Одетый в униформу шофер ввел через подъездные ворота темно-синий лимузин, на дверце
которого был виден герб Французской республики; поскольку это была машина посольства, она проехала вверх только на один этаж. Вслед за ним в
гараж влетел черный седан ничем не примечательной наружности. Эта машина ехала по пандусам, пока не забралась на самый верхний этаж. Водитель
седана не искал свободного места в рядах машин, он продолжал движение по центральному проезду, ведущему к передней части здания, пока не уперся
в стену. Затем он вышел, захлопнул дверцу и шагнул навстречу приближавшемуся дежурному по этажу.
- Единение, - тихо произнес водитель седана.
Дежурный кивнул и ответил:
- Единение.
После этого водитель поспешил к машине, открыл заднюю дверцу и сказал:
- Все в порядке.
Из седана вышли еще четверо. Двое из них носили фетровые шляпы с опущенными полями, еще двое были в кепках; у всех были подняты воротники
пальто. Один из них шел по центральному проезду на несколько шагов впереди, указывая дорогу. Затем, повернув вправо, он протиснулся между двумя
автомобилями и продолжил движение сквозь лабиринт машин. Остальные шагали следом. Наконец путь им преградила стена. Шедший впереди поднес к ней
руку и в тусклом свете фонаря стал ощупывать ее поверхность. Наконец ему удалось найти кнопку звонка.
Прямо перед ним приоткрылась дверь, и в просвете показалось лицо. Тот, кто возглавлял пришедших, произнес:
- Единение.
Дверь распахнулась еще шире, и мужчины вошли.
Здесь было около тридцати человек. Все были молоды, некоторые казались совсем мальчишками. На крючках вдоль одной из стен висели головные
уборы и пальто собравшихся; воротнички серых рубашек были расстегнуты. Несколько человек сидели за столом, расположенном в центре помещения,
остальные стояли то тут, то там. разбившись на группы по несколько человек. Комната освещалась лампой без абажура, свисавшей с потолка на
длинном шнуре. Своим мрачным, темно-коричневым цветом стены комнаты были обязаны толстым звукоизолирующим панелям из пробки; для того чтобы свет
не просачивался сквозь щели наружу, края двери были обтянуты резиновой лентой.
Пятерка вошедших была встречена прозвучавшим вразнобой коллективным приветствием: "Единение!" - и каждый из находившихся в комнате встал
навытяжку.
Тот, кто привел группу, мужчина плотного сложения, со светло-каштановыми волосами и плотно сжатым кривым ртом, в один прием быстро оглядел
собравшихся. Один из тех, что сидели за столом, поспешил к нему, а затем повернулся к собравшимся.
- Люди! - закричал он. - Тот, кого мы ждали, пришел!
По комнате пробежал негромкий шепот, но плотный мужчина проигнорировал его. Отбросив стоявший на дороге стул, быстрыми шагами он подошел к
столу и постучал костяшками пальцев по телефонному аппарату.
- Для чего это здесь, - потребовал он ответа, - для украшения?
- Почему для украшения, - возразил некто стоявший поблизости, - на прошлой неделе он был подключен.
- Уж не хотите ли вы сказать, что он подключен к телефонной сети?
- Несомненно! - Отвечавший произнес это с некоторой долей обиды.
- Несомненно что? Несомненно, что это ловушка?
Да, так оно и есть.
Завтра же избавьтесь от него. Или нет. Не завтра. Оставьте телефон здесь, но не пользуйтесь им. А будет звонить - не
поднимайте трубку.
Однако оппонент мужчины плотного сложения не хотел уступать.
- Я не вижу, чем он может... - начал было он.
- Зато я вижу. Да и вам не мешало бы. Но давайте спросим у людей! - И с этими словами мужчина плотного сложения повернулся к собравшимся. -
Единение! - сказал он. - Соратники, давайте объясним нашему товарищу. Я считаю, что телефон - вещь глупая и опасная. Те, кто согласен со мной,
поднимите руки.
Руки большинства собравшихся взметнулись к потолку. Мужчина плотного сложения не стал ждать колеблющихся.
- А теперь пусть проголосуют те, кто не согласен со мной! - крикнул он.
Таковых не оказалось. Мужчина повернулся к провинившемуся.
- Начиная с этой минуты, - сказал он, - вы разжалованы в рядовые. А позже мы подыщем вам замену на данном посту. Согласны?
Тот не колебался. Он поднял правую руку, прижал ее к сердцу и произнес отчетливо и ясно:
- Единение!
- Это хорошо, - прокомментировал мужчина плотного сложения. - Одетые в серые рубашки бойцы не боятся опасностей, они приветствуют их и сами
выходят им навстречу. Однако нельзя допускать, чтобы наших товарищей убивала преступная глупость. - Сказав это, он вновь обратился к собравшимся
в комнате:
- Соратники! Подходите, пожалуйста, поближе.
Все, кто был в комнате, решительно двинулись к лидеру, не сводя с него глаз. То ли убедительность его слов, то ли электризующая живость
интонаций наполняла воздух какой-то возбуждающей энергией. Распрямив плечи, собравшиеся стояли плотной группой и внимательно глядели на мужчину,
который в это время поднимался на стул.
Не повышая голоса, он начал выступление:
- Люди, меня зовут Линкольн Ли. Кое-кто из вас уже встречался со мной в Детройте или Мемфисе, однако большинство видит меня в первый раз.
Это мой первый визит в Вашингтон, но он может оказаться не последним.
В какой-то, не такой уж далекий день я приду в город, чтобы остаться, точно так же как, придя в Рим, Муссолини остался в Риме, а Гитлер - в
Берлине. Нет, я не буду использовать их идеи или их методы; ведь это же - Соединенные Штаты Америки, и не кто иной, как сами американцы будут
определять судьбу своей страны, не кто иной, как сами американцы будут намечать путь своей страны, и не кто иной, как сами американцы пойдут
вместе с нами к намеченной цели. Верно я говорю, люди?
Реакция собравшихся была мгновенной, они с энтузиазмом выкрикнули, как выдохнули, одно слово: "Единение!"
- Да. Единение. Единение по крови и по тем идеалам, которые нужны Америке, которые она обязана иметь, и пусть всех остальных постигнут кара
и презрение. Хотя вы знаете, кого я имею в виду, могу вновь назвать их.
Это - грязные плаксивые евреи, коварные и лживые почитатели папы римского, анархисты, а также мерзкие коммунисты - наши враги вам хорошо
известны. Но мы не являемся врагами тех добрых американцев, которые пока что не разделяют наши взгляды и не признают нашей руководящей роли. Мы
только хотим убедить их, что нам принадлежит руководящая роль, что я - вождь нации, которого они ждут, и тогда миллионы американцев вступят в
наши ряды.