Раздался стон удовлетворения, а потом Моника ощутила на затылке чье–то дыхание, будто неизвестный делал глубокий вдох. Запах пота ощущался совсем близко. Это точно был мужчина. Запах кислый, влажный. Моника опять постаралась увернуться, не зная, что сейчас будет. Однако ничего не произошло, если не считать того, что Моника продолжала слышать звуки дыхания. Моника закрыла глаза и стиснула зубы. Повязка насквозь промокла от слез.
— Пожалуйста, перестаньте, — взмолилась она. В голосе явственно слышалось отчаяние. — Мне страшно. Хватит. Прошу вас, отпустите меня.
— Хватит? — громко и пронзительно прозвучал женский голос. — Думаешь, мы все это для того затеяли, чтобы к стулу тебя привязать? Веселье только начинается.
Кто–то опустился на колени рядом с Моникой, началось какое–то шевеление, и неожиданно ее ноги освободили от веревок — сначала одну, потом вторую. Моника не знала, то ли радоваться, то ли бояться. Может, сейчас будет хуже, а может, и лучше, и ее все–таки отпустят.
Монику с силой пнула в грудь нога в сапоге. Охнув от боли и неожиданности, она упала. Постаралась сгруппироваться и не удариться затылком, когда стул опрокинется на бетон. В ночной тишине звук падения прозвучал громко. Стул отлетел в сторону. Моника лежала на полу, тяжело дыша и морщась. Руки все еще были связаны за спиной, повязка на месте. Она инстинктивно поджала колени, чтобы защитить себя. Кто–то опустился на корточки рядом с ней. И снова женщина. Моника почувствовала запах духов.
— Это твой шанс вырваться на свободу, — тихо произнесла женщина.
Сначала Моника ничего не ответила. Она лежала, тяжело дыша и чувствуя, как джинсы стали влажными. Когда ее ударили, от неожиданности она утратила контроль над собой. Судя по звукам дыхания, женщина сидела и терпеливо наблюдала за ней.
— Ничего не понимаю, — выдохнула Моника. — Зачем вы это делаете?
Послышался смех.
— Тебе и не надо понимать. Просто играй по правилам.
— По каким правилам? О чем вы?
— Об игре. Нашей игре. Мы все время в нее играем.
— Это не игра, — произнесла Моника, пытаясь высвободить руки, но тщетно.
— Все очень просто. Через полчаса мы убьем тебя, если не сумеешь выбраться отсюда.
Моника разрыдалась, щеки намокли от слез, несмотря на повязку.
— Я же не знаю, где нахожусь. И ничего не вижу.
Снова раздался смех, и женщина прошептала на ухо Моники:
— Вот поэтому нам и нравится эта игра, милая.
Сэм выругался, когда совсем рядом с маминым домом пришлось остановиться на светофоре. Он достал мобильник и набрал номер Джо, но телефон был отключен.
— Джо, это я, — выпалил Сэм, как только включилась голосовая почта. — Приезжай к маме, как только сможешь. Это касается Руби.
Наконец включился зеленый, и Сэм бросил телефон на соседнее сиденье. На дорогу ушло слишком много времени — всюду красные сигналы светофора и пробки. Манчестерские дороги не справлялись с автомобильным потоком, не спасали никакие объезды — добраться до цели быстро было попросту невозможно.
Свернув на улицу, где вырос, Сэм увидел в окне маму, которая ходила туда–сюда, время от времени выглядывая на улицу. Машину Сэм закрывать не стал, слишком торопился. Мама заметила, как Сэм спешит к двери, и, когда он вбежал в дом, она сидела на диване и держала за руку Руби. Сестренка явно только что плакала.
— Что случилось? — выдавил запыхавшийся Сэм.
Руби взглянула на него, потом на маму и произнесла:
— Мне надо поговорить с Сэмом. Наедине.
Когда мама вставала с дивана, вид у нее был обиженный. Впрочем, она и сама понимала, что именно по этой причине и вызвала Сэма — старшему брату Руби уж точно могла довериться, он был для нее почти отцом.
Руби старалась не показывать, до какой степени напугана, однако выражение глаз и изгиб губ говорили сами за себя. Когда дверь закрылась, Сэм велел:
— Рассказывай.
Руби сразу же разрыдалась.
— Я ничего плохого не делала.
— Да, но если не расскажешь все как было, как же я тебе помогу?
Руби неуклюже забралась с ногами на диван и обхватила руками колени. По щекам катились слезы, и прерывающимся голосом она выговорила:
— Я шла по тропинке…
Сэм похолодел. Он опустился в кресло напротив.
— По той самой? — уточнил он, хотя уже знал ответ.
Руби кивнула. Сэм закрыл глаза. На тропинке убили Элли.
Сразу потоком нахлынули мысли о сестре. Сэм много раз пытался воссоздать в памяти то утро, когда в последний раз видел Элли. В школу она обычно уходила бодрая и веселая. Элли была такая же высокая и нескладная, как и Руби сейчас. На плече висел рюкзак из какой–то ткани, Элли вечно швыряла его в траву, поэтому учебники были грязные и мокрые. Но Сэм не мог припомнить, была ли Элли в таком же веселом настроении в то утро. Он попросту не обратил внимания, ведь день был самый обычный. И все же на душе становилось теплее, стоило представить, как Элли улыбнулась им перед тем, как уйти. Сэм открыл глаза и посмотрел на Руби. Та перестала плакать и поверх колен глядела на брата большими, влажными глазами — точь–в–точь как у газели.
— Зачем ты туда пошла? — тихо произнес Сэм. — Мы же тебе говорили…
— Забудешь тут, как же! — сердито отозвалась Руби. — С рождения мне про Элли твердите, а я ведь ее даже не знала. Хватит, хочу жить своей жизнью! И не понимаю, почему нельзя ходить домой по тропинке. Так же быстрее!
— Это опасное место, — рявкнул Сэм.
— Все там ходят, и ничего!
— Не все раз в год ездят на могилу из–за этой тропинки!
Сэм перешел на крик. Руби со слезами выбежала из комнаты, и Сэм застонал от досады, услышав топот ног на лестнице. Когда за Руби захлопнулась дверь комнаты, Сэм понял, что нужно идти за ней. Поднялся по лестнице и тихонько постучал. Ответа не последовало. Сэм медленно и осторожно приоткрыл дверь. Руби ничком лежала на кровати, опустив голову на сложенные руки. Подростки из всего делают трагедию. Сэм понимал ее досаду. Руби как будто находилась в тени Элли и постоянно ощущала на себе отголоски произошедшего со старшей сестрой. Словно она — всего лишь замена Элли. Сэм смягчился.
— Я не для того приехал, чтобы ругать тебя из–за тропинки, — примирительно произнес он. — Мама говорит, за тобой кто–то шел.
Руби не пошевелилась.
— Расскажи, — настаивал Сэм. — Я беспокоюсь.
Она подняла голову и, посмотрев на него, приподнялась на локтях:
— Тебе–то какое дело?
— Я же твой брат, и с тех пор, как умер папа, забочусь о тебе. Вот я и примчался, как только узнал.
Руби вытерла слезы и села.
— Ну ладно, — сдалась она. — Как обычно, возвращалась из школы. На дорогах было полно машин, вот и решила срезать. Чего мне бояться, там же всегда спокойно!
— Ты что, часто там ходишь?
Руби пожала плечами. Ответ был и так ясен.
— Продолжай.
— Набежали тучи. Думала, вот–вот дождь польет. А по улицам идти далеко. Вот и выбрала дорогу покороче.
— Кто за тобой шел?
— В том–то и дело, что не знаю. Я его не разглядела. В общем, повернула, а там ведь очень тихо, вокруг с двух сторон стена деревьев. Обычно только свои шаги слышала, но сегодня был еще какой–то звук, вроде шороха, будто кто–то между деревьями пробирался.
Руки Сэма сжались в кулаки. Он старался не давать воли гневу, часть которого была направлена на Руби. Предупреждали ведь, чтобы на тропинку ни ногой!
— А потом что было?
Руби сглотнула.