..
Конечно, конечно, вы можете поговорить с ней. – Он кивнул девушке, которая подбежала к нему и вырвала трубку.
– Папа? Папа! Да, да, конечно, это я. О, папа, я никогда не думала...
– Хватит.
Яблонски закрыл своей лапищей микрофон и отнял у нее трубку: Удовлетворены, генерал Блэр? – Он немного помолчал, затем широко улыбнулся. – Спасибо, генерал Блэр. Мне не нужны никакие гарантии – слово генерала Рутвена всегда было достаточной гарантией.
Он выслушал своего собеседника, и, когда снова заговорил, сардоническая насмешка в его взгляде на Мери Рутвен уступила место искренности в его голосе:
– К тому же вы прекрасно знаете, что если попытаетесь надуть меня с деньгами или вызовете полицию, вы больше никогда не услышите голоса своей дочери. Не волнуйтесь, я приеду, у меня масса причин сделать это, а именно пятьдесят тысяч.
Он повесил трубку:
– Вставай, Толбот, мы приглашены в высший свет.
– Ага. – Я и не думал вставать. – А затем ты передашь меня полиции и получишь свои пятьдесят тысяч.
– Конечно, а почему бы и нет?
– Я мог бы привести тебе двадцать тысяч доводов против.
– Да? – Он оценивающе посмотрел на меня. – Не может быть.
– Не дури, дай мне неделю или, скажем...
– Я отношусь к той категории людей, парень, которые предпочитают синицу в руке. Давай, пошли. Похоже, ночью нам предстоит хорошенькая работа.
Он разрезал мои путы, и мы вышли в гараж. Яблонски держал девушку за запястье, а ствол его пистолета находился в полуметре от моей спины. Я не видел его, но мне и не надо было видеть – я знал, что дело обстоит именно так.
Уже наступила ночь. Северо‑западный ветер усилился и принес с собой резкий запах моря и холодный ливень, громко стучавший по кронам пальм и поливавший асфальтовую дорожку, по которой мы шли. Яблонски поставил свой «форд» менее чем в ста ярдах от нас, за углом основного корпуса мотеля, но пока мы прошли эти ярды, промокли до нитки. Из‑за ливня на стоянке не было никого, но, несмотря на это, Яблонски загнал свою машину в самый темный угол. Он открыл обе правые дверцы и встал у задней.
– Залезайте первой, леди, с другой стороны. Ты, Толбот, поведешь машину.
Он захлопнул мою дверь, когда я сел за руль, и, усевшись на заднее сиденье, приставил ствол своего маузера к моему затылку:
– На шоссе поворачивай на юг.
Мне удалось нажать именно те кнопки, которые требовалось, проехать по пустынному двору мотеля и повернуть направо.
– Дом вашего старика стоит далеко от основного шоссе, не так ли? спросил Яблонски девушку.
– Да.
– Как‑нибудь по‑другому можно подъехать к нему? По второстепенным улицам, боковым дорогам?
– Да, можно объехать город и...
– Ладно, мы поедем прямо через город. Я рассуждаю так же, как Толбот, когда он приехал в «Ла Контессу», – никто не будет искать его ближе пятидесяти миль от Марбл‑Спрингз.
Мы проехали через город молча. На улицах никого не было, лишь несколько пешеходов встретилось нам. В городе оказалось всего два светофора, и оба раза я попадал на красный, и оба раза маузер упирался мне в затылок. Вскоре мы выехали из города. Проливной дождь яростно барабанил по капоту и крыше машины. Это напоминало езду под водопадом, а дворники не были рассчитаны на это. Мне пришлось снизить скорость до 20 миль, но все равно я становился слепым всякий раз, когда встречные машины освещали рассеянным светом своих фар наше лобовое стекло. Эта слепота становилась полной из‑за струй воды, которые мощным потоком били по лобовому стеклу и борту машины, когда встречные машины проносились мимо, поднимая волну, которой гордился бы и командир эсминца.
Мери Рутвен уперлась головой в лобовое стекло, пытаясь рассмотреть дорогу. Возможно, она хорошо знала ее, но сегодня ночью не узнавала. В неподходящий момент мимо нас пролетел направлявшийся на север грузовик, и она почти прозевала съезд с дороги.
– Вот он! – Она схватила меня за предплечье так сильно, что «форд» выскочил на обочину. Я остановил машину в пятидесяти ярдах за съездом.
Слишком узкая дорога не позволяла развернуться, поэтому, прежде чем удалось это сделать, мне пришлось поелозить по шоссе взад‑вперед. Мы подползли к повороту и медленно съехали с шоссе. Быстро поворачивать не рекомендовалось. Как бы то ни было, мне удалось остановиться всего в нескольких футах от покрашенных белой краской решетчатых ворот, которые могли бы остановить и бульдозер. Ворота, как оказалось, находились почти в конце тоннеля с почти плоской крышей. Слева от нас была примерно семифутовая стена из известняка футов двадцати длиной, а справа – белая будка с дубовой дверью и закрытыми ситцевыми занавесками окнами, выходящими в тоннель. Будка и стена соединялись слегка выпуклой крышей. Я не видел, из чего сделана крыша, да меня это и не интересовало. Я разглядывал человека, который вышел из будки еще до того, как я остановил машину.
Престарелые дамы с аристократическими манерами мечтают о таком шофере. Он был великолепен, он был безупречен, он был поэмой в темно‑бордовых тонах. Даже его высокие ботинки для верховой езды казались темно‑бордовыми. Бриджи, застегнутый на все пуговицы китель, перчатки, засунутые под эполет, даже кепи – все было того же оттенка. Он снял кепи.
Волосы его оказались не темно‑бордовыми. Они были густыми, черными, блестящими и разделялись пробором справа. Смугловатое лицо и широко расставленные темные глаза, широкие плечи... – поэма. Такой же здоровый, как и я, но выглядел он намного лучше.
Мери Рутвен опустила стекло, и шофер наклонился, чтобы посмотреть на нее. Когда он разглядел, кто сидит в машине, его губы растянулись в широкой белозубой улыбке. И если облегчение и радость в его глазах были поддельными, то он был лучшим актером, которого я когда‑либо встречал.
– Это действительно вы, мисс Мери. – Он обладал глубоким голосом и говорил, несомненно, как истинный англичанин. Когда у вас 285 миллионов долларов, то вам ничего не стоит нанять пастуха‑англичанина, чтобы он приглядывал за вашим стадом импортных «роллс‑ройсов». Шоферы‑англичане великолепны. – Я счастлив, что вы вернулись, мэм. С вами все в порядке?
– Я тоже счастлива, что вернулась, Саймон. – Она положила свою руку на его и слегка пожала. – Со мной все в порядке. Как папа?
– Генерал очень волновался, мисс Мери, но теперь все будет хорошо.
Мне сказали, чтобы я ждал вас. Сейчас я сообщу, что вы прибыли.
Он начал поворачиваться, а затем снова наклонился и уставился на заднее сиденье. Было видно, как он напрягся.
– Да, это – пистолет, – спокойно произнес Яблонски. – Просто держу его, сынок, – чертовски неудобно сидеть с пистолетом в кармане брюк. Ты сам‑то этого не замечал?
Я посмотрел на шофера, и точно – правый карман его брюк слегка оттопыривался.
– Немного портит покрой костюмчика, не так ли? – продолжил Яблонски.
– И не вздумай воспользоваться своим пистолетом – опоздал. Кроме того, ты можешь поранить Толбота. Это он сидит за рулем – живые пятнадцать тысяч, и я хочу доставить его в превосходном состоянии.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. – Лицо его потемнело, он с трудом сохранял вежливость. – Я позвоню в дом.
Он зашел в будку, снял телефонную трубку и нажал на кнопку. Тяжелые ворота медленно и беззвучно раскрылись.
– Осталось только встретить ров и опускную решетку, – пробормотал Яблонски, когда мы медленно двинулись вперед.