– Вы познакомились через Рауля?
– Рафаэль очень поддержал меня, когда Рауля убили.
– Он разрешал Марио оставаться у тебя на ночь.
– Мои дети ему тоже нравились.
– Марио часто у вас ночевал?
– Не реже раза в неделю. Чаще всего в выходные, когда я посвободней, – ответила она. – Единственное, чего он не позволял Марио, это залезать в бассейн.
– Удивительно, что у сеньора Веги не было бассейна.
– Был, но Рафаэль его засыпал и заложил дерном. Он их не любил.
– Кто‑нибудь еще знал, что Марио ночует у тебя?
– Да все соседи – у мальчишек ведь шумные игры, – усмехнулась Консуэло. – По‑моему, Хавьер, копаться в таких мелких деталях ужасно утомительно, а?
– Знаешь, именно повседневные мелочи позволяют узнать, как люди жили на самом деле. Из маленьких деталей складывается общая картина, – сказал он. – Раньше мне действительно это казалось скучноватым, но теперь, как ни странно, я нахожу такую работу увлекательной.
– С тех пор как начал жить заново?
– Что, прости?
– О… я не хотела быть бестактной.
– Я и забыл о твоей вечной иронии… это ведь в твоем духе, не так ли, донья Консуэло?
– Без «доньи» можешь обойтись, Хавьер, – сказала она. – Тебе ирония не к лицу. И прости. Это была мысль, которую не следовало озвучивать.
– Чего только не думают про меня люди! Эта история сделала меня притчей во языцех. Повезло еще, что людям хочется задать сразу так много вопросов и они не знают, с чего начать.
– Я всего лишь хотела подчеркнуть, что прекрасно понимаю твое пристальное отношение к деталям. Когда рушится основа жизни, повседневные мелочи и впрямь приобретают особое значение. Они не дают всему рассыпаться, – задумчиво проговорила Консуэло. – Мне самой пришлось многое перестраивать со времени нашей последней встречи.
– Новая жизнь, новый дом… новый любовник? – спросил он.
– Я это заслужила, – ответила она.
– Спрашивать – моя работа.
– Это личный интерес или просто вопрос в ходе следствия?
– Скажем так: и то и другое.
– У меня нет любовника, и… если ты к этому подводил, я не интересовала Рафаэля.
Фалькон прокрутил ее слова в голове и не уловил никакого подтекста.
– Вернемся к мелочам, – сказал он. – В котором часу ты говорила с сеньорой Вегой?
– Около одиннадцати. Сказала, что уложила Марио и он заснул. Обычный разговор двух матерей, вот и все.
– Он длился не дольше обычного?
Глаза Консуэло наполнились слезами, она поморгала. Губы сжали сигарету. Она выдохнула дым и с трудом сглотнула.
– Такой же, как всегда, – сказала она.
– Она не хотела поговорить с мальчиком или…
Консуэло наклонилась вперед, уперлась локтями в колени и всхлипнула. Фалькон поднялся, подошел к ней и протянул платок. Он погладил ее по спине.
– Мне жаль, – сказал он. – Из мелочей составляется общая картина…
Он взял у нее сигарету и загасил в пепельнице. Консуэло успокоилась. Фалькон вернулся в кресло.
– После смерти Рауля я начинаю нервничать каждый раз, как речь заходит о детях.
– Должно быть, твоим детям было тяжело.
– Однако они удивительно быстро пришли в себя. Похоже, я переживаю их потерю острее, чем они сами. Скорбь выбирает странные пути, – сказала она. – Я стала постоянно жертвовать деньги детям, осиротевшим из‑за СПИДа в Африке, детям, которых эксплуатируют в Индии и на Дальнем Востоке, бездомным детям в Мехико и Сан‑Пауло, на реабилитацию мальчиков‑солдат… Не знаю почему, но остановиться не могу.
– Я стала постоянно жертвовать деньги детям, осиротевшим из‑за СПИДа в Африке, детям, которых эксплуатируют в Индии и на Дальнем Востоке, бездомным детям в Мехико и Сан‑Пауло, на реабилитацию мальчиков‑солдат… Не знаю почему, но остановиться не могу.
– Разве Рауль не оставил какие‑то деньги фонду помощи бездомным детям?
– Думаю, он не только деньги оставил. Там было что‑то посерьезней.
– Деньгами заглаживал вину… за Артуро? Его сына, которого украли и не нашли…
– Не начинай снова, – попросила она. – Я и так забыть об этом не могу.
– Ладно. Тогда продолжим. У Лусии ведь в Мадриде сестра? Она сможет присмотреть за Марио?
– Да, у нее двое детей, один – ровесник Марио. Я буду по нему скучать, – пожаловалась она. – Это ужасно – потерять отца, но потерять еще и мать – невыносимо, особенно в таком возрасте.
– Ты приспосабливаешься, – сказал Фалькон, чувствуя боль собственных переживаний. – Принимаешь любовь, от кого бы она ни исходила. Инстинкт выживания недооценивают.
Они смотрели друг на друга, каждый думал: каково это – жить без родителей? Затем Консуэло вышла в ванную. Раздался шум воды. Фалькон, чувствуя себя опустошенным, откинулся на спинку кресла. Он должен был найти силы, чтобы работать дальше. Как отыскать способ держаться на расстоянии от переживаний и чувств людей, в жизнь которых он вторгался?
– Так что, по‑твоему, произошло ночью в доме Вега? – спросила Консуэло. Она вернулась в комнату, приведя лицо в порядок.
– Похоже, сеньор Вега задушил жену, а после покончил с собой, выпив бутылку жидкости для прочистки труб, – сказал Фалькон. – Позже будет установлена официальная причина смерти. Если все произошло именно так, мы должны найти частицы подушки под ногтями сеньора Веги… те детали, которые всегда дают нам…
– А если не найдете?
– Тогда придется копнуть глубже, – вздохнул Фалькон. – Мы и так… озадачены.
– А новая машина? А то, что он собирался ехать отдыхать?
– Самоубийцы редко афишируют свои намерения. Ведут себя как обычно. Подумай, сколько раз ты слышала, как родственники самоубийцы говорят: «Но он казался таким спокойным и нормальным». Это потому, что человек принимает решение и наконец‑то обретает покой. Нет, нас озадачил способ и странная записка.
– Он написал предсмертную записку?
– Не совсем. У него в кулаке был клочок бумаги, на котором по‑английски написано: «…растворены в воздухе, которым вы дышите с одиннадцатого сентября и до скончания…» Тебе это о чем‑нибудь говорит?
– Слова ничего не объясняют, верно? – произнесла она. – Почему одиннадцатое сентября?
– Один из криминалистов сказал, что Вега, возможно, финансировал Аль‑Каиду, – ответил Фалькон. – Шутка, конечно.
– Хороша шутка… Да разве нас сейчас нельзя заставить поверить во что угодно?
– Тебе хоть когда‑нибудь казалось, что сеньор Вега не в себе?
– Рафаэль выглядел абсолютно нормальным, – сказала Консуэло. – Это Лусия была не в себе. Вечные депрессии, приступы маниакально‑навязчивых состояний. Ты видел ее гардероб?
– Много туфель.
– Многие одного цвета и фасона, как и платья. Когда ей что‑то нравилось, она покупала сразу по три штуки. Сидела на лекарствах.
– Значит, в критический момент Вега, судя по твоему описанию его характера, не стал бы обращаться к кому‑то вне семьи, а поговорить с женой не было возможности.
– Работа в ресторане научила меня не судить о чужой жизни по внешним проявлениям.