Странным было и то, что он курил сигарету. Рука с сигаретой была тверда, словно высеченная из мрамора. Харлоу задумчиво посматривал на дверь в конце коридора. За этой дверью, он знал, Мак‑Элпайн беседовал о нем с доктором, добродушным почтенным бородачом. И то, что говорил врач, Мак‑Элпайн воспринимал с недоверием и подозрительностью.
– Невозможно! Совершенно невозможно! Вы хотите убедить меня, что в его крови нет алкоголя? – восклицал он.
– Невозможно или возможно, но я сказал то, что есть. Мой лаборант‑коллега проверял дважды. У него в крови нет ни капли алкоголя, так что вы можете не волноваться о его выносливости и долгожительстве.
– Невозможно! – Мак‑Элпайн помотал головой. – Но, профессор, у меня имеются свидетельства...
– Для нас, долготерпеливых врачей, не существует ничего невозможного. Усвоение организмом алкоголя происходит с разной степенью скорости. С такой неожиданной скоростью, что для вашего молодого приятеля это...
– Но его глаза! – перебил Мак‑Элпайн. – Что с его глазами? Помутневшие, налившиеся кровью...
– Этому может быть полдюжины причин.
– А его зрение?
– Его глаза вполне в нормальном состоянии. А о его зрении ничего пока сказать не могу. Бывают случаи, когда глаза сами по себе здоровы, но в глазном нерве имеются какие‑то повреждения. – Врач поднялся. – Сделанных анализов недостаточно. Мне нужно провести серию проверок. К сожалению, не сейчас, потому что я опаздываю. Не сможет ли он зайти позже, скажем часов в семь вечера?
Мак‑Элпайн ответил утвердительно, с чувством поблагодарил доктора и вышел. Уже подходя к Харлоу, он заметил в его руке сигарету, вопросительно посмотрел на гонщика, снова перевел взгляд на сигарету в его руке, но так ничего и не сказал. Так же молча оба покинули госпиталь, подошли к «остину» Мак‑Элпайна и тронулись обратно, в направлении Монца.
Харлоу первым нарушил молчание, спросив миролюбиво:
– Поскольку я являюсь заинтересованным участником этого действа, то не могли бы вы мне сообщить, что сказал врач?
– Он еще не пришел к конкретному выводу, – сухо ответил Мак‑Элпайн. – Он хочет провести серию анализов. Первый из них сегодня вечером в семь часов.
– Предполагаю, что никакой необходимости в этом нет, ‑так же миролюбиво заметил Харлоу.
– Как это надо понимать? – глянул на него с недоумением Мак‑Элпайн.
– В полумиле отсюда есть придорожная закусочная. Остановите там, пожалуйста. Нам надо поговорить.
В семь часов вечера, когда Харлоу должен был находиться в госпитале, Даннет сидел в номере у Мак‑Элпайна. Настроение у обоих было как на похоронах. В руках оба держали высокие стаканы с шотландским виски.
– Иисус! Так он и сказал? Сказал, что у него начали пошаливать нервы, что он дошел до ручки и просит тебя найти возможность расторгнуть его контракт? – спросил Даннет.
– Именно так и сказал. Не стоит больше ходить кругами, сказал он. Не надо обманывать других и тем более обманывать самого себя. Бог знает, какое ему потребовалось мужество и сила воли, чтобы сказать так.
– А шотландское виски?
Мак‑Элпайн отхлебнул из стакана и надолго вперился взглядом в пространство.
– Смешно, ты не поверишь. Он сказал, что не переносит это чертово пойло и в действительности никогда его не пробовал, за что и благодарен судьбе.
Настала очередь Даннета отхлебнуть своего виски.
– Что же теперь ожидает его? Только не считайте, Джеймс, что я не представляю себе, какой это для вас удар – потерять лучшего гонщика мира! Но сейчас я все внимание сосредоточил бы на Джонни.
– Я тоже. Я очень беспокоюсь о нем.
– Я тоже. Я очень беспокоюсь о нем. Но что делать? Что делать!
А человек, заставивший всех так волноваться все это время, являл собой образец спокойствия и бодрости. Стоя перед зеркалом в своем номере, Джонни Харлоу то насвистывал, то вдруг умолкал, улыбаясь каким‑то своим мыслям. Наконец он облачился в куртку, вышел из номера, спустился в вестибюль, заказал оранжад в баре и сел за ближайший столик. Едва он успел отпить глоток, как вошла Мэри. Заметив Харлоу, она подсела к нему за столик, сжала обеими руками его руку.
– Джонни! – воскликнула она. – Ох, Джонни!
Харлоу посмотрел на нее печально.
– Отец сейчас сказал мне. Что же мы будем теперь делать? – спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Мы?
Она глядела на него долгие секунды без всяких слов, наконец отвела глаза и сказала:
– В один день пришлось потерять сразу двух лучших друзей.
– Двух... о ком это ты?
– Я думала, ты знаешь. – И вдруг слезы потекли по ее щекам. – У Генри стало плохо с сердцем. Он решил уйти.
– Генри? Мэри, дорогая! – Харлоу ответно пожал руку девушки и посмотрел на нее в упор. – Бедный старый Генри! Что же теперь ожидает его?
– Об этом не волнуйся, все будет хорошо, – вздохнула она. – Папа позаботится о нем в Марселе.
– Тогда все действительно хорошо, ведь Генри было очень тяжело в последнее время работать.
Харлоу несколько секунд молчал в задумчивости, потом ласково освободил свою руку из все еще сжимавших ее рук Мэри.
– Мэри, я люблю тебя. Знаешь ты об этом? Подожди меня здесь немного.
Минуту спустя Харлоу уже был в номере Мак‑Элпайна. Он застал здесь и Даннета, который, судя по виду, с неимоверным трудом сдерживал ярость. Мак‑Элпайн выглядел откровенно расстроенным. Время от времени он сокрушенно качал головой.
– Нет, ни за какие коврижки. Нет. Ни за что не позволю. Нет, нет, нет. Это невозможно. Чемпион мира, и вдруг – водитель транспортера. Человек не должен так выставлять себя на посмешище половине Европы.
– Может быть, – в голосе Харлоу не было слышно огорчения. – Но зато другая половина ее не будет смеяться, когда узнает реальную причину моего ухода, мистер Мак‑Элпайн.
– Мистер Мак‑Элпайн? Мистер Мак‑Элпайн! Для вас я по‑прежнему Джеймс, мой мальчик! И так будет всегда!
– Не во всем, сэр. Вы можете объяснить мой уход состоянием моего зрения, можете сказать, что я остался в команде тренером. Что, в конце концов, может быть естественней? Кроме того, вам на самом деле необходим водитель транспортера.
Мак‑Элпайн решительно тряхнул головой, как бы подводя черту спору.
– Джонни Харлоу никогда в жизни не будет водителем транспортера, и покончим с этим! – Он в самых расстроенных чувствах закрыл лицо руками. Харлоу бросил взгляд на Даннета, тот кивнул головой на дверь, и Харлоу, поняв его, тотчас вышел из номера.
После нескольких секунд молчания, медленно, подбирая слова, и совершенно безжизненным голосом Даннет заговорил:
– Так же вы и со мной когда‑нибудь обойдетесь. Видно, нам придется проститься, Мак‑Элпайн. Время нашего знакомства всегда было радостным для меня, исключая последние дни.
Мак‑Элпайн опустил руки, снова поднял их и изумленно уставился на Даннета.
– Что это вы задумали? – спросил он.
– Разве не ясно? Я свое здоровье очень берегу и постоянно расстраиваться, когда вы принимаете неверные решения, больше не могу себе позволить. Этот парень живет только гонками, это единственное, что он умеет, и теперь ему, если он уйдет, в целом мире не будет места. А я напомню вам, Джеймс Мак‑Элпайн, что это его стараниями за четыре кратких года «Коронадо» превратился из безвестной машины в популярный и пользующийся славой гоночный автомобиль, выигравший Гран При.