Уверяю вас: вряд ли можно собрать лучшее общество. И все отказались в последний момент! Пришлось доставать
запасной список. Вы когда-нибудь видели подобное сборище?
В течение двух часов я сидела на телефоне и упрашивала - вы можете себе представить? - упрашивала их прийти на прием. И вот лучшее, что я
смогла сделать!
Только посмотрите на этого старого дурака Блэнчарда.
Вот что я вам скажу, Мэйбл, я твердо убеждена, что президент решил выступить перед конгрессом со своим военным посланием во вторник
двадцать девятого апреля только потому, что знал: прием и обед у меня назначены именно на этот день, а его послание - единственное, что может
нарушить мои планы. Почему, спрошу я вас, он не мог...
У миссис Браун было право перебивать собеседника, и, когда у нее появлялось такое желание, она знала, как этим правом воспользоваться.
- Салли, - проговорила она, - вы сказали "военное послание"?
Ее собеседница, стройная и хорошенькая, уставилась на нее голубыми глазами:
- Конечно. А разве это не так?
- Я не знаю. А вы знаете, что это такое?
- Ну, это как-то связано с войной. Это я и имела в виду.
- О-ох. - На миг губы у миссис Браун сжались в узкую полоску, но затем она заговорила снова:
- Надеюсь, что он выскажется против войны. Надеюсь на это всем сердцем. Полагаю, что и вы тоже.
Салли Вормен в недоумении пожала плечами.
- Наверное, - сказала она. - Не сомневаюсь, Мэйбл, вы - человек серьезный и успели обдумать ситуацию, а что до меня, то все мои мысли
сегодня были связаны только с этим обедом. И вы посмотрите на результат моих трудов! Нет, только политики мне и не хватало.
- Моя дорогая, война - это не политика. Можете не сомневаться: война - это единственный род человеческой деятельности, грязнее которого не
может быть даже политика.
- Боже правый! - Салли улыбнулась миссис Браун и похлопала ее по плечу. - Тогда мне лучше держаться подальше и от войны тоже. Однако уже
двадцать минут девятого. Боже, помоги мне, ведь вся эта команда весельчаков должна быть накормлена. Сюда идет ваш муж.
Молитесь за меня, ради бога!
И она упорхнула.
Тремя часами позже Салли Вормен стояла в просторном вестибюле своего дома и улыбалась мужчине, который горой возвышался над ней. Это был
сенатор, единственный из "трех самых лучших", который не подвел Салли и пришел на ее прием, мужчина с некогда каштановыми, а теперь почти совсем
седыми волосами и изборожденным морщинами лицом государственного деятеля, много повидавшего на своем веку. Он смотрел на Салли усталыми карими
глазами. Ему с трудом удавалось улыбаться в ответ на улыбку хозяйки дома.
Некоторые из гостей уже ушли, те, кто остались, разделились на две немногочисленные группы: одни танцевали в гостиной, другие собрались за
столами для игры в бридж на втором этаже.
- Мне так хотелось поговорить с вами. - Голубые глаза Салли пристально всматривались в лицо сенатора.
- Милое дитя! Благодарю вас и за это ваше желание, и за обед. Он был превосходным.
- Отнюдь нет, - капризно проговорила Салли. - Он был ужасным. Взять хотя бы разговоры за столом. В какой-то момент мне показалось, что
вот-вот начнется война и придется просить Бартона подать к столу револьверы, а не вилки.
В какой-то момент мне показалось, что
вот-вот начнется война и придется просить Бартона подать к столу револьверы, а не вилки.
Сенатор наклонил голову, соглашаясь с н".
- Да, нервы у всех взвинчены. Вы еще слишком молоды, моя дорогая, и не очень отчетливо представляете себе реальное положение вещей.
- Возможно. Но скажите мне, будет война?
- Боже, я сам хотел бы это знать!
Но Салли не отпускала своего гостя:
- Я хотела спросить про президента. Это не из-за него вам позвонили сюда? Он намеревается сделать заявление?
- Не знаю. А телефонный звонок... ну, это было приглашение явиться на одно собрание. Туда я сейчас и направляюсь.
Салли кивнула:
- Я слышала о нем. Это у сенатора Аллена. И по дороге туда вы должны решить, на чьей вы стороне.
- Вот как! Стало быть, это собрание уже стало объектом сплетен. - На мгновение веки тяжело опустились, прикрыв усталые карие глаза, и
улыбка исчезла с лица сенатора.
- Не знаю. Да и какое это имеет значение? - Салли Вормен взяла в свои гладкие тонкие пальцы лацкан его черного пальто, потянула на себя и
застыла в этом положении. Целеустремленный взгляд ее голубых глаз был направлен прямо на сенатора. - Но что имеет значение, - продолжила она, -
так это то, что в ваших силах повести это собрание в нужном направлении. Вот об этом-то я и хотела побеседовать с вами. Возможно, я, как говорит
Мэйбл Браун, бестолковая, но если это и так, то я, по крайней мере, в большинстве. Таких, как мы, множество, и мы знаем, на чьей мы стороне.
Конечно, мы ненавидим войну, однако понимаем, что существует ряд вещей, которые еще более отвратительны.
Единственное, что вызывает у нас некоторое сомнение, так это то, что мы видим одного из наших лидеров - настоящего, проверенного лидера, -
скажем так, колеблющимся. Разве вам не стыдно, нет, на самом деле разве вам не стыдно вводить нас в заблуждение? - При этих словах тонкие пальцы
осторожно подергали лацкан.
Сенатор молчал.
- Вы не стыдитесь этого? - настаивала Салли.
С высоты своего роста сенатор смотрел на лицо собеседницы. Рот его был плотно сжат, губы немного выпячены, крупная, благородных очертаний
седая голова заметно покачивалась из стороны в сторону. Он фыркнул, а затем сказал:
- Вот оно, значит, как. Дитя, мое дорогое дитя! Мой голубоглазый шовинист!
- Глупости! - с презрением отрезала Салли. - И не стоит наклеивать ярлыки.
- Нет. - Он буквально выдавил из себя это слово, произнеся его тихо и протяжно. Неожиданно он снова сказал: "Нет!" - на этот раз коротко и
более громко.
После этого, бормоча что-то о том, что он опаздывает, сенатор попятился, освобождая свой лацкан из цепких пальцев, затем повернулся и
направился к двери, но на полпути к выходу обернулся.
- Послушайте, миссис Вормен. - Говорил он негромко, но тон его был резок. - Мне кажется, вы занимаетесь не своим делом. Ради бога,
держитесь от всего этого подальше. И передайте своему мужу... Я полагаю, что он до сих пор играет в бридж наверху. Надо же - играет в бридж! Так
вот, скажите ему, что в моих глазах его попытки втянуть вас во все эти грязные...
Вдруг сенатор замолчал. Он стоял, глядя на Салли, губы его шевелились, но он не произносил ни единого слова.