‑Я шла за тобой. Я беспокоюсь. Я очень беспокоюсь.
– С кем не бывает. Посмотрела бы ты на меня во время гонки. – Он помолчал. А потом вдруг спросил без всякой связи с предыдущим разговором: – Рори был в гостинице, когда ты уходила?
– Да. Я видела его. – Она озадаченно нахмурилась, взглянув на Джонни.
– Он видел тебя?
– Что за странный вопрос!
– Я вообще странный человек. Спроси любого гонщика на треке. Так он видел тебя?
– Конечно. Почему... почему ты так настойчиво спрашиваешь про Рори?
– Я просто беспокоюсь: не хотелось бы, чтобы парнишка таскался ночью по улице и подхватил простуду. К тому же его вполне могут и ограбить. – Харлоу, задумавшись, умолк. – А впрочем, ерунда! Пришло на ум.
– Остановись, Джонни! Остановись! Я знаю, да, знаю, что он с ненавистью смотрит на тебя с тех пор... с тех пор...
– С тех пор, как я покалечил тебя.
– Ох, Боже мой! – По ее лицу было видно, как сильно она взволнована. – Он мой брат, Джонни, но ведь он не я. Что я могу сделать... Ты и сам понимаешь, чем вызвано его недоброжелательство, ведь ты же самый добрый человек в мире, Джонни Харлоу...
– Добротой ни за что не расплатишься, Мэри.
– И все же это так. Я знаю, ты таков. Можешь ты его простить? Можешь так поступить с ним? В тебе так много доброты, больше, чем нужно. Он еще совсем мальчик. А ты мужчина. Разве он может навредить тебе?
– Ты бы видела, как опасен мог быть девятилетний мальчишка во Вьетнаме, когда в его руках оказывалось оружие.
Мэри попыталась подняться со стула. В голосе ее были слезы, слезы блестели и в глазах.
– Пожалуйста, прости меня, – сказала она. – Я не собираюсь тебе мешать. Доброй ночи, Джонни.
Он нежно взял ее руку в свою, и она так и замерла с застывшим в отчаянии лицом.
– Не уходи, – попросил он. – Я просто хотел убедиться.
– В чем?
– Странно, но это уже не важно. Забудем о Рори. Поговорим о тебе. – Он подозвал официантку. – Повторите то же, пожалуйста.
Мэри посмотрела на его наполненный стакан.
– Что это? Джин? Водка? – спросила она.
– Тоник с водой.
– Ох, Джонни!
– Что это ты заладила: «Ох, Джонни, Джонни». – Невозможно было понять по его голосу, было это сказано с раздражением или нет. – Ладно. Ты просишь не беспокоиться, а сама все делаешь, чтобы вывести меня из себя. Хочешь, я угадаю причину твоего беспокойства, Мэри? У тебя есть пять поводов волноваться: Рори, ты сама, твой отец, твоя мать и я. – Она хотела возразить, но он остановил ее жестом. – Можешь забыть о Рори и его ненависти. Через месяц ему все это покажется дурным сном. Теперь о тебе... Только не вздумай отрицать, что тебя не беспокоят наши взаимоотношения: со временем и в них все встанет на свои места. Затем о твоих отце и матери и, конечно, здесь опять речь идет обо мне. Как, все правильно?
– Ты со мной давно так не говорил.
– Ну так что, я прав?
Вместо ответа она молча кивнула.
– Твой отец. Я знаю, он выглядит не очень хорошо, даже похудел. Предполагаю, что это от беспокойства о твоей матери и обо мне, именно в таком порядке.
– Моя мама? – прошептала она. – Откуда ты знаешь об этом? Никто не знает об этом, кроме эксперта Дадди и нас с отцом.
– Предполагаю, что Алексис Даннет тоже знает об этом, ведь он верный друг, но я сомневаюсь, что он слишком уж верен. Мне рассказал об этом твой отец всего два месяца назад.
Он доверял мне в те дни, тогда мы были еще дружны.
– Пожалуйста, Джонни...
– Это уже немного лучше, чем «Ох, Джонни». Он доверяет мне и сейчас, несмотря на все происшедшее. Только, пожалуйста, ни слова ему о нашем разговоре. Я ведь обещал ему никому ничего не рассказывать. Обещаешь?
– Обещаю.
– Твой отец не очень‑то общителен последние два месяца. Причина ясна. В моем положении я не могу задавать ему вопросы. А тебе задам. Что вы знаете о ней с тех пор, как она уехала домой в Марсель три месяца назад?
– Ничего. Ничегошеньки, – проговорила Мэри, положив свою руку на его. – А ведь раньше она звонила по телефону ежедневно, писала каждую неделю...
– И твой отец уже все испробовал?
– Папа миллионер. Неужели ты думаешь, что он не использовал все возможности?
– Я тоже так думаю. Что я могу для вас сделать?
Мэри побарабанила пальцами по столу и, взглянув на него, тихо произнесла:
– В твоих силах устранить другую причину его беспокойства.
– В моих?
Мэри кивнула.
Мак‑Элпайн в этот момент очень энергично изучал другую причину своего беспокойства. Он и Даннет остановились перед дверью гостиничного номера, Мак‑Элпайн вставил ключ в замочную скважину. Даннет с опаской огляделся и сказал:
– Не думаю, что дежурный администратор поверил хоть одному вашему слову.
– Ну и что? – Мак‑Элпайн повернул ключ в замке. – Я хотел получить ключ от номера Джонни, и я его получил, не так ли?
– А если бы вам его не дали?
– Я бы взломал эту чертову дверь. Я уже однажды это сделал, помните?
Они вошли в номер, заперли за собой дверь и оглядели все сначала с порога. Потом безмолвно и методично принялись осматривать комнату Харлоу, заглядывая во все мыслимые и немыслимые места, которых в гостиничных номерах, как известно, не так уж много. Три минуты, и осмотр закончился, он был настолько же успешным, насколько и малоутешительным. Двое мужчин удрученно разглядывали находки, принадлежавшие Харлоу, – четыре полные бутылки шотландского виски и пятую, наполовину пустую. Они обменялись взглядами, и Даннет выразил коротко чувства, общие для обоих.
– Иисус! – сказал он.
Мак‑Элпайн только кивнул. Он вообще не смог произнести ни слова, и все это из‑за обстоятельств, в которые сам себя поставил. Он сам принял решение дать Харлоу последний шанс, и в то же время сейчас перед ним были все доказательства необходимости немедленного увольнения Харлоу.
– Так что же делать? – спросил Даннет.
– Мы заберем эту чертову отраву с собой – вот что мы сделаем. – Глаза Мак‑Элпайна сузились, голос звучал напряженно.
– Но он сразу заметит их отсутствие. Насколько нам известно, вернувшись, он первым делом наведается к своим бутылочкам.
– Ну так и что? Даже если он обнаружит их отсутствие? Не бросится же он к администратору и не завопит: «Я Джонни Харлоу. И у меня только что украли пять бутылок шотландского виски из номера». Он ничего не сделает и ничего не скажет.
– Конечно, он ничего не скажет. Только что он подумает при этом?
– А кого интересуют мысли начинающего алкоголика? К тому же на нас уж точно никто не подумает. Ведь если бы это сделали мы, то на него сразу должны были бы посыпаться наказания. Так что же нам делать дальше? Пока мы не скажем ему ни слова. Поэтому он будет считать, что кражу совершил случайный вор. Может, даже кто‑то из команды, где найдется кое‑кто, способный на мелкую кражу.
– Значит, ему уже нельзя помочь ни в малой степени?
– Маленькие поблажки закончились. Будь он трижды проклят!
– Поздно уже, милая Мэри, – сказал Харлоу.