Вверху, перекрывая один лепесток, стояла плотная черная печать: «Женская академия мисс Бодикот». И красным карандашом: «В–».
Мое сердце захотело выпрыгнуть из груди и стукнуть кого-нибудь по носу. Какой варвар-учитель посмел поставить моей дорогой покойной мамочке такую оценку?
Я сделала глубокий обиженный вдох и проглотила комок во рту.
— Легче, дорогуша, — произнесло гулкое эхо. — Все хорошо.
Я открыла глаза, щурясь от яростного белого света, и обнаружила рядом с собой миссис Мюллет. Она быстро подошла к окну и задернула занавеску, чтобы солнце не светило мне прямо в глаза.
Мне потребовалась пара секунд, чтобы определить, где я нахожусь. Не в своей спальне, а на диване в гостиной. Я с трудом приподнялась.
— Лежи спокойно, дорогуша, — сказала она. — Доктор Дарби сделал тебе хорошенький горчичник.
— Что?
— Пластырь. Тебе надо лежать смирно.
— Который час? — спросила я, еще дезориентированная.
— Рождество уже минуло, голубушка, — сказала она. — Ты ушла и все пропустила.
Я поморщилась при мысли о приклеенном пластыре у меня на груди.
— Не трогай его, дорогуша. Ты совсем чахоточная. Доктор Дарби сказал держать его полчаса.
— Но зачем? Я не больна.
— Ты упала с крыши. Это одно и то же. Хорошо, что они сгребли снег в такую огромную кучу, не то ты провалилась бы прямо до Китая.
С крыши?
Все вернулось ко мне приливной волной.
— Вэл Лампман! — сказала я. — Марион Тродд! Они пытались…
— Хватит, — перебила меня миссис Мюллет. — Тебе нельзя думать ни о чем, кроме поправки. Доктор Дарби думает, что ты могла сломать ребро, и не хочет, чтобы ты ерзала.
Она взбила мою подушку и убрала прядь влажных волос с моих глаз.
— Но могу сказать тебе вот что, — добавила она с фырканьем. — Ее увели в наручниках на запястьях. Им пришлось буквально ее отдирать. Ты бы это видела! Как она дулась, подумать только. Прилипала ко всему, к чему прикасалась, — даже к констеблю Линнету в чистой униформе, а ему жена только что ее постирала и погладила, сказал он мне. Скорее всего, ее повесят, но никому не говори, что это я рассказала. Не предполагалось, что ты все вычислишь.
— А как насчет Вэла Лампмана?
Миссис Мюллет напустила на себя серьезное выражение лица.
— Упал, как и ты. Приземлился прямо на автомобиль мисс Уиверн. Сломал шею. Но помни, я нема как рыба.
Я долго молчала, пытаясь разобраться, как реагировать на эту, честно говоря, не неприятную новость. Похоже, правосудие само решило, как поступить с Вэлом Лампманом.
Внезапно мое сознание наполнили странные туманные образы искаженных лиц, плавающие в подернутой дымкой комнате, в которой я лежала беспомощная.
— Миссис Хьюитт, — наконец произнесла я. — Антигона. Жена инспектора, она еще здесь?
Миссис Мюллет бросила на меня удивленный взгляд.
— Не было ее. Не знаю ничего такого.
— Вы точно уверены? Она стояла прямо на том месте, где сейчас стоите вы, пару минут назад.
— Тогда она тебе приснилась, не иначе. С прошлой ночи тут никого не было, кроме меня и Доггера. И мисс Офелии. Она настояла на том, чтобы сидеть с тобой и утирать тебе лицо. О, и полковник, конечно же, когда Доггер нашел тебя в сугробе и принес в дом, но это было прошлой ночью, так вот. Сегодня он еще не приходил, бедняжечка. Беспокоится ужасно, так вот. Думаю, он найдет что тебе сказать, когда ты придешь в себя.
— Полагаю, да.
На самом деле я ждала этого с нетерпением. Отец и я, похоже, говорим друг с другом только в самых отчаянных обстоятельствах.
— Полагаю, да.
На самом деле я ждала этого с нетерпением. Отец и я, похоже, говорим друг с другом только в самых отчаянных обстоятельствах.
Я не услышала, как дверь открылась, и внезапно в комнате оказался Доггер.
— Ну что ж, — сказала миссис Мюллет. — Вот и Доггер. Я вполне могу вернуться к барашку. Они слопали весь дом, эти толпы. Нескончаемый поток, как тот ручей из псалма.
Доггер подождал, пока за ней не закрылась дверь.
— Вам удобно? — тихо спросил он.
Я поймала его взгляд и по каким-то непонятным причинам чуть не разрыдалась.
Я кивнула, боясь произнести хоть слово.
«Плачут только иностранцы», — однажды сказал мне отец, и я не хотела его разочаровывать своими рыданиями.
— Дело было на грани, — продолжил Доггер. — Я был бы весьма расстроен, если бы с вами что-нибудь случилось.
Будь все проклято!Мои глаза потекли, как водопроводный кран. Я потянулась за бумажной салфеткой, оставленной мне миссис Мюллет, и притворилась, что сморкаюсь.
— Извини, — выдавила я. — Я не хотела никому причинять неудобств. Просто я… я проводила эксперимент, касающийся Деда Мороза. Он не пришел, да?
— Посмотрим, — сказал Доггер, протягивая мне еще одну салфетку. — Откашляйтесь.
Я даже не заметила, что кашляю.
— Сколько пальцев я показываю? — спросил Доггер, держа руку справа от моей головы.
— Два, — ответила я не глядя.
— А теперь?
— Четыре.
— Атомное число мышьяка?
— Тридцать два.
— Очень хорошо. Основные алкалоиды белладонны?
— Это легко. Гиосцин и гиосциамин.
— Отлично, — сказал Доггер.
— Они были вместе, верно? Марион Тродд и Вэл Лампман имею в виду.
Доггер кивнул.
— Она не справилась бы с мисс Уиверн одна. Удушение целлулоидной пленкой требует исключительно сильных рук. Это чрезвычайно скользкое оружие, но с крайне высоким пределом прочности на разрыв, как вы путем химических экспериментов наверняка установили. Исключительно мужское оружие, надо сказать. Мотив, однако, остается непонятным.
— Месть, — сказала я. — И наследство. Мисс Уиверн пыталась сказать кому-то — Десмонду или Бан, а может, тетушке Фелисити. Я не смогла выяснить. Она знала, что они собираются убить ее. Поскольку она оплачивала подписку на «Полицейскую газету», «Настоящее преступление», «Всемирные новости» и так далее, она знала все признаки. Она записывала свои мысли на клочке бумаги, когда они ее прервали. Она засунула записку в носок ботинка, который они надели ей на ногу, когда переодевали. Большая ошибка с их стороны.
Доггер почесал голову.
— Я позже объясню, — добавила я. — Я такая сонная, что едва могу держать глаза открытыми.
Доггер протянул руку.
— Можете снять горчичный пластырь. Думаю, вы достаточно согрелись. По крайней мере сейчас.
Он подал мне серебряный поднос, и я положила на него жгучую пакость.
— Осторожно, потускнеет, — сказала я почти в шутку.
Хотя это правда. Едкие пары атакуют серебро 925-й пробы, не успеешь и глазом моргнуть.
— Все в порядке, — сказал Доггер. — Этот с гальванопокрытием.
Я с внезапным приступом смущения вспомнила, что отец отослал семейное серебро на аукцион несколько месяцев назад, и неожиданно устыдилась своего неосторожного замечания.
Не говоря ни слова, Доггер подтянул повыше мое одеяло и подоткнул его, потом подошел к окнам и задернул занавески.