую боль в предплечье. Рукав стал мокрый, и Моника вскрикнула. Ее порезали чем–то острым. Моника медленно попятилась, всхлипывая сквозь стиснутые зубы.
— Вы что делаете?
— Надо же заставить тебя бежать, — произнесла женщина. — Не стой на месте. Другие тоже пробовали сопротивляться, но ничего не вышло.
— Другие? — выговорила Моника дрожащим голосом.
Женщина рассмеялась:
— Думаешь, ты особенная? Наша первая и единственная?
Женщина шагнула ближе, заставив Монику вздрогнуть.