Он взял пинцет и перевернул пластиковую бутылку, лежащую рядом с вытянутой рукой Веги. Литровая бутылка из‑под жидкости для очистки труб.
Фалькон пошел назад по коридору и осмотрел комнаты на первом этаже. Столовая ультрасовременная. Стол – толстое непрозрачное зеленое стекло на двух стальных арках. Сервирован на десять персон. Белые стулья, белый пол, стены и лампы тоже белые. Должно быть, здесь, в кондиционированной прохладе, обедавшие чувствовали себя как внутри холодильника, не заставленного лотками для масла и остатками еды. Фалькону показалось, что в этой комнате никому и никогда не пришла бы в голову даже мысль о веселье.
Гостиная напоминала мелочную лавку: все поверхности заставлены безделушками – сувенирами из всех стран мира. Фалькон представил семейный отпуск: Вега самозабвенно фотографирует каждый уголок с помощью новейшей цифровой камеры, пока его жена опустошает магазинчики для туристов. На средней подушке дивана лежали радиотелефон, начатая коробка шоколадных конфет и три пульта – от дивиди‑плеера, видео и телевизора. На полу – пара пушистых розовых тапочек. Свет выключен, телевизор тоже.
Ступени лестницы, ведущей наверх, в спальню, сделаны из плит абсолютно черного гранита. Поднимаясь, Фалькон осмотрел отполированную до блеска поверхность каждой. Ничего. Верхняя площадка выложена черным гранитом, инкрустированным ромбами белого мрамора. Фалькон оказался у дверей хозяйской спальни. Вошел и увидел: в двуспальной кровати лежит женщина. Лицо закрыто подушкой, руки вытянуты поверх легкого одеяла. Тонкая полоска наручных часов расстегнута, кончики ее торчат, будто взывая о помощи. Из‑под одеяла видна только одна нога, ногти выкрашены в ярко‑красный цвет. Он подошел к постели и проверил пульс, глядя на две вмятины в подушке. Лусия Вега тоже была мертва.
Наверху находились еще три комнаты, все с ванными. Одна была пуста, в другой стояла двуспальная кровать, а последняя принадлежала Марио. На потолке комнаты мальчика нарисовано ночное небо. На кровати мордочкой вверх лежал старый плюшевый медвежонок без одной лапы.
Фалькон сообщил Кальдерону о втором трупе. Судебный медик стоял на коленях над телом сеньора Веги и старался разжать его пальцы.
– Похоже, в правой руке сеньора Веги записка, – сказал Кальдерон. – Тут кондиционеры, тело быстро остыло, а я хочу, чтобы доктор извлек ее целиком. Какие появились соображения, инспектор?
– На первый взгляд похоже на самоубийство по сговору. Задушил жену, а затем хлебнул немного жидкости для прочистки труб, хотя это жуткий и долгий способ покончить с собой.
– По сговору? С чего вы взяли, что они об этом договорились?
– Это лишь первое впечатление, – повторил Фалькон. – Тот факт, что мальчишку отослали, может означать наличие сговора. Для матери мысль о смерти ее ребенка была бы невыносимой.
– А для отца?
– Зависит от обстоятельств. Если есть вероятность финансового или морального бесчестия, он мог не хотеть, чтобы его сын видел это или жил с сознанием вины отца. Вега мог рассматривать такое убийство как благодеяние. Случалось, мужчины убивали всех своих родных, считая, что не оправдали их надежд и будет лучше, если умрут все, кто носит опозоренное родовое имя.
– Но вы не до конца уверены в этой версии? – спросил Кальдерон.
– Самоубийство, по взаимному согласию или нет, редко бывает спонтанным, а здесь, на месте преступления, я обнаружил несколько деталей, не вписывающихся в ситуацию. Прежде всего, дверь не была надежно заперта. Консуэло Хименес позвонила сказать, что Марио уснул, то есть они знали, что он не вернется, но не заперли дверь на два оборота.
– Дверь захлопнули, этого было достаточно.
– Если собираешься сделать что‑то чудовищное, постараешься скрыться за накрепко запертой дверью, чтобы наверняка исключить любую вероятность вторжения.
Психологическая потребность. Серьезные самоубийства обычно совершают со всеми предосторожностями.
– Что еще вас насторожило?
– То, как все здесь оставлено: телефон, конфеты, тапочки. В этом есть какой‑то… как бы сказать? Недостаток преднамеренности.
– Это относится к жене, разумеется, – согласился Кальдерон.
– Впрочем, пока мои рассуждения – всего лишь догадка, – подчеркнул Фалькон.
– А жидкость для прочистки труб? – продолжил Кальдерон. – Зачем пить жидкость для труб?
– В бутылке может оказаться и что‑нибудь покрепче, – сказал Фалькон. – А вот зачем… Ну, он мог отмерить себе наказание… Что‑то вроде желания очистить себя от всех грехов. Кроме того, способ бесшумный и необратимый. Все зависит от того, что еще он выпил.
– Что ж, инспектор, действительно похоже на умысел. Итак, в этих смертях есть элементы умысла и спонтанности.
– В общем… если бы они лежали рядышком на кровати, взявшись за руки, а к пижаме Веги была приколота записка, я бы с радостью счел это самоубийством. В данных обстоятельствах предпочитаю расследовать случай как убийство, прежде чем принимать окончательное решение.
– Возможно, записка в его руке развеет наши сомнения, – произнес Кальдерон. – Хотя странно переодеваться ко сну, перед тем как… Или это тоже психологическая потребность? Подготовка к самому долгому сну.
– Будем надеяться, что Вега из тех, кто оставляет включенными камеры слежения и заряжает в видеомагнитофон кассеты, – сказал Фалькон, возвращаясь к практическим вопросам. – Мы должны осмотреть кабинет.
Они прошли через холл и спустились по лестнице в коридор. Кабинет Веги был справа, окна выходили на улицу. Кожаное кресло развернуто спинкой к столу, на стене в рамке – постер с изображением корриды, проходившей в этом году во время апрельской ярмарки.
Большой пустой письменный стол светлого дерева с ноутбуком и телефоном. Под столом тумба на колесиках с тремя ящиками. За дверью четыре черных шкафа для документов, а в конце комнаты – записывающее оборудование для камер слежения. Лампочки не горят, вилки вытащены из розеток. Внутри каждого магнитофона – неиспользованная кассета.
– Дело плохо, – констатировал Фалькон.
Все шкафы были заперты. Он подергал ящики под столом. Заперты. Фалькон поднялся в спальню и нашел гардеробную: справа – его рубашки и костюмы, слева – ее платья и множество туфель (некоторые пугающе одинаковые). В ящике высокого комода лежали бумажник, связка ключей и сверху несколько мелких купюр.
Один ключ открыл тумбу под столом. В двух верхних ящиках не нашлось ничего необычного, но, когда Фалькон открыл третий, в глубине, за стопкой бумаги он нащупал твердый предмет. Пистолет.
– Редкая марка. Нечасто доводится видеть девятимиллиметровый «Хеклер и Кох», – сказал Фалькон. – Такой покупаешь, если ждешь неприятностей.
– Будь у вас пистолет, что бы вы предпочли? Выпить литр жидкости для труб или вышибить себе мозги? – спросил Кальдерон.
– Если б пришлось выбирать… – начал Фалькон.
В дверях показался адвокат, в его темно‑карих глазах застыл гнев.
– Вы не имеете права!.. – заговорил он.
– Это расследование убийства, сеньор Васкес, – сказал Фалькон. – Сеньора Вега – в постели наверху, ее задушили подушкой. У вас есть предположения, зачем ваш клиент держал это в кабинете? Васкес моргнул при виде пистолета.
– Севилья – один из тех занятных городов, где богатые, уважаемые люди живут буквально рядом с подонками общества: совсем недалеко отсюда находится район Сан‑Пабло, славящийся преступниками и наркоманами.